огненным дыханием, то ужасающим грохотом заставляли вздрагивать и прятаться.

– Может, сатана на землю собирается? – усмехнулась Алевтина Дмитриевна, кивнув после ужина на бушующую за окном непогоду.

– Если уже не спустился, – грустно продолжила Вилена.

– Ты на карлика намекаешь?

– А на кого же ещё! Да если бы не это животное, Миша уже дал бы о себе знать звонком, письмом, запиской, в конце концов, цветами. А так ни словечка, ни былинки, ни травинки… Прячется он от этого выродка, а почему, не понимаю.

Мать собрала со стола посуду, отнесла на кухню. Вернулась с сахарницей и заварочным чайничком.

– Кстати, у выродка есть имя, отчество и фамилия – Сергеем Петровичем Рассадовым в больничке записан.

Вилена пожала плечами.

– Да хоть Мамаем Мамаевичем Мамаевым! Надеюсь, его состояние не слишком обнадёживающее?

– Надейся, но реальность хуже. Врачи констатировали содранную кожу на локте, лёгкое сотрясение полулысой головы и трещинку в ключице, через пару дней отпустят.

– Будем считать, повезло. Жаль, не нам.

– Погоди отчаиваться. Я расскажу, что ты не видела, и вместе подумаем, как дальше действовать.

Алевтина Дмитриевна опустилась на диван, задумалась, однако по её взволнованному лицу легко было догадаться, как сильно переживает. Вилена присела рядом, но не проронила ни слова.

– В общем, так, доченька, – вздохнув, начала Алевтина Дмитриевна, – как только ты ушла на остановку, к Рассадову, давай данного уродца теперь так величать, подбежала женщина, по облику цыганка. Откуда взялась, не знаю, но вела себя вначале явно испуганно, наклонилась над карликом, хотела понять, живой или нет. А когда увидела милиционеров и то, что Рассадов зашевелился, оправляется от шока и даже встать пытается, отпрянула, затесалась в толпу и молча наблюдала. Я встала неподалёку у неё за спиной. И не напрасно. Когда карлика положили на носилки и погрузили в скорую помощь, она по сотовому телефону кому-то позвонила и сказала только

одну, но замысловатую фразу: «Успокойся, Бог на нашей стороне, хотя Мультимэтр живой, но этот случай – великолепный момент от него избавиться. Жди возле шестой горбольницы. Чёрную

спрячь подальше, поменяй номера, её в розыск объявили, возьми белую».

– Мама, если я правильно поняла, речь шла о машинах, а Мультимэтром она называла лилипута Рассадова?

– Несомненно. Дальше дамочка останавливает такси и прямиком в больницу. Джип исчез. Когда – не заметила. Я тоже ловлю машину и следом. Но я раньше приехала, куда та заезжала – загадка. А вот здесь-то и начина-

ется анекдот. Если помнишь, Рассадов-Мультимэтр был грязнее грязи, хоть шлангом отмывай. Так его в больнице и восприняли за кусок слякоти. И прямо в одежде под душ. Ты бы слышала, как он визжал, грозил и матерился – зэки позавидуют. В нём спеси больше чем в толпе абстракционистов. Свой сотовый об пол расколотил, потому что тот, мокрый, не сработал. В общем, кое-как отмыли пострадавшего, раздели, вытерли, обрядили в детскую пижамку и направляют в палату общую. Бедняга, едва услышал про общую, чуть не в кому свалился. Врачу, который его обследовал, заявляет: «А сколько ваша больница стоит, я её купить хочу. Тот его выслушал и в ответ:

«Здорово вас, Сергей Петрович, шибануло, я вам рекомендую психдиспансер приобрести, он и дешевле, и уютнее, решётки импортные, забор эксклюзивный, а ворота – чудо чугунных ноу-хау!» Чем бы их диалог закончился – не знаю, тут цыганочка появилась. Ни на кого, не обращая внимания, врача, будто родненького, обняла, сунула в кармашек несколько купюр и давай нашёптывать на ушко. Рассадин насупился, смотрит исподлобья, сизо-багровый, злится, но помалкивает. А врач на оттопыренный карман с подношением покосился, похоже, мысленно бумажки пересчитал,

разрумянился и – сама милость. Хоть в школу этику преподавать посылай. Ушла цыганка с ним палату подбирать, а Мультимэтр от ревности кушетку деревянную ногтями в щепу царапает. И тут я ему на глаза попалась. Просиял, взмолился агнцем луноликим, упросил надеть халат белый и пойти посмотреть, чем его краля с врачом занимаются. Я и не поняла вначале. Спрашиваю: и как своё появление объясню? А он, вот инфекция, соображает быстрее компьютера, моментально заявляет: скажи, мол, что он меня сиделкой нанял, и от них ни на шаг.

