А потом благополучная жизнь вдруг начала сыпаться. Дочь вышла замуж и уехала на другой конец страны, сама Александра из домохозяйки вдруг превратилась в популярную детскую писательницу и одновременно с выходом первой книги узнала о том, что муж изменяет ей. Как в скверном анекдоте, пришла домой не вовремя и застала Виктора с женщиной. Сколько сил потребовалось ей, чтобы принять измену, уговорить себя, будто это – досадная случайность, единственная уступка мужа своим низким инстинктам, и надо скорее все забыть и жить дальше! Все ее существо противилось такому решению, но Александра смогла переломить себя, потому что нет ничего важнее брака – и надо сохранять его любой ценой.

Тут вдруг откуда ни возьмись появился Мешков. Книгу Александры как раз собирались экранизировать, постановщики отнеслись к автору чрезвычайно внимательно, спросили, кого она хотела бы видеть в ролях своих любимых героев, и автор без колебаний назвала Мешкова. С ним связались, и Всеволод вдруг решил, что автор детских книг очень нравится ему. По какой-то странной иронии судьбы он тоже влюбился в нее по фотографии и по продукту творчества, как и она в него когда-то.

Александра долго не поддавалась на его ухаживания, пока не пришлось ей столкнуться с безжалостной правдой. Муж изменил ей не один раз, а делал это систематически, начав чуть ли не на следующий после свадьбы день. Она, конечно, воспитывалась еще при советской власти и получила прекрасные навыки игнорирования реальности и собственных интересов, но чтобы жить дальше с Виктором, этого умения все же оказалось недостаточно.

Об ухаживаниях Мешкова она в те минуты не думала и планов никаких не строила, ибо твердо была уверена, что после развода жизни нет. Все. Конец. Только мертвое пепелище.

Жизнь кончена, поняла Александра, когда собрала вещи Виктора и выставила его за дверь. Поэтому и потянулась к Всеволоду, что будущего у нее не было, а перед самым концом можно делать, что хочется. Небольшой приятный бонус, возвращение к исходной точке, откуда все началось, изящное замыкание круга.

Но время шло, и настал момент, когда Александра с изумлением сообразила, что очень ошибалась и ничего не кончено. Жизнь продолжается, пусть не такая, как она думала, пусть изуродованная, искалеченная, но продолжается со всеми своими повседневными заботами, с рутиной и бытом, маленькими радостями и неприятностями. И вдруг оказалось, что Мешков не очень подходит к этой жизни. Что он был для нее как омут, в который она прыгнула, но не утонула.

Он – человек из другого мира, его нельзя даже познакомить с родителями, потому что папа ненавидит и презирает рокеров, считая их предателями родины. У него концерты, гастроли, мучительные дни, когда он сочиняет свои песни. Репетиции по много часов. Но к этому она вполне бы приспособилась, если бы не одно «но». Товарищи Всеволода курили марихуану, и Александра подозревала, что любовник тоже не безгрешен в этом отношении. Она сорок пять лет прожила в мире, где не было наркотиков, и совершенно не хотела вводить их в свою реальность. Мешков клялся, что в юности, да, покуривал, но давно бросил и из лозунга «секс, наркотики, рок-н-ролл» практикует только первое и третье, а второе не пускает в свою жизнь ни под каким видом. Александра пыталась заставить себя поверить, но трудно это вязалось с знанием, что бывших наркоманов не бывает. Да и вообще после измен Виктора она как-то разучилась верить людям.

Ей было хорошо с Всеволодом, но раз начав думать об его пристрастии, она уже не могла перестать это делать. Наверное, со временем Александра успокоилась бы, но помешали мысли о первой жене Мешкова. В самом начале отношений он сухо сообщил, что вдовец уже больше десяти лет, и ничего больше не прибавил к этому. Ни кто была его жена, ни отчего умерла, никогда не рассказывал, и Александра стала представлять всякие ужасы. Может быть, жена была наркоманка и умерла от передозировки. Может быть, Мешков причастен к ее смерти. Что-то здесь явно нечисто, иначе бы он поделился с новой подругой, потому что во всех других отношениях был вполне откровенен.

