– Хочешь оставить меня без клиентуры?

– Надеюсь, ты не подумываешь о том, чтобы слопать самых надоедливых?

– Мы ведь уже говорили, Уилл, единственный человек, на которого у меня текут слюни – ты. Так что я подумываю съесть тебя.

– И ты любишь меня живым, сырым и трепыхающимся, как Голлум рыбу. Или сегодня мой муж хочет покорности?

– Будь обнаженным, когда я вернусь домой.

– Или что?

– Или вопреки устоявшимся принципам, моя прелесть, мне придется отменить встречу, примчаться в наш особняк и основательно поиграть с едой.

**Sherlock**

Шерлок: Милейший, долго мы будем позировать? Или ждем, пока из камеры вылетит птичка?

Фотограф: А где ваша леди? Белоснежное платье, фата?

Джон: Вы… Вам что, не сказали… Мы… Это…

Шерлок: Геи. Это свадьба двух геев, Джон. Называй вещи своими именами. Это же так просто.

Фотограф: Сразу видно, кто из вас жена, а кто муж, несмотря на то, что статный джентльмен вцепился в вас мертвой хваткой.

Джон: Весьма интересное наблюдение. Не поделитесь?

Фотограф: Вы сияете новым пенсом, сэр, словно наконец-то захомутали мужчину своей мечты, в то время как ваш спутник хмур, будто туча, мучаясь извечным вопросом всех новоиспеченных женихов—мужей: «Всемогущий Боже, что я тут делаю?!»

Джон: Шерлок, ты бы улыбнулся для приличия. Ты разве не счастлив? Кстати, я никогда не слышал, как ты смеешься. Ты что, обменял свой смех на гениальность? И зачем ты меня так крепко под руку держишь? Думаешь, убегу? (слегка кокетничая)

Шерлок: Я веду себя, как любой жених в день его свадьбы. Это обыкновенная статистика + волнение, Джон. Брачная ночь впереди. Если я сейчас улыбнусь, это будет выглядеть до жути фальшиво. А в твой локоть вцепился, чтобы не сбежать самому.

**Stranger Things**

— Проснись и пой, Билли Бой!

— Какого… — подбегая к окну и отдергивая занавеску. — Ты совсем охренел, Харрингтон?! Что ты тут делаешь?!

— Работаю твоим персональным будильником! Вставай, вставай, штанишки надевай!

— Ты можешь потише?! Отец дома!

— Ну так что, впустишь? — спрашивает Стив, снижая голос до шепота.

— Давай, карабкайся, — с безысходностью выдыхает Харгроув, подавая руку. — Когда-нибудь мы точно попалимся.

— У нас есть еще пол-часика? — интересуется Харрингтон, спешно сбрасывая с себя одежду.

— Что ты делаешь?!

— Чувствую себя олененком, оказавшимся в львином логове. А вот это лишнее, — стягивая с Билли пижамные штаны.

— Нас могут услышать!

— А ты сделай так, чтобы никто ни о чем не догадался.

***

— Билли, засранец ты мелкий, снова этот рок?! — орет Харгроув-старший, колотя кулаками в закрытую дверь комнаты сына. — Весь дом содрогается от твоей гребаной музыки! Будь проклят тот день, когда я купил тебе магнитофон и колонки!

**Vikings**

Если бы Этельстану позволено было увидеть истинный лик Господа, он бы всем сердцем желал, чтобы тот был похож на Рагнара Лодброка.

Если бы ему дарована была такая милость – взглянуть Всевышнему в очи, Этельстан хотел бы неотрывно любоваться этой яркой синевой глаз, как у храброго викинга. Утонуть и без остатка раствориться в его проникновенном взгляде, словно в кристально чистых водах фьорда, сливающихся с лазурным небом.

Если бы ему была оказана великая честь – услышать глас Божий, лишь голос Рагнара Лодброка был бы для него истинным и созвучным с речью Творца всего сущего.

Если бы на Этельстана снизошла благодать и возможность дотронуться до такого же божественного тела, как у Лодброка, он бы с трепетом и безграничной любовью припал бы к нему устами, осыпая легчайшими поцелуями, словно лепестками роз.

– Чудной ты какой-то, жрец, – с легкой улыбкой молвит Рагнар, пристально заглядывая в глаза, словно пытаясь прочесть душу. – Почему не хочешь познать радость плоти, разделив ее еще с кем-то? Тебе бы понравилось.

– Я – монах.

– Разве твой бог не создал человека по своему образу и подобию? Разве не наделил его святым духом?

– Я давал обет безбрачия.

