Литмир - Электронная Библиотека

Ребята, расположившись в комнате отдыха “кукушки”, согревались излучаемой им радостью, слушая его байки. На столе среди остатков немудреной колбасно-сырной закуски стояли две опорожненные бутылки “Питерской”. Женщины раскраснелись, мужчины призадумались.

Рассказывая, Дима Арцеулов то присаживался на свободном стуле, покачивался, точно проверяя его, и удовлетворенно прикрывал глаза, то вдруг вскакивал, подходил к окну, отгибал штору и смотрел на пыльный подоконник, то внимательно рассматривал свою старую керамическую кружку с трещиной и надколотыми краями... Он вспоминал жизнь. Сам он был, на первый взгляд, такой же, как до ранения, только двигался теперь мягче, осторожнее. Это при его интеллигентной манере поведения давалось Волану без труда. Он временами как будто прислушивался к себе. Так слушает водитель свой двигатель на первом пробеге после капиталки.

— Там, ребята, когда посмотришь, какие бывают болезни и мучения у людей, так сразу свои болячки становятся милыми и родными, — звучал его мягкий с придыханием голос. — Хочется Боженьку попросить, чтобы оставил их тебе до скончания дней. Я там Легкого встретил, кстати.

Разведчики приподняли головы.

— Приветы вам передавал. Прыгает кузнечиком. борется за свое колено. Такой же обалдуй, как раньше.

Легкий был разведчиком из первого отдела. Свое прозвище он заслужил под Новый год, когда в ответ на указующий перст начальника, определивший его, как новичка, на праздничное дежурство по отделу, к облегчению коллег с ласковой улыбкой сказал:

— Легко!

Радость сослуживцев оказалась преждевременной. За день до праздников холостяк Легкий без труда охмурил терапевта и получил освобождение от служебных обязанностей ввиду “угнетенного состояния организма”... Новый год миновал — а прозвище осталось.

— Что с ним случилось, расскажи, — попросил необычно задумчивый Клякса.

— Да все почти так, как у вас сегодня. Засада! Жили они на базе танкистов, делопроизводителями в штабе работали чеченские девчонки, база просматривалась со всех сторон...

— А какой дурак послал этого белобрысого в Грозный? — спросил Ролик. — Меня бы лучше послали...

— Этот дурак у нас уже не работает, — ответил Андрюха Лехельт, задумчиво растирая пальцами и нюхая корочку хлеба. Его с выпивки всегда тянуло на размышления о высоком: о смысле жизни, о земле и хлебе. — И он не белобрысый, а блондин. Как я.

— Не мешайте, ребята, — сказала Кира, устало подпирая щеку, с интересом повернувшись в сторону Волана, — Рассказывай, Димочка.

— Получили они задание документировать сходку в пригороде Грозного, — Волан сделал артистичный жест красивой тонкой рукой. — Сели в новенький “уазик” — двое из Нижнего Новгорода, двое из Екатеринбурга и наш Легкий. Прошли блокпост, поручковались. Только отъехали метров пятьсот — впереди машина поперек дороги, ну прямо как у вас сегодня. Не заводится. Они тоже остановились — и с двух сторон бородатые мужики, руки на поясах. Только Легкий не стал дожидаться продолжения, достал “макар” и выстрелил первым.

— Мы сегодня первыми не могли стрелять, — сказала Кира. — Не Чечня.

— Ты все равно справилась, умница. — Волан погладил Киру по голове, как маленькую. — Один бородатый упал, другие бросились в кусты. И сразу по машине из автоматов. Ребята выскочили, залегли. Один новгородец побежал на блокпост, остальные отстреливались — пистолетиками против автоматов. А на блокпосту приказ — никуда не двигаться, блокпост не оставлять. А там уже екатеринбургскому парню плечо прострелили... В общем, Легкий сорвался, под огнем вскочил в машину, подобрал ребят и вывез всех из-под обстрела. Фотографии показывал — “уазик” в решето, дырка на дырке. А ему самому колено прострелили. Но главное — как его встречали! Костя, ты же помнишь, как его спроваживали туда — или в Чечню, или рапорт на увольнение. А на вокзале при встрече шеф отдела летел впереди всех с букетом. Ты теперь, говорит, у нас герой! Орден дали <Случай действительно имел место в недавнем прошлом>.

— А у нас вы герой, Дмитрий Аркадьевич! — воскликнула Пушок, и разведчики согласно закивали головами. — Вас наградили чем-нибудь?

