С Космо Гамильтоном Оливия познакомилась на яхте. Дело было летом 1979 года, она тогда отдыхала с друзьями.

Оливия яхты не любила – внизу теснота, слишком много людей на слишком маленьком пространстве, а на палубе постоянно обо что-то спотыкаешься, набиваешь шишки то на коленке, то на макушке. Но эта яхта была большая, крейсерская, она стояла в порту на якоре, и добирались до нее на моторной лодке. Оливия поехала туда нехотя, просто за компанию, вместе с остальными, и худшие ее опасения оправдались: много народу, сидеть негде, и все такие жутко веселые, все запанибрата, пьют коктейль «Кровавая Мэри», громко смеются и обсуждают шикарный званый вечер, на котором все были вчера, а Оливия и ее знакомые не были.

Она стояла в кокпите, крепко держа стакан, и с ней плечом к плечу стояли еще десятка полтора гостей. Ощущение такое, будто надо поддерживать светский разговор в до отказа набитом лифте. И что еще ужасно в этих увеселениях на воде – нет возможности потихоньку уйти, просто выскользнуть из дверей на улицу, поймать такси и вернуться домой. Как в ловушке. Да еще зажатая нос к носу с каким-то мужчиной без подбородка, который воображает, будто тебе безумно интересно услышать, что он служит в дворцовой гвардии, и машина у него хорошая, а все равно из Гемпшира, где он живет, до Виндзора ему ехать ровно столько-то часов и столько-то минут.

У Оливии от скуки свело скулы. Когда гвардеец на минуту отвернулся, чтобы наполнить опустевший стакан, она тут же обратилась в бегство: выкарабкалась из кокпита на палубу и прошла вперед мимо каютной надстройки, на крыше которой загорала какая-то молодая особа – практически нагишом. На передней палубе Оливия отыскала незанятый уголок и села прямо на доски, прислонившись спиной к мачте. Гомон голосов долетал до нее и сюда, но, по крайней мере, можно было побыть одной. Было жарко. Она сидела и с тоской смотрела на море.

Вдруг к ее ногам упала тень. Она подняла голову, опасаясь опять увидеть виндзорского гвардейца, но это оказался мужчина с бородой. Она обратила на него внимание, как только взошла на борт, но поговорить им до сих пор не пришлось. Борода у него была с проседью, а густые волосы – белые как снег. Очень высокого роста, мускулистый, поджарый, в белой рубахе и выцветших, просоленных джинсах.

Он спросил:

– Принести вам еще выпить?

– Да нет, пожалуй.

– Вы хотите побыть одна?

Голос приятный. И непохоже, чтобы он стал, распространяясь о своей персоне, пользоваться вместо личного местоимения словом «человек». Она ответила:

– Не обязательно.

Он присел рядом на корточки. Их глаза оказались на одном уровне, и Оливия увидела, что у него они такого же размытого, светло-голубого цвета, как джинсы. А лицо загорелое, в глубоких складках. Похож на писателя.

– Тогда можно мне с вами посидеть?

Она было замялась, но потом с улыбкой ответила:

– Отчего же нет.

Он назвался: Космо Гамильтон. Живет здесь, на острове, уже двадцать пять лет. Нет, не писатель. Когда-то имел свою контору проката яхт. Потом служил в одной лондонской фирме, которая занималась устройством туристических поездок. А теперь просто свободный человек, сам себе господин.

Оливия, неизвестно почему, заинтересовалась.

– И вам не скучно?

– Почему же мне должно быть скучно?

– Ведь у вас нет никаких дел.

– У меня тысяча дел.

– Назовите хотя бы два.

Он посмотрел на нее смеющимися глазами.

– Вы меня обижаете.

И действительно, у него такой деятельный, работящий вид, что трудно подозревать в нем бездельника. Оливия улыбнулась:

– Я шучу.

Он тоже улыбнулся, сощурив уголки глаз, и улыбка озарила его лицо теплым светом. Оливия почувствовала, как сердце у нее в груди гулко забилось.

– У меня есть яхта, – принялся объяснять он, – и дом. И сад. Полки с книгами. Две козы. И три дюжины кур-бентамок – судя по последним подсчетам. Бентамки, как известно, быстро размножаются.

– Вы сами ходите за курами? Или ваша жена?

– Моя жена живет в Уэйбридже. Мы разведены.