– Мы оба знаем, что ни твоя сутана, ни святое писание, ни молитва не смогут скрыть твоих истинных помыслов и желаний.

– Мне нельзя касаться женщины. Я никогда этого не делал. Это – грех.

– Тогда, почему бы тебе не прикоснуться ко мне?

**Sterek, TW**

– Дурацкая была идея – ночевать в лесу под открытым небом. Без палатки или хотя бы спальника. Неужели нельзя было обойтись телескопом или посмотреть на все это из окна?

– Не ворчи, Дерек. Это же такая романтика. Глянь, сколько звезд!

– Я посмотрю, что ты начнешь заливать, когда под утро похолодает, а твои зубы начнут выбивать чечетку. Ты начнешь втискивать в меня свое тощее тело, пытаясь накрыться мной, словно одеялом. Будешь в десятый раз уточнять, какая у волков температура и где у меня регулятор, чтобы включить обогрев на полную мощность.

– Как ты думаешь, из чего сделаны звезды?

– Просто заткнись и смотри на эти гребаные мерцающие точки, Стайлз.

– Любишь ты читать нотации и бурчать, волчара. Смотри, звезда падает! Скорее закрой глаза и загадай желание! Свое я уже загадал, – довольно улыбаясь, молвил Стайлз, карабкаясь на Дерека и удобно мостясь вдоль его тела, – чтобы на сегодняшнюю ночь у меня была грелка в натуральную величину. Помнишь, как мы впервые оказались в таком же положении под действием яда канимы? Как ты недовольно цедил «снимите его с меня»?

– Ты можешь не ерзать и лежать спокойно?

– Отвечаю, Дерек, в тот раз у тебя была та же реакция. Пальцы рук были не первыми, кто начал тебя слушаться. Верно говорят: у тебя своя голова у него своя. Неужели это и есть та самая кнопка-регулятор?

– Еще слово и подобное действие, Стайлз, боюсь, нам будет не до звезд. Станет так жарко, словно при пожаре.

– Ладно, сперва романтика. Так ты успел загадать желание?

– Зачем? – выдыхает Дерек с какой-то щемящей безысходностью и клокочущей в душе нежностью к этому непоседливому и никогда неумолкающему парню. – Когда мне и так уже посчастливилось.

– Тогда обними меня и стань чуточку теплее.

========== Два сердца (Harringrove, ST) ==========

– Можно хотя бы сегодня не дымить, как паровоз? – цедит Харрингтон, глядя, как Билли жмет штангу в позе «стоя» с тлеющей сигаретой зажатой в зубах.

– Угу, – мычит тот.

– Я понимаю, то как ты куришь можно отнести к отдельному виду искусства, но зачем так много, да еще во время спортивных упражнений? И потом, у меня такое чувство, что я все время целуюсь с пепельницей.

– Заботишься о моем здоровье, Стиви? Я так тебе дорог? – вместе с дымом выдыхает Харгроув, продолжая накачивать и без того нехилую мышечную массу. – Будешь моим Валентином сегодня?

– Иди в жопу, Билли Бой!

– Я сегодня такой добрый, что, пожалуй, уступлю эту привилегию тебе, – подмигивает Харгроув, возвращая штангу в уключины и бросая окурок в банку с водой. – Можешь выдохнуть, принцесса, я на полном серьезе, – скорчив такую же удивленную мину, как у Стива. – Будешь потом внукам рассказывать, как на день всех влюбленных ты пялил самого Билли Харгроува.

– Может, сам им расскажешь? – с тем же сарказмом ввернул ему Харрингтон. – Вдруг это будут и твои внуки тоже?

– Уже мечтаешь об уютном семейном гнездышке, приятель? Ты, определенно, на меня запал, и дело тут вовсе не в улётном сексе. Ты втрескался в меня по самые помидоры.

– Закатай губу обратно, самовлюбленный мой. Это ты при виде меня готов слить в штаны.

– Нарываешься? Давно, я смотрю, ты по роже не получал, мистер «Идеальная укладка», – с наглой улыбкой констатировал Билли, шлепая Стива по заднице.

– Куда бьют – туда целуют, – напомнил Харрингтон, многозначительно посмотрев на Харгроува.

–Что, так не терпится? Совсем я тебя разбаловал, детка. Наглеешь с каждым днем, – заметил Билли.

– Есть с кого пример брать, папочка, – в тон ему ответил Стивен.

– Ладно, красавчик, сделай лицо попроще, садись за руль и отвези нас в школу. Пора получать заслуженные знаки внимания от многочисленных поклонниц, – добродушно кинул Билли, плюхаясь на пассажирское сидение.