— Наградят, — ответил за Волана Клякса. — Шубин обещал.

— Конечно! — подтвердил захмелевший Ролик, смешной и лохматый, как беспородный щенок. — У них там война — и у нас тут война...

Волан вдруг присел на корточки, с любопытством заглянул в старый пыльный шкаф и выволок потертую шапку-ушанку.

— Моя! Еще с тех пор осталась... Вы чего так на меня вылупились? Я сегодня, между прочим, чуть Богу душу второй раз не отдал. Иду себе, валидол нащупываю, как положено инвалиду, — и вдруг тормозит наша машина, с визгом таким, резина же не своя, не жалко! И выскакивают оттуда два психопата — женщина и мужчина — в невменяемом состоянии, кидаются ко мне и орут...

— Мы же не знали... — виновато проговорила Людочка.

— Не спросили даже, как здоровье! Чем вам помочь! А сразу — Дима, Мишку убили! Я валидол выронил и сел в сугроб...

— Мы же не хотели... — оправдывалась Пушок. — Нам Цаца сказал, мы и поверили...

— Тоже мне, разведчики! — осуждающе сказал Зимородок. — Учу вас, учу... Цаца — глупое дитя нашей разведки. Ну, должен же быть один дурак на столько умников!

— Он, наверное, наши переговоры с базой подслушал, — пробормотала, засыпая, Кира. — И ничего не понял... все перепутал...

Нервное напряжение последних часов отпускало ее. Ей сделалось зябко, и Арцеулов, заметив это, бережно накинул ей на плечи свою куртку. Он вообще смотрел на своих друзей-разведчиков как-то особенно тепло и бережно.

Кира закрыла глаза — и круговерть недавних событий тут же вновь подхватила ее, да так реально, что тело напряглось, а пальцы сложились в захват, будто сжимали рукоять пистолета, и губы беззвучно зашевелились.

Они с Кляксой полдня таскались за черной “ауди”, транспортирующей ценное тело Александра Борисовича Дудрилина. Пилотировал “ауди”, конечно, Тыбинь. После вчерашнего чудесного спасения Дудрилин и слышать не хотел, чтобы выйти за ворота дома без своего нового телохранителя. Вид покореженного “мерседеса” на заднем дворе приводил его в панический ужас. Старый вел машину вальяжно, покуривал в окно на ходу с разрешения шефа и при случае даже подавал приветственный знак рукой прикрывающему его наряду. В общем, пользовался полным доверием.

Время шло в неспешных переездах с места на место — и вдруг Клякса забеспокоился. Закрутил по сторонам головой, оглядываясь и почти позабыв о машине Тыбиня впереди. Случилось это после того, как Дудрилин, заехав в один из своих “массажных салонов”, неожиданно передумал выходить из машины, велел Старому развернуться и ехать на Васильевский по незнакомому разведке адресу.

Предусмотрительно спрятавшийся в тупичке, Зимородок быстро выехал и двинулся следом, но, когда сворачивал на главную дорогу, что-то привлекло его внимание. Что-то неприметное, но очень тревожное. Точно соринка попала. На обочине напротив разворачивались синие “Жигули”-пикап. Пока Костя соображал, почему это его беспокоит, чужая машина прибавила ходу, обогнала “ауди” и исчезла из виду.

Буквально через минуту машина Старого вдруг сбросила скорость и, двигаясь все медленнее и медленнее, наконец совсем остановилась. Клякса подъехал в хвост “ауди”. Кира, нахмурившись, привставала на сиденье, пытаясь разглядеть происходящее. Тревога Зимородка передалась и ей.

Узкую и пустынную в этом месте дорогу перегородил синий пикап. Его занесло боком, и он заторчал на повороте, ударившись задом о столбы ограждения. Едва только “ауди” встала, как совсем рядом, метрах в двадцати, с неизвестного направления громыхнул оглушительный выстрел, затем еще и еще. С громким шорохом осыпалось лобовое стекло. Тыбинь, пригнувшись, дернул машину назад — и въехал задним бампером в радиатор Кляксе. Дудрилин выскочил из машины на проезжую часть и, вереща как заяц, с невидящими глазами, полными животного страха, побежал на четвереньках прочь. Грохнул еще один выстрел, и тяжелая пуля выбила фонтан льда и снега у головы Александра Борисовича, заставив его резко изменить направление бегства.

47
{"b":"6093","o":1}