Эйлау в конечном счете осталось эпизодическим крупным сражением, не давшим Наполеону победы и не изменившим даже хода кампании 1807 года; оно не оказало влияния на последующую судьбу наполеоновской Империи. Бородино было переломным сражением, битвой великого исторического значения. 7 сентября (н. ст. – В. В.) на берегах реки Колочи переламывалась судьба Наполеона, судьба его империи, судьба народов Европы».[41]

Итак, Манфред отказывает Наполеону в праве считаться победителем в Бородинской битве и дает, в отличие от Троицкого, самую высокую оценку полководческим способностям Кутузова. Далее он цитирует знаменитый отрывок из романа Л. Н. Толстого «Война и мир» о «победе нравственной», одержанной «русскими под Бородиным».[42] Но последнее утверждение было конкретизировано Манфредом в духе, полностью исключавшем произвольное толкование «победы нравственной» как решающей военной победы над Наполеоном, после которой Москва была сдана побежденным французам из чисто тактических соображений и только во имя грядущей окончательной победы над уже разгромленными захватчиками. «То была победа нравственная, – пояснял Манфред, – но еще оставалась нерешенной задача достижения материальной победы над вторгнувшейся в Россию армией. Бородино не дало решающего перевеса ни одной из сторон и потому в сложившейся обстановке не могло предотвратить оставление Москвы русской армией».[43]

Вышесказанное дает основания утверждать, что «новое слово» об итогах Бородинского сражения, сказанное Н. А. Троицким в условиях «перестройки», на деле больше походило на «хорошо забытое старое». О «победе моральной», «победе нравственной» русских при Бородине говорили Л. Н. Толстой, Е. В. Тарле, А. З. Манфред. При этом Тарле и Манфред были очень далеки от того, чтобы объявлять Бородинскую битву решающей военной победой русских войск в Отечественной войне 1812 г. Да и советский генерал-лейтенант П. А. Жилин – тот самый, который осуждал «буржуазную историографию» за «грубую фальсификацию – стремление представить Бородино как победу Наполеона», также подчеркивал, что перелом в войне 1812 г. мог наступить лишь в результате «качественного изменения самого характера боевых действий», «перехода армии от обороны к наступлению».[44] Троицкий даже похвалил Жилина за то, что он «давно и доказательно опроверг» мнение о Бородине как о «переломе в ходе всей войны».[45] Остается только недоумевать, неужели новаторский пафос Н. А. Троицкого был растрачен на опровержение двух старых работ Н. Ф. Гарнича и Л. Г. Бескровного – 1956 и 1962 гг. выпуска?[46]

«Русские ополченцы 1812 г.» Акварель неизв. худ.

Худ. В. Г. Шевченко,1970-е гг

Правда, Н. А. Троицкий обогатил отечественную историографию Бородинского сражения рассуждениями об ошибках, допущенных Кутузовым и Наполеоном в ходе баталии. Но трудно представить себе военачальника, который не допустил бы ни единого просчета в такой грандиозной битве. Главнокомандующий Кутузов и император Наполеон, наверное, не были исключениями. Кроме того, действия каждой из сторон в условиях боя всегда направлены на то, чтобы вынудить неприятеля совершить некоторые ошибки, ведущие его к конечному поражению. Поэтому можно предположить, что недостаточная инициативность Кутузова при Бородине была вызвана как широкомасштабным и решительным наступлением французов на русские позиции, так и опасениями русского главнокомандующего, что непродуманное и поспешное контрнаступление, на пути которого были способны встать гвардия Наполеона и другие свежие силы, приведет к полному разгрому русских войск и поражению в войне. Артиллерию же Кутузов берег на случай прорыва неприятеля в русский тыл и иных катастрофических последствий французских атак. В свою очередь, перечисленные историком «просчеты» Наполеона могли быть порождены: во-первых, невозможностью сокрушить правый фланг русских войск – армию М. Б. Барклая де Толли, которая занимала выгодную и хорошо укрепленную позицию на берегу р. Колочи; во-вторых, измотанностью французских войск после захвата «флешей» и Курганной батареи и, в-третьих, опасениями Наполеона, что, двинув в бой гвардию, он рискует, в случае ее неудачной атаки,[47] лишиться своего главного резерва. Наконец, читая мудрые мысли историка об ошибках двух незаурядных полководцев в генеральном сражении, нельзя не вспомнить бессмертный афоризм из великой поэмы Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре»: «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны».[48]

