Гримсон был крупнейшим сейсмологом на планете, и сейчас занимался сейсмотомографией, инициируя по одному ему понятной схеме вибраторы, разбросанные по всей поверхности Кабенга, и уточняя таким образом параметры недр. Немного подумав, я отключился от его картинки и просмотрел сопутствующие материалы. Конечно, я все это когда-то видел - но не столь подробно, да и информация об увиденном тогда была уничтожена по прибытии на Кабенг. Около сотни вибраторов было разбросано по поверхности планеты, причем более половины из них было установлено вокруг массива Туруу. Датчиков было раза в два больше, и в целом система, как я прикинул, способна была дать под нами разрешение порядка полуметра при однопроцентном градиенте плотности. Если, конечно, наблюдения проводились достаточно длительное время, чтобы накопить необходимый объем информации.
Затем я вывел картину недр под Туруу.
То, что я увидел, должно было меня удивить. Я просто обязан был удивиться, потому что не знал еще - не мог знать, если бы Граф не обмолвился об этом еще двое суток назад - что к Резервуару идут не пять скважин, а двенадцать. И я сумел показать свое удивление. Иногда, если очень надо, мне удается играть необходимую роль. Такая работа.
- Что вас удивляет? - спросил Гримсон, быстро переключившись на мою картинку, он вообще имел отменную реакцию, я успел это заметить, наблюдая за его работой.
- В материалах проекта значится только пять скважин, - решил я играть в-открытую.
- В материалах проекта вообще многое отсутствует, - ответил он почти равнодушным тоном и снова переключился на свою работу.
- Например?
Некоторое время он не отвечал. То ли работа не позволяла отвлекаться, то ли обдумывал, что мне ответить. Я не смотрел больше на свою картинку повернулся в кресле и следил за выражением его лица. Типичное негритянское лицо, с широкими губами и слегка приплюснутым носом, оно мало что говорило о его возрасте, и лишь легкая седина в коротко остриженных волосах говорила, что ему уже за сотню. И он хорошо владел собой - если мой вопрос не встревожил его, это никак не отразилось на его лице. Он по-прежнему был сосредоточен, по-прежнему неотрывно смотрел на картинку перед собой и не показывал ни малейших признаков того, что мое присутствие хоть в малейшей степени его тревожит. Но над вопросом моим он думал, потому что примерно через минуту, завершив какой-то очередной этап работы и задав автоматике программу действий, резко повернулся ко мне и сказал:
- Например, все мои работы по вариациям плотности. И все, что касается вариаций в локализации Резервуара - я бы даже сказал перемещений Резервуара. И все материалы, касающиеся перемещений жидких составляющих в глубинных слоях. И недавние данные по изотопному составу грунтовых вод. Достаточно?
- Пока достаточно, - немного подумав, сказал я. - Но вообще я попросил бы вас составить полный список таких материалов - тех, которые почему-либо оказались не включенными в документацию проекта.
- Вы просите о невозможном.
- Почему? Вы что, не в состоянии это сделать?
- Нет. Просто я не стану этого делать.
Он снова повернулся к экрану, пальцы его забегали над сенсорной панелью. Он не станет этого делать. Зачем же тогда вообще было заводить разговор об отсутствующих материалах? Только затем, чтобы я спрашивал дальше, чтобы я вынудил его рассказать о чем-то таком, о чем ему не терпится рассказать мне. Ну а если я не стану спрашивать?
Но я все-таки спросил:
- Зачем тогда вообще было заводить разговор об этих материалах?
- Надо же было нам о чем-то поговорить, - не поворачивая головы ответил он.
- Бросьте тянуть, Гримсон. У меня ведь тоже мало времени.
- Хорошо, - он взглянул на меня, потом снова повернулся к экрану. Тогда вглядитесь в эту вот картинку. - Пальцы его быстро забегали над сенсорной панелью, и я, повернувшись, подключился к его экрану.
- То, что вы видите, - стал комментировать Гримсон, - представляет данные восьмимесячной давности. Станция Туруу находится прямо по центру, Резервуар, как вы поняли, в восьми километрах под нами. Вот здесь проходит разлом, - он выделил его мерцающим алым цветом, - вдоль которого смещаются Южная и Северная плиты. Все, что касается плит, конечно условно, как скажет вам любой мало-мальски знакомый с существом проблемы человек. Мы просто пользуемся привычной терминологией, так как не успели выработать своей, специально для Кабенга. Мы вообще ничего толком сделать еще здесь не успели. Так вот, скорость, с которой эти две плиты под Туруу скользят друг относительно друга, составляет в среднем за период наблюдений величину порядка двенадцати сантиметров в год. Причем в основном, что удивительно для всех специалистов, впервые знакомящихся с данными по Кабенгу, взаимное проскальзывание плит характеризуется чрезвычайно низким трением. Фактически все напряжения, возникающие при движении, локализованы в поверхностном слое толщиной не более километра. И потому проскальзывание не сопровождается ощутимыми толчками, - он немного помолчал, выдерживая паузу, потом сказал: - Так вот, восемь месяцев назад проскальзывание прекратилось.
Видимо, мне следовало удивиться. И я удивился. Бросил быстрый взгляд в сторону Гримсона и спросил:
- Как это прекратилось?
- Элементарно. Так, как будто какая-то сила намертво спаяла Южную и Северную плиты по всей поверхности разлома. У нас тут в округе разбросано свыше сотни реперов, - он высветил их на картинке. - И все данные измерений говорят о том, что проскальзывание прекратилось. Скольжения вдоль разлома нет. Вы понимаете, к чему это должно привести?
- В общих чертах, конечно, понимаю. Должны возникнуть напряжения.
- Совершенно верно. Они появились. Взгляните-ка на эту вот тензограмму.
Я взглянул. Тензограмма как тензограмма. Вдоль разлома, как и следовало ожидать, накопились солидные деформации. Даже, пожалуй, слишком солидные. Я потянулся к сенсорной панели, прикинул запасенную энергию и присвистнул от удивления. Потом повернулся к Гримсону:
- Похоже на то, что здесь следует ожидать приличного толчка.
- Да, похоже, - он чего-то ждал от меня, каких-то слов, предположений, догадок. И я пока не понимал, чего же ему нужно.