Мы, оказываемся, живем в жестокое время.

Гребнев, сидевший до сих пор неподвижно, зашевелился. Краем глаза я видел, как он расстегнул фиксатор и, приподнявшись, уселся в нормальное положение. На меня он не смотрел. Я не знал, что он собирается делать, да и не хотел знать. Я впал в какое-то забытье, заснул с открытыми глазами, и, быть может, мне лишь снилось все это. Во всяком случае, я не помнил, как и когда скрылось за горизонтом солнце, мне казалось, что оно все так же неподвижно висит над торчащими из вершины недалекого холма острыми скалами и светит мне в левый глаз. И я удивился, когда вдруг увидел, что кругом совершенно темно, а на небе над нами горят яркие звезды.

Гребнев, разбудивший меня, стоял совсем рядом. Света в кабине почти не было - лишь отсветы от немногих горящих на пульте индикаторов - и я видел только его темный силуэт на фоне звездного неба. Он о чем-то спрашивал, но смысл его слов до меня дошел не сразу, да и самих слов я поначалу совершенно не слышал. Наконец, голос его прорвал мое забытье:

- ...слышите меня? Инспектор, вы слышите меня? Инспектор...

Он говорил слишком громко, слова его гулко отдавались в голове, и я хотел прокричать ему, чтобы он замолчал сейчас же - но крика не получилось. И я лишь просипел громким шепотом:

- Замолчи...

Он услышал. Стало тихо. Я полностью пришел в себя.

Я потянулся к пульту, включил освещение кабины. Налил себе воды, выпил. Сразу стало легче. Он все так же молча стоял рядом, нависая надо мной всем своим двухметровым ростом.

- Что ты хотел? - спросил я его.

- Надо ехать, инспектор.

- Куда?

- Назад, на биостанцию. Поймите, нельзя бросать их вот так. Вы же сами потом не простите себе этого.

Удивительно, он, оказывается, еще думал о моей душе.

- Ты садись, - сказал я ему, и он послушно сел на свое место. Он прочитал мою карточку, где было сказано все - и то, что мне обязаны оказывать содействие все без исключения, и то, что характер моего задания мог потребовать чрезвычайных действий, и то, что я должен был любой любой, там подчеркивалось это - ценой уцелеть и донести полученную информацию до Академии, и то даже, что в случае необходимости я мог сместить и заменить любого из сотрудников на Кабенге, вплоть до начальника базы, что я мог располагать на планете абсолютной властью - и он ничего не понял.

Мой документ ни в чем не убедил его просто потому, что он оправдывал поступки, которые в его глазах были недостойны человека. И я вдруг поймал себя на мысли, что завидую ему. Потому что в нем не было и не могло быть той ущербности, что позволила мне пережить этот день. Потому что он никогда не смог бы работать у Зигмунда.

Он не понял бы меня, даже если бы я смог рассказать ему все.

- Мы не можем вернуться, - сказал я ему. - Я обязан выполнить задание. И потом, мы все равно ничем не в силах им помочь. Поверь, если я вернусь, там станет значительно опаснее. Потому что целят в меня.

- Это вы интересно говорите, - сказал он, не глядя в мою сторону. Этим можно что угодно оправдать. Цель оправдывает средства, так получается? Но почему же тогда мы-то живы? - я ничего ему не ответил, и он продолжил: - Я же все видел - зачем вы лишили их связи в такое время? Зачем? Вы что, не могли спасти себя без этого? Вам что, нужно было, чтобы вместо вас погибали другие?

- Без этого они стали бы нас искать. Несмотря ни на что, они стали бы нас искать. Ты же знаешь, что так бы оно и было. Теперь они считают нас погибшими - а значит, у них больше шансов на спасение.

- Считают погибшими? Вы уверены в этом? - он нагнулся к пульту, попытался что-то сделать с сенсорной панелью, потом резко обернулся ко мне. - Верните мне управление! - заорал он вдруг так, что даже уши заложило, потом вскочил, замахнулся на меня кулаком и снова закричал, Верните мне управление!

Я даже не пошевелился. Сидел и спокойно смотрел на него. И молчал. Не потому, что знал заранее, что он не сможет ударить. Потому, что мне было безразлично. И он вдруг как-то обмяк, опустил руку и рухнул в кресло, закрыв лицо руками.

Потом, через несколько минут, он поднял голову и спросил меня - не своим, каким-то совершенно потерянным голосом:

- Почему вы можете ударить, а я - нет? Почему?

Я ничего не ответил. Я ничего не хотел отвечать. Я вообще ничего не хотел.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем он снова заговорил. Наверное, я опять забылся, и опять к действительности меня вернули его слова. На этот раз он не обращался ко мне, он говорил как бы сам с собой, едко, желчно, и лицо его - я хорошо видел это - было искажено какой-то презрительной гримасой.

- Академия называется, - говорил он. - Высшая инстанция. Теперь мне понятно, почему все к чертям катится. Почему кругом, куда ни глянь, невесть что творится, а по документам все гладко. Академия... Чего уж тут ждать, если вы так вот в своей Академии работаете. Тогда все понятно, - он повернулся в мою сторону и заговорил уже, глядя мне прямо в глаза. Хорошее задание - любой ценой спасти свою шкуру. Уцелеть, когда катастрофа надвигается, когда сами же вы в этом во всем виноваты. Пусть другие за все платят, так?

- Думай что хочешь, - спорить с ним мне не хотелось.

- Ну нет, не надейтесь. Я не думать буду, я буду говорить. И вы мне так просто, как Панкерту, рот не заткнете.

- Причем здесь Панкерт? - впервые удивился я. Откуда он знает Панкерта? Как он мог связать имя Панкерта с моим заданием? - Кто затыкал ему рот?

- Да вы же и затыкали. Вам же ведь это нужно было, чтобы он сидел себе тут тихо и не лез не в свои дела. Вы же всегда так устраиваете, чтобы такие, как он, вечно в виноватых ходили, чтобы и слова сказать не смели, чтобы сидели себе тихо и радовались, если их не трогают и работать им не мешают. Думаете, если его успокоили, так и меня успокоить сумеете? Ну не надейтесь!

- Слушай, ты, сопляк, - сказал я совершенно спокойно. Просто потому, наверное, что внутри у меня все кипело, и я боялся, что стоит мне хоть повысить голос, и я могу сорваться. Ведь нельзя же без конца бить и бить человека по больному, даже если человек этот дошел уже до того, что сам себя стал презирать. - Заткнись и слушай меня. Никто, слышишь ты, никто твоему Панкерту рта не затыкал. Оставь эту дурь при себе, чтобы я больше не слышал об этом. Потому хотя бы, что я здесь сейчас разговариваю с тобой, что мне пришлось сегодня сделать все это только из-за того, что я занят расследованием доклада, который твой Панкерт передал к нам в Академию. Понимаешь ты это?! - все-таки не выдержал и сорвался на крик я.