– Где она живет?
– В Глостершире. У нее двое несносных детей и зануда-муж. А предел счастья для нее – это тащить по скаковому полю пару ньюфаундлендов на поводках и орать приветствия всем знакомым на трибунах. – Хэнк обернулся, на лице у него было написано глубочайшее недоумение. Оливия рассмеялась. – Вы, конечно, не понимаете, о чем я говорю?
– Только самый общий смысл. – Он вернулся к разглядыванию снимков. – А кто эта красивая дама?
– Это мама.
– А портрет отца у вас тут есть?
– Нет. Отца нет в живых. А это мой брат Ноэль. Красавец-мужчина с голубыми глазами.
– Действительно хорош собой. Он женат?
– Нет. Ему уже почти тридцать, а он все еще холост.
– У него, конечно, есть девушка?
– Такой, чтобы жила с ним вместе, нет. И никогда не было. Он всю жизнь боится потерять свободу. Знаете, из тех, кто не может принять приглашение на вечеринку из страха, что поступит другое, более престижное.
Хэнк беззвучно рассмеялся.
– Вы беспощадны к своим родным.
– Знаю. Но какой смысл цепляться за сентиментальные иллюзии, особенно в моем возрасте?
Она вышла из-за стойки и расставила на столе паштет, масло и черный хлеб с поджаристой корочкой. Потом взяла спички и зажгла свечи.
– А кто это?
– На которую вы смотрите?
– Вот. Мужчина с девочкой.
– А, это. – Оливия подошла и встала с ним рядом. – Этого мужчину зовут Космо Гамильтон. Рядом его дочь Антония.
– Миловидная девчушка.
– Этот снимок я сделала пять лет назад. Теперь ей должно быть восемнадцать.
– Ваши родственники?
– Нет, это друг. Бывший друг. Любовник, если точнее. У него дом на Ивисе. Пять лет назад я оставила работу и целый год прожила там с ним.
Хэнк вздернул брови:
– Целый год! Прожить столько с человеком – это большой срок.
– Время пролетело очень быстро.
Она чувствовала на себе его взгляд.
– Вы его любили?
– Да. Больше, чем кого бы то ни было в жизни.
– А почему вы не вышли за него замуж? Или он был женат?
– Нет, жены у него не было. Но я не хотела выходить за него, потому что не хотела выходить ни за кого. И теперь не хочу.
– Вы с ним видитесь?
– Нет. Я с ним простилась, и на том наш роман закончился.
– А что его дочка, Антония?
– Не знаю.
– Вы не переписываетесь?
Оливия пожала плечами.
– Я посылаю ему поздравительную открытку каждое Рождество. Так мы уговорились. Одну открытку в год. С птичкой.
– Не особенно-то щедро, по-моему.
– Да, в самом деле. Вам, наверное, трудно это понять, но главное, Космо понимает. – Она улыбнулась. – А теперь, когда с моими близкими покончено, не пора ли налить вина и что-нибудь поесть?
Он сказал:
– Завтра суббота. Что вы обычно делаете по субботам?
– Иногда уезжаю из города до понедельника. Иногда остаюсь дома. Расслабляюсь. Распоясываюсь. Зову знакомых выпить и поболтать.
– У вас уже есть планы на завтра?
– А что?
– Я не назначал на субботу никаких встреч и подумал, может, возьмем машину и поедем куда-нибудь вместе? Вы бы показали мне вашу английскую природу, о которой я столько читал, но никогда не было времени поехать посмотреть своими глазами.
Ужин кончился. Они оставили тарелки на столе, выключили свет и с кофе и коньяком вернулись к камину. Теперь оба сидели на диване вполоборота друг к другу: темная голова Оливии откинута на малиновую индийскую подушку, ноги подогнуты, одна лакированная туфелька соскочила и лежит на ковре.
Она сказала:
– Я хотела завтра съездить в Глостершир к матери.
– Она вас ждет?
– Да нет. Я думала созвониться с ней перед сном.
– А это обязательно?
Оливия задумалась. Она уже решила, что поедет, а когда решение принято, можно больше не беспокоиться. Но теперь…
– Не то чтобы обязательно, – ответила она. – Просто мама была нездорова, и я у нее давно не была, а надо бы.
– А я не мог бы вас уговорить перенести поездку на другой день?
Она улыбнулась, отпила еще глоток крепкого черного кофе и твердо поставила чашечку точно на середину блюдца.
– Как же вы будете меня уговаривать?
– Ну, я попытался бы соблазнить вас обедом в четырехзвездочном ресторане. Или катанием на пароходе по реке. Или прогулкой по лугам. Тем, что вам больше нравится.