– И вы один?

– Не совсем. У меня есть дочь. Она ходит в школу в Англии, так что в учебное время живет с матерью. А на каникулы приезжает ко мне.

– Сколько ей?

– Тринадцать. Зовут Антонией.

– Она, должно быть, любит приезжать сюда?

– Да. Нам тут хорошо живется. А вас как зовут?

– Оливия Килинг.

– Где вы поселились?

– В «Лос-Пиньос».

– Вы одна?

– Нет, с друзьями. Поэтому и здесь оказалась. Кому-то из нашей компании прислали приглашение, и мы все притащились.

– Я видел, как вы поднимались на борт.

Она сказала:

– Терпеть не могу яхты.

И он засмеялся.

На следующее утро он появился в гостинице, разыскивая Оливию. И застал ее одну возле бассейна. Было рано, ее друзья еще спали в своих номерах. Но она уже искупалась и распорядилась, чтобы ей подали завтрак на террасе у бассейна.

– Доброе утро.

Она подняла голову и увидела против солнца его, облитого ослепительным светом.

– Здравствуйте.

Волосы у нее висели мокрыми прядями, на плечах был белый махровый халат.

– Можно мне присесть к вам?

– Если хотите. – Она ногой подтолкнула к нему стул. – Вы завтракали?

– Да. – Он сел. – Часа два назад.

– Может быть, кофе?

– Нет, и кофе не буду.

– Тогда чем могу быть полезна?

– Я приехал узнать, не согласитесь ли вы провести со мной сегодняшний день?

– Приглашение распространяется на моих друзей?

– Нет. Только вы.

Он смотрел ей прямо в лицо ровным, немигающим взглядом. Она почувствовала, что ей брошен вызов, и почему-то смутилась. Оливия много лет не смущалась. Чтобы спрятать это непривычное состояние и занять руки, она взяла из фруктовой корзинки на столе апельсин и попробовала надорвать грубую кожуру.

– А что же я скажу остальным?

– Просто скажите, что проведете сегодня день со мной.

Апельсиновая кожура не поддавалась, у Оливии даже заболел большой палец.

– А что мы будем делать?

– Я думал отъехать подальше на яхте… захватить провизию для пикника… Дайте-ка, – не вытерпел он, протянул руку через стол и отнял у нее апельсин. – Так вы его никогда не очистите.

Он достал из заднего кармана ножик и разрезал кожуру апельсина на четыре сектора.

Следя за его руками, Оливия сказала:

– Я терпеть не могу яхты.

– Знаю. Вы вчера говорили. – Он положил ножик в задний карман, легко снял кожуру и протянул очищенный апельсин Оливии.

Она молча взяла, и он спросил:

– Ну так как, да или нет?

Оливия с улыбкой откинулась на спинку стула. Она разделила апельсин на дольки и стала есть одну за другой. Космо молча наблюдал за ней. Знойный день уже начал вступать в свои права. Рот Оливин наполнился свежим цитрусовым вкусом. Она довольно сожмурилась, как кошка на пригреве, не спеша управилась с апельсином, облизала пальцы, посмотрела через стол на терпеливо ожидающего ответа собеседника и сказала:

– Да.

В тот день Оливия узнала, что на самом деле вовсе не так плохо относится к яхтам. Та, что принадлежала Космо, оказалась не такой большой, как вчерашняя, и гораздо симпатичнее. Во-первых, здесь они были вдвоем; во-вторых, не качались бесцельно на якоре, а отчалили, подняли парус и вышли, обогнув волнолом, в открытое море, а затем пошли вдоль берега, пока не достигли маленькой голубой бухточки, которую туристы на острове не дали себе труда открыть. Здесь бросили якорь и стали купаться, прыгая в море прямо с палубы и взбираясь обратно по капризной веревочной лестнице.

Солнце в вышине так палило, что Космо натянул над кокпитом тент, и они поели в его тени. Хлеб, помидоры, кружочки колбасы салями, фрукты, сыр и вино, сладкое и холодное – потому что он привязал бутылки за горлышко и спустил на веревках прямо в море.

Потом было время, чтобы безмятежно растянуться на палубе и позагорать; а еще позже, когда ветер совсем стих и солнце поползло вниз по небосклону и его водянистые отблески заиграли на белом потолке каюты, настало время для любви.