Михаил Арзамасович – хороший человек, он, конечно, добра мне желает. Но только вместо защиты все может наоборот получиться. Похоже, КГБ еще не заинтересовался мной. А тут непременно подключат. Сын цеховика, моральное разложение. Кто рекомендовал, Сокол? – Сокола многие не любят. Отчество подозрительное.

И потом неизвестно, что там это ведомство накопало против меня. Подальше мне надо держаться от сомнительных мероприятий, поменьше светиться. Мероприятие оно, конечно, достойное. Вон и Полупанов за рюмочкой намекал мне. И на будущее пригодилось бы. Но не момент.

– Знаете что, Михаил Арзамасович… Я очень вам благодарен за такое предложение. Для меня это большая честь. Но ведь и ответственность. И соответствовать тоже надо. Не уверен, что готов. Все-таки стать членом Компартии Советского Союза… Боюсь, что рано мне. Не дорос еще. Не смогу соответствовать высоким эталонам. Какие мои годы? Думаю, у меня все впереди. А пока… Мне кажется, не потяну. Плохо изучал труды Энгельса, Владимира Ильича. Вопросы языкознания – хотя у Иосифа Виссарионовича и были перегибы, связанные с культом личности, а все-таки он классик, труды его надо знать, да и победа в Великой Отечественной – разве она без Сталина состоялась бы? Нет, я пока не готов. Просто подведу вас. Вы за меня поручитесь, а я вас подведу. Давайте поговорим об этом в другой раз. Через пару лет.

– Ну, как знаете, Борис Илларионович. Я посчитал, что это может помочь. Помочь в ваших проблемах. Но вам виднее. Мое дело предложить.

«Правильно я решил. Лезть прямо в пасть к дьяволу. Тише себя ведешь – лучше спишь, – подумал Борис. – Надо отвлечься. Займусь работой. У меня дел невпроворот».

Пошел в первый отдел, взял тетрадь для секретной работы – почему, интересно, для такой важной работы используют столь ужасную бумагу с грубой, топорной горизонтальной разлиновкой? На такой бумаге пишешь не то что с удовольствием, скорее – с отвращением. Бытие определяет сознание. Ленин, между прочим. Может, и Сталин. Никак уж не Хрущев. И не Брежнев. От них слова путного не дождешься. Не способны. На кабана ходить или туфлей стучать по трибуне ООН – это пожалуйста. Дешевые лицедеи!

Борис стал описывать свой телеметрический прибор. Простейшее устройство, конечно, – обычная релюшка, оповещающая, дающая сигнал на командный пункт о том, что включился главный двигатель. Все зависит, как подать.

Начнем с названия. «Система телеметрического оповещения и индикации события, связанного с включением главного двигателя, и определение момента выхода режима двигателя на уровень рабочих оборотов». Дальше разделы. Обо всем объекте, являющемся субъектом телеметрического наблюдения. Задачи и цели телеметрической системы. О повышении тактико-технических характеристик объекта, оснащенного телеметрией. Состав телеметрической системы, ее связь с основными подсистемами объекта. Выбор компонентов телеметрии по критериям надежности, стоимости, удобства регулировки и монтажа, а также по возможности импортозамещения. Выбор параметров и маркировки соединительных проводов. Выбор расположения и цвета лампочки индикации на КП. Программа подготовки и обучения личного состава, занимающегося эксплуатацией телеметрии. Логика восприятия сигналов индикации, «защита от дурака». Инструкция по эксплуатации. Да, неплохо получилось. Довольно солидно, между прочим.

Рабочий день заканчивался. КГ положил тетрадь с бесценными записями в специальный портфель, специальной печатью сделал пластилиновый оттиск на замке портфеля и отнес все это в первый отдел. Там долго рассматривали оттиск, вскрыли портфель. Зачем вскрывать портфель? – раньше ничего такого не было. Огромная апоплексичного вида дама с багровыми щеками долго перелистывала записи в тетради, время от времени посматривая на пластырь, закрывающий часть лба над виском КГ.

– Не согласились бы вы стать нашим секретным сотрудником? – наконец произнесла она, но в ее голосе не чувствовалось уверенности.

Борису не понравился этот разговор. «Что сегодня за день такой? С самого начала все пошло наперекосяк».