Александре теперь трудно было отождествлять себя с той влюбленной девочкой, слушавшей по ночам запрещенные песни, а Мешкова – с магнитофонными пленками и старыми фотографиями, вызывавшими в ней целый водоворот чувств, но и настоящий, современный Всеволод очень нравился ей, и порой так хотелось забыть обо всех этих «но». Запах травы, доносящийся из студии, когда вся группа собирается на репетицию, вполне можно принимать за обычный сигаретный дым, и никто не запрещает думать, что ударник набил себе кучу татуировок просто для красоты, а не чтобы скрыть следы инъекций. В общем-то, нет никаких препятствий к тому, чтобы быть счастливой. Больше половины жизни она прожила в иллюзиях, почему бы не практиковать это и дальше? Только если с Виктором она не понимала, что обманывает себя, то с Мешковым придется делать это вполне осознанно, а жить, зная, на что именно ты усердно закрываешь глаза, – то еще удовольствие.

И Александра рассталась с любовником. И, странное дело, почти не страдала от разлуки. Звонок Мешкову – просто легкая слабость, вызванная тяжелым и грустным днем, и очень хорошо, что они разминулись. Ей было бы нечего сказать ему.

Не хотелось такое о себе понимать, но ей понравилось жить одной. Заботиться только о себе самой и вечера проводить в одиночестве, за размышлениями о новой книге, а не выслушивать хвастливые россказни мужа об его гениальных достижениях на хирургической ниве. Одиночество, которое всегда представлялось хуже ада, оказалось неожиданно приятным, хотя Александра понимала, что так считать очень плохо и в принципе женщина всегда обязана стремиться к простому женскому счастью.

Александра потянулась к сумке, которую, войдя, бросила на журнальный столик, и едва не перевернулась в кресле-качалке. Пришлось встать.

Достав телефон, она написала эсэмэску: «Прости, Всеволод, я набрала тебя случайно».

Через неделю после похорон Инги вдруг позвонила свекровь и пригласила в гости. Александра удивилась, но поехала.

Зачем-то с дачи завернула в городскую квартиру, где тщательнейшим образом оделась, уложила волосы и накрасилась, чтобы не дать свекрови повода снова заметить, что она «опростилась».

Дорога в дом родителей мужа была хорошо знакома. Сколько раз они ходили по ней вместе с Виктором, держа за руки маленькую Катю! Всегда праздничные, нарядные, с цветами или тортиком, с бутылкой вина, поэтому добирались общественным транспортом, а не на машине.

Альбина Ростиславовна считалась любезной и доброжелательной хозяйкой, и у нее как-то очень здорово выходило оскорблять невестку, не покидая границ своей любезности и доброжелательности. «Ах, дорогая, этот салат должен быть сладким! Майонезом его заправляют только плебеи!», «Неужели Витя это ел?», «Я так мечтаю, чтобы внучке с младенчества прививался хороший вкус!», «Человек должен быть увлечен своей работой, а не делать ее из-под палки!», «Дорогая, ты выглядишь утомленной!» – подобные сентенции сыпались из свекрови, как из рога изобилия, и после каждого общения с ней Александра оставалась с чувством, что является дурной, глупой и низкой женщиной, тем более сильным, что прямо ничего плохого не произносилось, так что к собственным недостаткам ей следовало приплюсовать еще излишнюю подозрительность, а также неблагодарность.

Родители Виктора жили в центре города, в старом доме, в квартире с высокими потолками, но на редкость бестолковой планировки. Настоящие советские врачи, подвижники, они мало заботились о деньгах и быте, и квартира у них всегда выглядела опрятной, но в то же время слегка запущенной. Они так и не сподобились сделать хороший ремонт, так, бывали хаотические всплески активности у свекрови: то поклеит новые обои в одной комнате, то наконец поменяет расколотый унитаз, но при отсутствии системного подхода это никак не облагораживало вид и не делало жизнь удобнее. Александра много раз предлагала сделать ремонт, откладывала на это деньги, говорила, пусть родители мужа только выберут интерьер, какой хотят, и уезжают отдыхать, а она уж воплотит в жизнь их мечты.