Вот уже несколько месяцев она жила впроголодь. Мачеха ее всегда была скупой женщиной, но, когда алкоголь стал для нее каждодневной необходимостью, вместе стало жить совсем трудно. Заработанных Светой денег на двоих никак не хватало. Светлана задалась целью купить себе более-менее приличную зимнюю одежду и стала потихоньку откладывать на это из своей зарплаты, но однажды, возвратясь домой, она застала веселящуюся на кухне дружную компанию — мачеху с подружкой и молодого парня с наколками на обеих руках. Она вряд ли когда-нибудь забудет, как бросилась тогда в свою комнату и застала безобразнейшую картину: все ее книги были сброшены на пол, а деньги, которые она прятала в томик Франсуазы Саган, конечно, исчезли. Счастливая троица гуляла на ее деньги все выходные, но к вечеру второго дня женщины устроили самую настоящую драку, видимо не сумев поделить счастливого обладателя татуировок. Когда схватка закончилась многочисленными синяками и разбитыми носами подружек, то, оглядевшись, они не нашли своего «плейбоя». Захватив початую бутылку, он, увы, ретировался. Вероятно, парень только что «откинулся» с зоны и встреча с представителями власти, которых в любой момент могли вызвать соседи, не входила в его планы.

Света тогда долго плакала, ей очень было жалко денег. Но не потому, что она была жадной, нет, но ведь деньги — это эквивалент труда. А ее труд был утомительным и однообразным, к тому же небезопасным для ее хрупкого здоровья.

С трудом подняв сумку с продуктами, она поспешила на остановку. Из-за угла показался автобус, и Света попыталась ускорить шаг, но тяжелая сумка оттягивала руку и больно ударяла по ногам, мешая бежать. Когда же она, запыхавшись, добралась до автобуса, он с шумом захлопнул двери и, выпустив струю едкого, синего дыма прямо в ее раскрасневшееся лицо, с натугой набирая обороты, тронулся с места. От досады Света чуть не расплакалась. В лучшем случае придется ждать еще с четверть часа, а ей так хотелось побыстрее добраться до дома и погрузиться в ванну, до краев наполненную горячей водой и белоснежной, пахучей пеной!

Рядом с остановкой притормозила машина, передняя дверца распахнулась прямо перед ней.

Уже знакомый темноволосый парень, выигравший пари, вышел из машины, легко подхватил ее громоздкую поклажу, погрузил в багажник и небрежно бросил:

— Садись.

Она неловко протиснулась на переднее сиденье. В машине было тепло, и стекла ее очков сразу запотели; не снимая, она протерла их закоченевшими пальцами, спрятала озябшие кисти рук под мышки и осторожно огляделась. Сиденья покрывала мягкая кожа, в салоне витал изысканный аромат парфюма, и она показалась себе еще более жалкой и нелепой в этой обстановке.

— Я вас сейчас подброшу к клубу, — обращаясь к сидящим сзади приятелям, сказал парень, поворачивая ключ, — затем отвезу ее домой, а потом мне нужно к матери, она неделю назад приглашала меня в гости. Вы же знаете, какая она у меня странная — навыдумывала свои особенные праздники и отмечает.

— И какой сегодня праздник? — подкрашивая губы, осведомилась девушка в белых колготках.

— День рождения кого-то из французских писателей, кого точно — не помню. Я разве не рассказывал: моя мать — большая поклонница литературы. Когда-то она любила устраивать «литературные вечера». Отец часто бывал в командировках и, зная ее пристрастие ко всему «изысканному», привозил ей в утешение за свое отсутствие духи, платья, вина, пластинки и книги, конечно. А потом опять исчезал. Мать играла роль хозяйки салона. Кого она только не приглашала к себе — и забытых художников, и начинающих поэтов, и никому не известных музыкантов, охочих до комплиментов «светских дам», но в гораздо большей степени, как мне кажется, до заморских вин и закусок. Она чувствовала себя звездой, особенно когда садилась за рояль и начинала петь. У нее в детстве была нянька-француженка, поэтому она любила петь французские старинные романсы. Она всегда говорит, что опоздала родиться и что более всего ей нравится эпоха Пушкина…

— А моя мама чудесно пела песни Эдит Пиаф, — встряла в разговор Света и тут же почувствовала нелепость сказанного. Неловкая тишина повисла в салоне.

