- Они тебе льстят.

- Тоже неплохо. Значит я этого заслуживаю, - я вдруг заметил, что улыбаюсь. Улыбаюсь не от того, что играю роль, не от того, что пришло время улыбнуться. А просто потому, что мне вдруг стало хорошо. Или почти хорошо.

- Взбучки ты заслуживаешь? Куда ты пропал?

- Я три года провел в плену у мохнатых спрутов планеты Гираш. Они кормили меня сушеными лягушками и грозились выкрасить с ног до головы зеленкой, если я напишу тебе хоть строчку.

- Несчастный. Рисковать, конечно, не стоило, - она не удержалась и слабо улыбнулась. - Ну а здесь что ты делаешь?

- Тс-с-с, - прижал я палец к губам. - Секретная инспекция от Галактического упавления питания. Проверяю качество кухонь, - я бросил взгляд на панель справа, - АКМ-16Д. Поступили сведения, что некоторые экземпляры очень плохо готовят сушеных лягушек. Но этого никто не должен знать, иначе мне крышка. За мной уже охотятся.

- Да ну тебя, - она, наконец, засмеялась. - Только аппетит испортишь, - правда, судя по тому, что она заказала, аппетита у нее и так не было. Да и смех быстро оборвался - так, будто она вспомнила о чем-то, что не допускало смеха. - Ты давно прибыл?

- Утром. И с тех пор ничего не ел. Кроме одного сухарика домашнего приготовления.

- Тогда ешь, не буду мешать. Только не заказывай при мне сушеных лягушек.

- Мне просто смешно, - сказал я, делая заказ. - Ты выглядишь так аппетитно, что рядом с тобой можно обойтись без первого.

- Ну уж нет, на первое я не согласна, - она снова улыбнулась, но улыбка быстро погасла.

- Тогда на десерт, - сказал я по-прежнему весело и беспечно. Но это было уже игрой, я снова перестал быть самим собой, снова вошел в роль. И только внешне был совершенно беспечен и рад встрече. Но мозг уже работал, я уже знал, что ее не было в списках персонала на Кабенге, и мнемоблоки тут же подтвердили это знание. И сразу же на душе снова стало тревожно и холодно.

- А ты здесь давно? - спросил я.

- Уже полгода.

- Ну и как - нравится?

Она еще больше погрустнела, опустила глаза. Сказала тихо, не глядя на меня.

- В общем, неплохо. Хотя как-то непривычно временами. На практике все казалось значительно проще. И не думалось, что бывает... вот так.

- Ну, сравнила, - мы познакомились с ней как раз во время этой практики, что у них была после третьего, кажется, курса. Я был в отпуске на Сигре-4, немного расшибся во время перехода через перевал Свена и попал в клинику как раз тогда, когда там работали практиканты. Потом мы довольно часто встречались и на Земле - но только до Джильберты. - А ты работаешь здесь, на базе, или на одной из станций?

- На базе, конечно. Для работы на станциях нужно не меньше года стажа.

- Ну тогда понятно, чем ты недовольна, - кухня, наконец, выдала мой заказ, и я набросился на еду. - Работы, наверное, очень много. То палец кто порежет, а через неделю, глядишь, поступит больной с ушибом колена.

- Если бы так, - она тяжело вздохнула, опустила глаза, невидящим взглядом уставилась в стол перед собой. - Если бы так...

Я на мгновение застыл. Затем, не донеся ложку до рта, опустил ее обратно в тарелку. И улыбка исчезла с лица совершенно естественным образом, вовремя и к месту, я даже не подумал о том, что пора перестать улыбаться. В эти минуты я вдруг снова перестал играть роль, вновь стал самим собой, я позабыл даже о том, кем и для чего я сюда послан - потому что вдруг понял, что ей очень плохо. Мы были с ней вдвоем за столиком, и имидж был включен на полную катушку, так что нас все равно никто не мог видеть, и мы никого не видели только пустынную террасу на берегу какого-то дурацкого горного озера, в водах которого, как и положено, отражались заснеженные вершины - так что не было смысла играть ка кую-то роль. Она бы все равно ничего не заметила и не запомнила, даже если бы я начал писать от руки протокол допроса - а больше никто и никак не мог бы уследить за мной. Но уже потом, позже, вспоминая и анализируя этот наш разговор, я понял, что, оставаясь и здесь профессионалом, я избрал наилучшую форму маскировки - я был самим собой.

