Задержавшись на верхней ступени широкой лестницы, крепко сложенный мужчина лет тридцати в мятом и засаленном темно-синем костюме и поношенных туфлях смотрел вверх, на скользящие в синеве перистые облака, подгоняемые свежим ветром. В это чудное весеннее утро все сияло, залитое солнечным светом. Питер Лэндерс думал, что в такое утро человеку для счастья достаточно одного сознания, что он жив, весь он должен бурлить и ликовать. Но ему самому в это дивное утро было не до того. Весь его вид выдавал человека, окончательно махнувшего на себя рукой.

Застегнув на запястье ремешок возвращенных часов, он сунул руки в карманы и медленно спустился с крыльца.

Загорелое лицо, казалось, готово было расплыться в дружеской улыбке. Лучики мелких морщинок в уголках голубых глаз говорили о долгих годах, проведенных в море, под ветрами и солнцем. Но глаза выдавали озабоченного человека, терзаемого невеселыми мыслями.

Питеру хватило времени для размышлений. Семь дней в тюрьме прошли в горьких раздумьях. Последнее время он стал слишком вспыльчив. Много пил, а пьяный становился агрессивен, озлоблялся, нарывался на драку, вспыхивая по пустякам.

За решетку угодил он все-таки впервые. И вот там и появилось время подумать о жизни и взглянуть на себя со стороны. Зрелище оказалось пугающим и почти безнадежным.

Стая чаек тянулась к холмам Девоншира, на кормежку по свежей пахоте. Ветер приносил запах моря. Над крыльцом шелестела молодая зелень ивы. Под её плакучей кроной стоял черный автомобиль.

Питер молча забрался внутрь. Полный холеный мужчина сразу тронул с места. Марстон был явно не в духе. В центре Плимута они миновали цитадель и свернули к заливу. Марстон остановил машину у пирса. Какое-то время оба сидели молча, глядя на разгулявшиеся волны. Питера, как всегда, волновала стихия. Он с особой остротой ощутил, что опустился и потерял себя. Протянув Питеру пачку сигарет, Марстон сказал:

– Наверное, мне следовало заплатить за тебя штраф.

– Ничего, деньги целее будут. Несколько ночей в тюрьме, – именно то, что мне было нужно, – жестко бросил Питер.

Тон его удивил Марстона. Несколько лет он следил, как Питер катился под гору, всякий раз обижаясь на советы и замечания.

– Ты решил взяться за ум?

– Поздновато, – Питер провел ладонью по своим коротко стриженным волосам и подумал: «Слишком поздно. Четыре года вычеркнуты из жизни!»

С кривой ухмылкой он повернулся к Марстону.

– Не трать на меня время.

– И не собираюсь, хватит, в свое время намучился, – отрезал Марстон. – Не будь мы друзьями с твоим отцом, я бы здесь сейчас не сидел.

– Ты для меня много сделал, не раз устраивал меня на работу, но я все проваливал по собственной глупости. Ты мне помогал выпутываться из одной истории, а я влипал в очередную, – с губ Питера сорвался сухой смешок. – Подбрось меня до города и забудь.

Помолчав, Марстон мягко спросил:

– Похоже, на трезвую голову ты от себя не в восторге?

– Если ты имеешь в виду, понимаю я, до чего докатился – да, понимаю. Репутация для помощника капитана более чем сомнительная: пьяница с невыносимым характером.

– Я не это имел в виду. Ты взглянул на себя со стороны и пришел в ужас…

– Увидев, что сижу по уши в дерьме! – Питер резко отвернулся.

Марстон не отставал. Он положил руку Питеру на плечо, развернув его к себе. Теперь они смотрели друг другу в глаза.

– Ты же не станешь убеждать меня в том, что ничего не случилось. За неделю у тебя было время подумать. Я на это и рассчитывал. Просто ты увидел свое будущее, и надеюсь, оно тебе не приглянулось. Главное – чтобы ты понял, что винить нужно только самого себя.

Питер попытался выскочить из машины, но Марстон придержал его за плечо:

– Уйти тебе я не дам. Ты должен меня выслушать. Четыре года назад жена ушла от тебя и забрала детей. Ты запил. Почему? Топил в бутылке горе? Нет, просто пострадала твоя гордость и самомнение!