— Ну и? Продолжай, раз уж начала, — сказала девушка в чернобурке.

— Она была балериной и в училище хорошо научилась говорить по-французски, — еле слышно ответила Света.

— Надо же! Плясала и пела, и звали ее Любовь Орлова, — грубо засмеялся парень в кожаной куртке.

— Приехали, вылезайте, — раздался резкий голос прямо у нее над ухом.

Света вздрогнула и судорожно попыталась открыть дверцу машины, но сидевший за рулем парень жестом остановил ее:

— Ты сиди, я тебя до дома довезу.

— Жаль, что ты не с нами, — выйдя из машины, а затем наклонившись и заглянув в салон, сказала девушка в белой пушистой шапочке, обращаясь к нему. — Отметишься у маман — приезжай. Мы потом к Костику поедем. Отец привез из загранки кучу компактов. Будем тебя ждать. — И Белые Колготки послала ему своими ярко накрашенными губами воздушный поцелуй. — Я не прощаюсь.

— Ну куда тебе, Светлана? — спросил парень, когда они остались одни.

— Здесь недалеко, несколько кварталов. — Светлана назвала адрес, и он вывел машину на шоссе.

Минут через десять она попросила остановиться у ничем не примечательной хрущевки. Он достал из багажника ее сумку.

— Спасибо, дальше я сама, — с благодарностью сказала Света.

— Да ладно, раз уж привез, помогу, в доме-то точно нет лифта, а ты наверняка живешь на пятом этаже.

— На четвертом.

— Вот видишь, почти угадал. — Закрыв машину и подхватив ее вещи, он направился к ближайшему подъезду.

— Подожди, не туда! Во второй подъезд, — еле догоняя его, прокричала Света.

Они вошли в обшарпанный, пахнущий кошками подъезд и, стараясь не дышать, быстро поднялись на четвертый этаж. Здесь запах жареной картошки перебивал все остальные запахи — и можно было уже перевести дух.

— Спасибо, вы очень любезны, — робко подняв глаза, поблагодарила Светлана. — Извините, я даже не спросила, как вас зовут.

— Павел Викторович, — с улыбкой ответил парень, — в обыденности Павел. А ты можешь называть Пашей. — Его глаза смеялись, и ей показалось, что вот сейчас он назначит ей свидание. Но чуда не произошло. Павел протянул ей руку, и она пожала ее. Его ладонь была теплой, а кожа — упругой и гладкой. Ей стало стыдно за свои некрасивые, шершавые и холодные руки.

— Еще раз до свидания и большое спасибо, — сказала она и, только когда ее новый знакомый начал спускаться по лестнице, достала ключ.

Не успела Светлана переступить порог, как мачеха в грязном халате и с тлеющей сигаретой во рту накинулась на нее:

— Что-то ты нынче рано. Тушенку принесла?

— Принесла, — ответила Света и прошла с сумкой на кухню. Сложив замороженные овощи и грибы в морозильник, поставила на полку майонез. Железные банки с просроченной тушенкой она оставила в сумке.

— Светланка, мне денежки нужны за квартиру платить, — заискивающе пропела мачеха. Светлана только вздохнула: понятно, все заначки кончились, нужны деньги на горючее.

— У меня нет денег, — устало ответила девушка.

— Давай деньги, — протягивая руку, потребовала мачеха. — В квартире живешь, а платить не хочешь!

— Я тебе уже два раза за последнюю неделю давала деньги «на квартиру», забыла, что ли? — возмутилась Света.

— Нам квартплату повысили, не знаешь, что ли?! — Мачеха почти перешла на крик.

— Твоя квартплата — это бутылка, опять напьешься как свинья! Ничего не дам, надоело твое пьянство!

— Ну-ка вытряхивай карманы! — Глаза мачехи налились кровью, а руки со скрюченными от артрита пальцами потянулись к карману Светиной шубы.

— Не смей! Я не позволю себя обыскивать!

От мысли о том, что эта мерзкая женщина залезет сейчас к ней в карман, Светлану замутило. Она никогда ничего не скрывала от матери, и, хотя жили они небогато, она по крайней мере не голодала.

— Скажи фифа какая! Быстро вытряхивай карманы, а не то пожалеешь, что на свет родилась!