– Теперь это дело полиции, – со знанием дела заявил Эрик. – Вряд ли мы еще что-нибудь услышим, пока они не поймают убийцу и не отдадут под суд.

Тут как раз прозвенел звонок, так что им пришлось оставить игру, поставить парты на место и скрепя сердце заняться французским.

Добравшись до дома, Малкольм сразу кинулся за газетой, но не нашел там никаких упоминаний о трупе в канале. Зато «Труп в библиотеке» оказался на редкость захватывающим, так что он проглотил его в один присест, запоем, хотя ему давно уже полагалось спать. Несмотря на все жестокости, которые в ней творились, книга почему-то была не такой страшной, как мысль о человеке, потерявшем желудь, – несчастном, напуганном и задушенном.

Эти мысли никак не шли у Малкольма из головы; от них было невозможно отделаться. Вот если бы они с Астой сразу же предложили ему помочь! Они нашли бы желудь, человек улизнул бы от агентов ДСК и остался бы жив…

С другой стороны, эти двое из ДСК вполне могли следить за ним всю дорогу и, возможно, собирались арестовать в любом случае. То, какой одинокой и тоскливой оказалась его смерть, – вот что терзало Малкольма больше всего.

На следующий день после школы он отправился в монастырь – посмотреть, как там ребенок. Ему сказали, что прекрасно и сейчас она спит, и нет, увидеть ее никак нельзя.

– Но у меня для нее подарок, – взмолился Малкольм, обращаясь к сестре Бенедикте, которая работала у себя в кабинете. Сестра Фенелла была занята где-то еще и повидаться с ним не пришла.

– Очень мило с твоей стороны, Малкольм, – сказала монахиня. – Если ты дашь его мне, я прослежу, чтобы она его получила.

– Спасибо, – сказал с сомнением Малкольм, – но я лучше приберегу его до тех пор, когда смогу отдать сам.

– Как пожелаешь.

– Может, мне что-нибудь сделать, пока я тут?

– Нет, Малкольм, сегодня не надо, спасибо. У нас все отлично.

– Сестра Бенедикта, а когда они прикидывали, поместить сюда ребенка или нет, это бывший лорд-канцлер все решил? Лорд Наджент, да?

– Он, разумеется, принимал в этом участие. А теперь, если позволишь…

– А чем вообще занимается лорд-канцлер?

– Он один из высших представителей судебного ведомства в королевстве. И спикер Палаты лордов.

– Почему тогда он принимает решения об этом ребенке? Детей-то в стране, должно быть, пруд пруди. Если бы это он решал, куда кого из них девать, у него бы больше ни на что времени не оставалось.

– Уверена, ты прав, – сказала сестра, – но так уж получилось. Родители девочки – важные люди, наверняка причина в этом. Надеюсь, ты ни с кем об этом не болтал? Дело наверняка секретное и уж точно частное. А теперь, Малкольм, ты меня прости, я должна привести в порядок эти счета до того, как начнется вечерня. Ступай. Мы с тобой поговорим в другой день.

Она сказала «все отлично»… но это было совсем не так. Сестре Фенелле уже полагалось вовсю заниматься обедом, а ее нигде не было видно, зато по коридорам со встревоженным видом сновали какие-то незнакомые сестры. Малкольм беспокоился за малышку, но ведь сестра Бенедикта всегда говорила правду… И все-таки ему было не по себе.

Малкольм вышел наружу, под темную вечернюю морось. В мастерской горел теплый свет: наверняка плотник, мистер Тапхаус, все еще там. Он постучал в дверь и вошел.

– Что это вы делаете, мистер Тапхаус? – спросил он.

– А на что это похоже?

– На окна. Вот это похоже на кухонное, только… Ой, нет, это ставни, да?

– Верно. Посмотри, юный Малкольм, какая эта рама тяжелая.

Старик поставил раму для кухонного окна посреди комнаты, и Малкольм честно попробовал оторвать ее от пола.

– Ого! Вот это тяжесть!

– Вся из двухдюймового дуба! Еще прибавь вес самого ставня и представь, что получится.

Малкольм представил.

– Нужно очень надежное крепление в стене. Они куда будут открываться – наружу или внутрь?

– Наружу.

– Тогда его ничего, кроме камня, не удержит. Как же быть?