Марстон говорил чистую правду, Питер не мог не признать. Но принять её тоже не мог. Понятно, что спиваясь и опускаясь, он губил себя. Но почему же понял это так поздно? Без жены, без детей, его понесло по течению, он запил, потерял работу – а ведь служил помощником капитана на престижных рейсах! Прощай, блестящая карьера…

– Тебя бросила жена – удар серьезный, – продолжал Марстон. – Но такое случается с сотнями людей. Однако не все выбирают тот путь, которым пошел ты. Ты сам его выбрал. Так чего удивляться, что удача от тебя отвернулась?

Ладонь Питера лежала на ручке дверцы. Рвануть нее, шагнуть наружу, и он свободен! Питер так бы и поступил, но что-то его удерживало. Продолжали мучить мысли, не дававшие покоя всю последнюю неделю.

Марстон догадывался, что у него на душе. Ведь он знал его с детства, а когда умер отец Питера, взял на себя ответственность за его судьбу.

– Уйдешь – я ставлю на тебе крест, – жестко заявил он.

Питер оглянулся, по лицу его скользнула улыбка:

– Я остаюсь. Но ты теряешь время. Ты и так очень много для меня сделал! А я все испортил. Что-то во мне есть такое…

От его улыбки Марстон перестал сердиться и почувствовал прежнюю почти отеческую любовь.

– У меня есть для тебя работа, – сообщил он. – Последний шанс, который тебе предоставляется. Не воспользуешься – я больше никогда пальцем не пошевелю.

– Что именно?

Питера совсем не вдохновляла перспектива получить незавидную работу, которая не прибавит уважения к себе.

– Третий помощник капитана на «Янычаре», – буркнул Марстон. – Сегодня он выходит из Роттердама в Сантос. Здесь будет завтра. Судно так себе. Ходит под панамским флагом. Смешанный груз. Команда – сброд. Платят немного.

Питер засмеялся:

– Как раз по мне, да?

– Точно. Помощник капитана, – спивающийся бродяга, готовый пьянствовать с себе подобными, – вот кто нужен на «Янычаре». Согласен? – спросил Марстон.

– Ты же знаешь, что согласен, – буркнул Питер. – Есть что-то надо, а вариантов у меня никаких.

Марстон заметил его унылый тон и кивнул.

– Прекрасно. А теперь я кое-что тебе открою. В этой работе есть и другая сторона. Именно потому к тебе и обратились. Не к тому забулдыге, каким ты был последние четыре года, а к когда-то блестящему офицеру флота с прекрасным послужным списком, трезвому, заслуживающему доверия человеку, который умеет смотреть опасности в глаза. Таких моряков сэр Эндрю Фристаун предпочитает видеть на своих судах.

Питер задумался. Он давно потерял всякую надежду вернуться под флаг сэра Фристауна, как впрочем и на контракт с любой другой приличной судоходной компанией.

– Что за всем этим скрывается? – поинтересовался он.

– Многое. Возможно, твоя судьба. Если ты, конечно, справишься. Работа сложная, но Роджерс тебе все объяснит.

– Роджерс?

– Мы когда-то с ним учились. Его наняла группа крупных страховых компаний по весьма специфическим делам. – Марстон сделал паузу, потом завел мотор и продолжал. – Он чрезвычайно умный человек, Питер. За всю жизнь он не совершил и нескольких ошибок. В свое время мы славно потрудились с Роджерсом и сэром Эндрю. Конечно, на тебе свет клином не сошелся, поэтому мне не хотелось бы являться к нему до того, как ты примешь четкое решение.

Питер швырнул в окно сигарету.

– Поехали!

Мистер Роджерс оказался высоким нескладным джентльменом с крупным белым лицом. Он двигался неловко, неуверенно, однако голос звучал жестко, в неторопливой речи были педантично расставлены все акценты.

Питер не сомневался, что мистер Роджерс его внимательно рассматривает и изучает. Это мешало Лэндерсу, и он облегченно вздохнул, когда Роджерс наконец-то повернулся к нему и заговорил.

– Мистер Лэндерс, за последних три года в Англии и на континенте совершена серия ограблений, исчезло множество драгоценностей. Компании, на которые я работаю, понесли ущерб в полмиллиона фунтов стерлингов. Ограблены немало известных людей, но никаких следов пропавших украшений найти не удалось. Обычными каналами сбыта краденого они не проходили. Мы пришли к выводу, что драгоценности вывозят на кораблях в Южную Америку, там переделывают и перепродают. Одно из заподозренных судов – «Янычар». Я полагаю, вам, как любому нормальному человеку, дорога собственная шкура?