– И ты согласилась? – негодуя, выпалила Вилена.

– Виленочка, ты напрасно лютуешь, это удача! Вдумайся, я теперь могу беспрепятственно общаться с ним и наблюдать, что вокруг творится. Пусть ненароком, но нечто услышать, а если удастся вытащить карлика на разговор о Михаиле…

– И не боишься?!

– Солнышко! Я историк, а историю не только констатировать, но и вершить можно!

– Мама, от твоей истории мертвечиной веет!

– Волков бояться – в лесу не хамить! Ты дослушай, что дальше было.

Надела я халатик, замаскировалась, так сказать, под медперсонал и за славной парочкой вдогонку из приёмного покоя на второй этаж. А они

стоят в коридоре и любезничают, да так мило – голубки, да и только. А медсёстры тяжелобольных из одной палаты растаскивают по другим.

Как я поняла, для Рассадова-Микромэтра стараются, отдельную готовят. Меня, конечно, перекривило от подобных правил в этой больнице, но

виду не подала. Подошла, отрекомендовалась, как Рассадов велел, поинтересовалась, чем помочь. Цыганочка не удивилась такому повороту событий, мне даже показалось – слегка обрадовалась. Видно, не впервой он за ней соглядатаев приставляет. А вот докторишка разочарованно долго на меня пялился да хмурился, что-то соображал, но руку свою с талии девицы убрал.

Алевтина Дмитриевна смолкла, прислушиваясь к тому, что творится на улице, подошла к окну, сквозь стёкла глядя на разбушевавшуюся стихию.

Поправила шторы. Перекрестилась, вернулась на диван.

– Мама, тебе что-то показалось?

– Ливень, доченька, ливень! Погода сегодня матушкой терзается – словно дитё потеряла.

– А что дальше с этим Микромэтриком?

– Ничего примечательного. Спустилась, доложила, что палату освобождают его величеству, а его пассия вне подозрений. Тот слегка успокоился,

по крайней мере, лавку перестал царапать. Потом эта парочка за ним пришла, укольчики успокоительные прописали, дабы сильно не нервничал. А где-то к одиннадцати он домой меня отправил, до утра. Сказал, что ночью его красавица подежурит.

– О зарплате поговорить, естественно, забыл? – ехидно поинтересовалась Вилена.

– Разумеется, такие хозяева страны только на словах для народа щедрые. Впрочем, я особо и не интересовалась. Главное – понять, откуда этот хмырь, кто с ним, кто за ним? Какое отношение имеет к алмазам? Уверена, их исчезновение – его рук дело, его.

– И как ты собираешься это сделать? Втереться в доверие, обольстить, оболгать?

– Не знаю! Но в одном уверена: у нас есть козырь, о котором цыганка не догадывается.

Вилена изумлённо посмотрела на мать.

– Ты хочешь передать ему её разговор по телефону? Рассказать, что его убить собираются?

– Нет, доченька. Боюсь, что ситуация сложится по-иному и мне придётся его спасать.

– Эту нелюдь… С ним даже Миша не хочет связываться. Ты… серьёзно… спасать?

– Более чем! Сама подумай, кто мне расскажет про алмазы и прочие тайны откроет. Ох и непростой этот лилипут! Есть подозрение, с прошлым нашей семьи он связан. Я это уже не чувствую, я это вижу, только разглядеть не могу! Пока я для него всего-то старушка-сиделка, и нанял меня он, а не я напрашивалась!

– Делай как знаешь. А я пошла посуду мыть. Кстати, ты мне давно обещала про Станиславского рассказать. Какое отношение он имеет к украденным

алмазам и семье.

– Обещала – расскажу. Но вначале отмоюсь, согреюсь и приду в себя на кухне.

СТАНИСЛАВСКИЙ, БЕРИЯ, МЕЙЕРХОЛЬД И СМЕРТЬ

Недолго Алевтина Дмитриевна в себя приходила. Через час подошла к книжной полке, достала довольно объёмный фолиант.