- У... у тебя что-то случилось, Катя? - спросил я, и она вдруг заплакала. Уронила голову на стол и заплакала. А я как сидел, как последний дурак и говорил какую-то ерунду как последний дурак - не помню даже, что именно. Не сразу, но мне удалось ее успокоить, и постепенно я сумел кое-что выяснить. Нет, ее никто не обидел. Нет-нет это совсем не личное дело. И вообще тут никто не виноват просто она не представляла, что не годится для этой работы. Просто таким чувствительным дурам, как она, не место там, где... А потом она вдруг перестала плакать, вытерла глаза, достала зеркальце и стерла следы слез. И сказала:

- Понимаешь, У нас в медпункте сегодня умер один человек. И еще трое лежат в реаниматоре. Совсем умер, понимаешь?

- От чего? - спросил я.

- Какая-то авария в энергоблоке. Я не знаю подробностей, да и не до них. Все четверо получили сверхсмертельную дозу. Пять дней назад. Даже я одна бы справилась, у меня уже был такой случай на практике. Но у нас не оказалось Т-лакта. Ни одной дозы. Понимаешь, ни одной дозы на весь Кабенг.

- Что? - я даже не понял сразу, о чем она говорит. Потом вспомнил. Ну конечно же, Т-лакт. В любой аптечке в любом медпункте. На любом разведочном зонде, в конце концов. Уж это-то я знал. - Да о чем ты говоришь? Этого же быть не может!

Она только отрицательно покачала головой в ответ, закусив губы, чтобы снова не заплакать. Потом с трудом выдавила:

- Мы искали. По всей планете - ни единой дозы.

- Но черт подери, Катя, ведь у вас же есть химики, ведь у вас же, наконец, должны быть другие средства! Как же так - из-за такой ерунды...

- При чем тут химики, Алеша? Его же в культуре выращивают, не меньше ста дней надо, восемь последовательных культур. А потом еще очистка. Я же смотрела. А другие средства... - она только вздохнула и замолчала.

Я тоже замолчал. Потом посмотрел на свой обед. Есть все равно хотелось зверски, но я знал, что теперь к нему не притронусь. Это какую же дозу надо получить, чтобы не протянуть в реаниматоре и пяти суток? Я прикинул в уме, и мне стало не по себе. Получалось, что тут вполне могло и рвануть. Не рвануло, конечно, и, может быть, не рвануло бы и при гораздо худших условиях - но такая возможность не исключалась. На Джильберте ничего подобного не было. Но тут я вспомнил про Скорпион в 32-м. Я высветил информацию - Катя сидела, уставившись в стол, и моего отрешенного вида не заметила. На Скорпионе тогда здорово рвануло. Картинки следственной реконструкции, наслаиваясь на имидж горного озера, выглядели жутко. И противоестественно. Шестеро погибших, полное закрытие базы, тотальная дезактивация, пересмотр всего проекта. Кажется, они там до сих пор не расхлебали всего до конца но в моих мнемоблоках не было недавней информации о Скорпионе. Зато были сведения о трех авариях на энергоблоках за последние двести лет. И еще об одном взрыве - в далеком двести восьмидесятом. Я быстро прикинул корреляции по некоторым параметрам. Прослеживалась какая-то связь с секторами группы Дзета, но случаев было слишком мало, чтобы сказать что-то определенное. Тоже мне, теоретик, поиздевался я над собой, - больше тебе случаев не надо.