Мистер Тапхаус подмигнул и распахнул шкаф. Внутри Малкольм увидел какое-то большое механическое устройство, опутанное кольцами толстых проводов.

– Антарная дрель, – гордо сказал плотник. – Хочешь помочь? Подмети-ка здесь.

Он закрыл шкаф и протянул Малкольму метлу. Пол был засыпан толстым слоем стружки и древесных опилок.

– А почему… – начал было Малкольм, но мистер Тапхаус его перебил.

– Можешь, конечно, спрашивать, да только много все равно не узнаешь. Все окна разломаны, а почему – никто мне не говорит. Я и не спрашиваю. Я вообще никогда не спрашиваю. Просто делаю, что сказали. Вот только это не значит, что мне не интересно.

Старик поднял раму и прислонил к стене рядом с еще несколькими.

– Что, и витражи тоже? – ужаснулся Малкольм.

– Витражи – пока нет. Сестры думают, что они слишком ценные и вряд ли кто попытается их разбить.

– Так это для защиты? – недоверчиво спросил Малкольм.

Да кому в целом свете понадобится нападать на монахинь или бить им окна?

– Ничего другого я не придумал, – пожал плечами мистер Тапхаус, убирая стамеску обратно в футляр на стене.

– Но… – мальчик не знал, как закончить фразу.

– Но кто станет угрожать монахиням? Да уж, в том-то и дело. На этот вопрос у меня ответа нет. Но что-то носится в воздухе. Чего-то они все боятся.

– Тут как-то все стало… странно.

– Точно.

– Это как-то связано с ребенком?

– Кто его знает. Ее папаша в свое время крупно насолил Церкви.

– Лорд Азриэл?

– Он самый. Но я бы на твоем месте не совал нос в эти дела. О некоторых вещах даже говорить опасно.

– Почему? Что тут может быть опасного?

– Вот что, хватит. А когда я говорю «хватит», это значит – хватит. Не надо забываться.

Деймон мистера Тапхауса, потрепанного вида дятлица, сердито щелкнула клювом. Малкольм замолчал и принялся сметать опилки и стружку к поленнице, из которой плотник завтра будет топить старую чугунную печь.

– Пока, мистер Тапхаус, – сказал он, закончив.

Старик что-то проворчал в ответ.

Разделавшись с «Трупом в библиотеке», Малкольм взялся за «Краткую историю времени». Эта книга пошла куда тяжелее, но он ничего другого и не ждал, тем более что тема оказалась ужасно интересная, пусть даже Малкольм понимал далеко не все, о чем писал автор. Он твердо решил закончить книгу к субботе и почти в этом преуспел.

Когда он пришел, доктор Релф как раз меняла разбитое стекло в задней двери. Малкольма это страшно заинтересовало.

– Как это случилось? – стал допытываться он.

– Кто-то его разбил. Я заклинила верх и низ двери, так что внутрь они бы все равно пробраться не смогли, да, видно, понадеялись, что ключ остался в замке.

– Найдется у вас замазка? И несколько стекольных гвоздей?

– А что это такое?

– Такие мелкие гвоздики без шляпок, чтобы удерживать стекло на месте.

– Я думала, это замазкой делается.

– Не ею одной. Могу принести вам немножко.

На Уолтон-стрит, минутах в пяти пешком, была лавка скобяных изделий – любимое место Малкольма после корабельной лавки. Он мельком взглянул на имевшиеся у доктора Релф инструменты: все нужное у нее было, так что Малкольм помчался в лавку и в мгновение ока вернулся с мешочком стекольных гвоздей.

– Я видал… я видел, как мистер Тапхаус один раз такое делал в монастыре. Он плотник, – пояснил мальчик. – А делал он вот что… глядите, я вам покажу…

Чтобы не расколотить стекло молотком, он приставил стамеску боком к гвоздю, и стукнул уже по ней, вгоняя гвоздь.

– Ух ты, хорошая мысль, – восхитилась доктор. – Дай-ка я попробую.

Убедившись, что она ничего не напортит, Малкольм дал ей забить последние гвоздики, а сам принялся мять и греть замазку.

– Тебе, наверное, нужен шпатель? – спросила хозяйка.

– Нет. Обычный столовый нож вполне сойдет. Лучше с круглым кончиком.

На самом деле Малкольм никогда не шпатлевал стекла самостоятельно, но хорошо помнил, как это делал мистер Тапхаус, а у того выходило очень аккуратно.