– У меня уже есть работа, и она мне нравится, – ответил он, сделав вид, что не понимает, о чем идет речь.

– Ваша работа останется. Вы просто будете сообщать нам, если в отделе будет что-нибудь не так.

– В каком смысле не так? У нас в отделе все очень даже так. Мы работаем над важнейшими правительственными программами и делаем все возможное для укрепления обороноспособности нашей Родины.

– Ну, если какие-то будут разговоры не такие. Вот вы иногда ходите с товарищем Полупановым в рюмочную. Может, он за рюмкой водки что-то не так скажет о политике партии и правительства. Или эти молодые специалисты Реликтер и Рецептер.

– Реликтов и Рецептов, – поправил Борис.

– Ну, все равно, – дама нежно улыбнулась, улыбка у нее была совершенно обворожительная. Она словно говорила КГ: «Пусть будет так, вы многого еще не знаете, молодой человек». – Может, эти двое что-нибудь не так. Или, например, аморальное поведение.

– Могу сказать вам с полным удовлетворением, что у нас в отделе работают очень даже моральные люди. И все как один поддерживают политику партии и правительства. Но если я что-нибудь узнаю такое, вы не беспокойтесь, я непременно сообщу вам. И притом в письменном виде.

– Так вы отказываетесь быть нашим секретным сотрудником?

– Вы меня неправильно поняли. Мне совсем не нужно быть чьим-то сотрудником. Я и так готов вам помогать во всем. Это мой долг. Выявлять случаи нарушения социалистической законности и своевременно сообщать об этом компетентным органам.

– Напрасно вы отказываетесь. Это помогло бы вам в некоторых делах. Вы понимаете, что я имею в виду? Необязательно помогло бы. Но могло бы и помочь.

«Откуда они всё знают? Хотя эти-то и должны всё знать», – подумал Борис, но вслух произнес совсем другое:

– Не очень понял, что вы имеете в виду. Но тем не менее огромное вам спасибо. Как же я вам благодарен за ваши добрые намерения! Если будет необходимость, непременно воспользуюсь вашей помощью. А пока подпишите, пожалуйста, в реестре, что я сдал вам секретные документы в надлежащем виде и в надлежащим образом запечатанном портфеле.

Борис подумал о том, что в его квартире и в квартире мадам Гаулейтер после визита незваных гостей остался полный раскардаш. И если привести поскорей эти помещения в порядок, то следы утренних событий исчезнут и жизнь сама собой пойдет по-прежнему, все забудется, будто сегодня утром ничего такого и не случилось. Ему все время казалось, что это какая-то нелепая случайность, главное свойство которой состоит в том, что она обязательно сама собой рассосется.

Утром он планировал, что после работы непременно посетит Клару и оставит ей честно заработанные пять рублей, а может, даже и семь… Но сейчас он передумал и решил, что, пожалуй, ему следует поскорей вернуться домой.

Получилось так, что после посещения первого отдела на работе появились еще кое-какие дела, и КГ добрался до дома только в девятом часу.

В полутемном подъезде его дома он увидел крепкого, вихрастого молодого парня в кепке, надвинутой на глаза, и с сигаретой, словно приклеившейся к нижней губе. Стоял, широко расставив ноги и будто перегораживая вход в вестибюль. Было трудно разглядеть его лицо.

– Это что еще такое, что за явление Христа народу? Да кто вы такой, черт побери, и почему вы не даете мне пройти?

– Вы меня не узнаете, Борис Илларионович? – спросил парень, вынул сигарету изо рта, щелчком пальцев отправил ее в темноту и отошел в сторону, пропуская КГ. – А я так преотлично вас знаю. Я сын председателя кооператива.

– Председателя кооператива? Сын? – задумчиво сказал КГ и постучал складным зонтиком по металлической раме входной двери.

– Может, вам нужна какая-то помощь? Хотите, я сбегаю, позову отца?

– Мне, помощь вашего отца, – вы смеетесь надо мной? – с издевкой спросил Борис. В интонациях его голосе звучало: «Вы сами-то хоть понимаете, сколько бед натворили?» – Нет, нет, мне ничего не надо – милостиво добавил он. Это звучало так: «Вы тут изрядно набедокурили, но тем не менее я вас прощаю».