Тем не менее, заслуги Н. А. Троицкого в изучении проблем Отечественной войны 1812 г. являются весьма значительными. Труды ученого сумели вновь пробудить огромный научный и общественный интерес к событиям, оценки которых в отечественной исторической литературе длительного предшествующего периода обрели, казалось, свою твердокаменную незыблемость. Результатом стал выход десятков новых работ российских историков, в которых по-новому осмысливаются ход Отечественной войны и значение Бородинского сражения. Кроме того, многие положения, выдвинутые Троицким, прочно закрепились в современной историографии данной проблематики.[49]

Так, В. М. Безотосный приводит во многом сходное описание хода и итогов Бородинской битвы, соотношения сил сторон и понесенных ими потерь. По версии Безотосного, численность русских войск составляла около 150 тыс. чел. (в т. ч. 9,5 тыс. казаков и 28 тыс. ополченцев) и 624 орудия, численность армии Наполеона – 135 тыс. чел. и 587 орудий. Сражение окончилось тем, что «вечером французские части были отведены на исходные рубежи. Русских победить не удалось». Русские войска потеряли убитыми и ранеными 40–50 тыс. чел. (прекратила существование 2-я Западная армия, которой командовал смертельно раненый при Бородине князь П. И. Багратион), французы – примерно 35 тыс. чел. Обе стороны захватили в плен примерно по 1 тыс. чел. Среди русских генералов было убито и смертельно ранено 4, ранено – 23; французы потеряли 12 генералов убитыми и 38 – ранеными. Вопрос о победителе в Бородинском сражении Безотосный считает «в целом спорным», так как, во-первых, «иностранные авторы, как правило, отдают предпочтение Наполеону, большинство же отечественных историков – Кутузову, лишь немногие считают итог ничейным»; а во-вторых, «ни один из противников не решил поставленных задач и не добился существенных результатов. Наполеон не разгромил русскую армию, Кутузов не защитил Москву». Историк также саркастически отозвался о Кутузове, который своими, «виртуозно» написанными «по горячим следам», донесениями императору Александру I (от 27 и 29 августа 1812 г.) представил исход Бородинского сражения в выгодном для себя свете, но при этом, по мнению Безотосного, грубо исказил реальность. «Даже не знаешь, как односложно оценить бородинскую реляцию Кутузова, назвать ли ее прямым обманом императора, умело составленной дезинформацией, хорошо рассчитанной придворной комбинацией или пиар-кампанией? – пишет Безотосный. – Написана она была мастерски, вполне в духе XVIII столетия, даже была сказана почти правда, но далеко не вся».[50] Действительно, через 5 дней после сражения – 31 августа царь произвел Кутузова в генерал-фельдмаршалы с пожалованием 100 тыс. руб.; жена главнокомандующего – Екатерина Ильинична (урожденная Бибикова) стала статс-дамой императорского двора. Но после того, как 2 сентября 1812 г. Наполеон занял Москву, Кутузов, разумеется, оказался в «незавидном» положении. Известно, что Александр I нередко смещал своих военачальников за проступки гораздо меньшие, чем сдача «первопрестольной» неприятелю. Однако на этот раз государь оказался бессилен наказать проштрафившегося главнокомандующего, ибо совсем недавно сам «известил всю Россию» о его «победе». Ловкий маневр Кутузова, в самых изысканных выражениях доложившего царю об успешном генеральном сражении (хотя в его реляциях предусмотрительно было опущено слово «победа»), немедленно вызвал ответную монаршую милость, и дезавуировать ее, по мнению автора, было уже невозможно. «Как-то было не с руки отменять «победу», – поясняет Безотосный, – да и как уволить признанного «победителя», к тому же еще только что произведенного в генерал-фельдмаршалы. Нужно было сохранять правительственную версию, подождать, пока не прояснится и не изменится ситуация дальше. Главное – существовала армия, значит, не все еще было потеряно». По словам Безотосного, Бородинское сражение имело «промежуточное значение», оценивать эту битву следует применительно к «судьбам каждой армии». В этом отношении Бородино, несмотря на все оговорки, видимо, все-таки признается шагом на пути к полному поражению Наполеона в войне 1812 г. Свои рассуждения Безотосный подытожил следующим образом: «Русские войска, находясь на своей территории, за короткий срок все же имели шанс восстановить численность своих рядов (даже несмотря на то, что оставили на поле сражения более 10 тыс. раненых). Для Наполеона самым ощутимым оказалась большая убыль конного состава. Бородино стало кладбищем французской конницы, что пагубно сказалось во время второго этапа войны. Недостаток кавалерии и потеря, вследствие этого, маневренности в военном отношении стали одними из основных причин катастрофической гибели наполеоновской армии в России».[51]