Оливия обдумала приманки.
– Наверное, я могла бы отложить поездку к маме на неделю. Завтра она меня не ждет, так что не огорчится.
– Значит, вы согласны?
Она приняла решение:
– Да.
– Мне взять машину напрокат?
– У меня есть своя, в отличном состоянии.
– Куда же мы отправимся?
Оливия пожала плечами:
– В Новый лес. Вверх по берегу Темзы до Хенли. Можно поехать в Кент и посмотреть сады в Сиссингхерсте.
– Отложим решение на завтра?
– Можно и так.
– В котором часу назначим выезд?
– Надо бы пораньше. Чтобы успеть выбраться из города, пока улицы не запружены.
– В таком случае мне, пожалуй, пора возвращаться к себе в отель.
– Да, – сказала Оливия. – Пожалуй, пора.
Но ни он, ни она не двинулись с места. Их взгляды устремились навстречу друг другу с противоположных концов большого белого дивана. Соприкоснулись. В комнате стояла тишина, пленка в магнитофоне кончилась. По окнам струился дождь. Мимо дома проехала машина. Часы на каминной полке отсчитывали секунду за секундой. Был уже почти час ночи.
Наконец он, как она и ожидала, придвинулся к ней, обнял одной рукой за плечи, притянул к себе. Теперь ее голова уже не покоилась на малиновой подушке, а легла на его теплую, крепкую грудь. Свободной рукой он отвел волосы с ее щеки, повернул к себе за подбородок и, наклонившись, поцеловал в губы. Рука его с подбородка скользнула ей на шею и дальше вниз, на маленькую выпуклость груди.
– Я весь вечер этого хотел, – проговорил он.
– А я весь вечер этого ждала.
– Мы выезжаем рано утром… Тебе не кажется, что мне бессмысленно уезжать в «Риц» ради каких-то четырех часов сна, а потом возвращаться обратно?
– Да, ужасно глупо.
– Можно я останусь?
– Отчего же нет?
Он отстранился и посмотрел ей в лицо. В его взгляде была странная смесь желания и усмешки.
– Есть, правда, одно препятствие, – сказал он. – У меня нет бритвы и зубной щетки.
– У меня имеется и то и другое. Нераспечатанное. На всякий случай.
Он сказал, смеясь:
– Ты поразительная женщина.
– Да, мне говорили.
Оливия, как всегда, проснулась рано. Часы показывали половину восьмого. В просвет между шторами просачивался холодный свежий утренний воздух. Только-только рассвело. На небе ни облачка. Кажется, погода обещает быть хорошей.
Оливия немножко полежала, сонная, расслабленная, с улыбкой вспоминая минувшую ночь и предвкушая удовольствия предстоящего дня. Потом, повернув голову, стала с удовольствием разглядывать лицо мужчины, спящего на другой стороне ее широкой кровати. Одна подогнутая рука под головой, другая – поверх пушистого белого одеяла, загорелая, как и все его крепкое, моложавое тело, и покрытая мягким золотистым пушком. Оливия протянула руку и погладила его локоть, осторожно, как какую-нибудь фарфоровую безделушку, просто ради удовольствия ощутить кончиками пальцев фактуру и форму.
Легкое прикосновение не потревожило его сон, и, когда она отняла пальцы, он продолжал спать.
А Оливия окончательно проснулась и почувствовала прилив бешеной энергии. Ей захотелось поскорее отправиться в путь. Осторожно отвернув одеяло, она вылезла из постели, сунула ноги в домашние туфли, надела розовый шерстяной халат, перетянула тонкую талию поясом и, поплотнее закрыв за собой дверь спальни, спустилась вниз.
День действительно обещал быть прекрасным. Ночью чуть-чуть подморозило, но бледное утреннее небо было безоблачно, и первые низкие лучи зимнего солнца уже легли вдоль пустынной улицы. Оливия отворила входную дверь, внесла молоко на кухню и поставила бутылки в холодильник. Потом собрала со стола оставшуюся от ужина посуду, сунула ее в моечную машину и накрыла стол к завтраку. Она насыпала кофе в кофеварку, достала бекон и яйца, а также коробку сухих хлопьев. Потом зашла в гостиную, поправила диванные подушки, собрала и вынесла грязные стаканы и кофейные чашки, развела огонь в камине. Подаренные Хэнком розы начали раскрываться, протягивая лепестки, точно молящие руки. Оливия опять понюхала их, но они, бедняжки, по-прежнему не пахли. «Не обращайте внимания, – сказала она им. – Зато вы красивые. Вот и будьте довольны тем, что имеете».