— Боровским?
— Они не называли имени. Думаю, это был один из папиных конкурентов… Отец сказал, что поляк недавно перехватил у него какой-то груз. И вообще, что тот его здорово достает… Потом они говорили про какие-то железки и флот, которым будто бы торгует этот поляк…
Ника и Виталька снова многозначительно переглянулись.
— Мне кажется, папа хотел с ним разобраться, — продолжала Катя. — А тот человек убеждал его не делать этого. Говорил, что он совершает роковую ошибку и должен хорошо подумать…
— А потом?
— Потом они начали ругаться… Папа сказал, что он никого не боится. И никому не позволит делать из себя марионетку. Что он сам всех согнет в бараний рог…
— А что Седой?
— Седой называл его фарцовщиком и стукачом. Говорил, что это он сделал папу человеком. И даже отмазал его от тюрьмы…
— Ты не помнишь, он угрожал твоему отцу?
— Нет… Только спросил, не боится ли папа, что ему тоже кто-нибудь сыграет «железный марш».
— «Железный марш»?! — удивленно повторила Ника.
— Да. Он так сказал. Я это хорошо запомнила…
— И чем же закончился их разговор?
— Не знаю… Прибежал мой брат. Я не слышала, что было дальше…
— Спасибо, девочка, — поблагодарила ее гостья. — Думаю, мы скоро узнаем, кто приказал убить твоего папу…
Потом заговорили о самой Кате. И девушка с изумлением узнала о том, что произошло, пока она находилась в беспамятстве. Узнала главное: кто, рискуя жизнью, вырвал ее из лап ненавистной «скунсихи». Из когтей самой смерти…
— Не может быть! — ошеломленно воскликнула Катя. — Это Сергей?! Но почему… Почему он это сделал?
— Потому что он любит тебя, девочка. Хоть и не сразу это понял. Но, как говорится, лучше поздно, чем никогда, — с улыбкой ответила Ника. И загадочно добавила: — Думаю, очень скоро он сам тебе все объяснит…
Наконец знаменитая гостья принялась рассказывать о своих приключениях. А Катя, прижимая руки к груди, отошла к окну и долго стояла там, ничего не видя и не слыша. Она не слышала, как в прихожей негромко и мелодично промурлыкал звонок. Не заметила, как туда ненадолго выскользнули Ника и Кэри. Девушка очнулась лишь тогда, когда чья-то смущенная рука мягко легла на ее плечо и до боли родной и любимый голос произнес нежно:
— Катя… милая…
Она порывисто обернулась и увидела Сергея. В глазах у него стояли слезы. И весь он как-то изменился. Утратив былой плейбойский лоск, сделался похожим на обыкновенного парня. Но именно таким она его и любила.
— Я люблю тебя, Катенька. Люблю больше самой жизни! — дрогнувшим голосом произнес он. Произнес так, что в эти слова невозможно было не поверить. Потому что на сей раз это была истинная правда.
Катя изумленно смотрела на него во все глаза, но видела как бы сквозь мокрое стекло, по которому струился дождь. Потом ноги у нее подкосились. И девушка, как пишут в любовных романах, «со слезами упала в его объятия»…
Тем временем Кэри и ее друзья незаметно вышли из комнаты. Они понимали, что этим двоим нужно было еще много, очень много сказать друг другу.
Переделкино
Вечер
— «Железный марш»? — изумленно повторил Арсений Эдуардович. — Он сказал: «Мы им сыграем «железный марш»?!
— Да, папа, — кивнула Ника. — Что-то вроде этого. И если это угроза, то довольно странная…
— Скорее, объявление войны, — задумчиво добавил Виталька. — Или смертного приговора…
— Папа, что с тобой? Тебе плохо? — увидев изменившееся лицо отца, с тревогой спросила Ника.
Арсений Эдуардович побледнел. И, поднявшись из плетеного дачного кресла, рассеянно ответил:
— Нет, нет… Ничего. Со мной все в порядке… Просто мне надо немного прогуляться…
Проводив недоуменным взглядом удалявшуюся по дорожке сада высокую, несколько сутуловатую фигуру отца, Ника посмотрела на Витальку. Подстреленный Рембо, он же следователь по особо важным делам, сосредоточенно любовался закатом.
— Что это с ним? — спросила девушка.
— Не знаю. Может, что-нибудь вспомнил…
Оба сидели на веранде старой генеральской дачи в Переделкине, где прошло детство Ники, — места, с которым были связаны ее самые трогательные и нежные воспоминания. Был ясный и теплый июньский вечер. В пронизанном косыми солнечными лучами обширном и запущенном саду, окружавшем уютный двухэтажный дом, весело звенели птицы. Пахло цветами и влажной землей. На соседних участках слышались музыка, бормотанье телевизора, смех и непринужденные разговоры дачников.
Ника приехала сюда по настоянию отца сразу после беседы с дочерью Широкова. Она была заметно разочарована. Рассказ Кати не только не прояснил это темное дело, а, напротив, добавил в него новые загадки. Поневоле ей пришлось рассказать все отцу, изрядно смягчая краски при описании собственных приключений. И конечно, получить от Арсения Эдуардовича вполне заслуженный и строгий выговор…
— Может, мы с тобой тоже немного пройдемся? — предложил Виталька.
— Только не по улице, — согласилась Ника. — Не хватало еще, чтобы меня увидели с такой физиономией…
Прогулявшись по саду, оба забрели в один из укромных его уголков, где стояла покосившаяся деревянная беседка. Когда Ника была маленькой, она любила играть здесь, а потом уединенно мечтать и читать книжки.
— Ты чего такая кислая? — спросил Калашников, предложив боевой подруге сигарету.
— Грустно мне, Виталик, — вздохнула Ника. — Столько сил потрачено, и все впустую…
— Ну почему впустую? Ты ведь отомстила за своего друга.
— При чем здесь я? Если бы не Кобра…
— Ты что же, предпочла бы собственноручно отрезать голову этому мерзавцу? — усмехнулся Калашников.
— Брр! — поежилась девушка при одном воспоминании об этом. — Боже упаси… Но меня преследует чувство, будто я что-то недоделала. Или могла сделать больше…
— Выбрось это из головы, старуха. Все, что могла, ты уже сделала… Такую бомбу рванула! В газетах только об этом и пишут. А еще недовольна.
— Да уж. Теперь Мостовой наверняка мне башку оторвет. Я же к нему так и не поехала…
— У тебя были уважительные причины. И вообще, перестань комплексовать. Скандалы только укрепляют популярность журналиста.
— Но ведь Седого мы так и не нашли…
— А может, так оно и лучше? — заметил Виталька. — Считай, что Седой — это призрак. Воплощение мирового зла. А зло, как известно, неискоренимо…
Ника сокрушенно вздохнула. В душе она давно пришла к тому же выводу.
— Поэтому мне и грустно… Нет, я все-таки форменная дура! Всю жизнь гоняюсь за призраками. Играю в какую-то нелепую игру, словно девочка-переросток. А сама уже почти в старуху превратилась. — Ника с досадой потрогала свои распухшие губы. — Теперь еще и разукрасили, как уличную девку… Ну кому я такая нужна? Кому?!
— Мне, — ответил Виталька и нежно обнял Нику за плечи. — Разве тебе этого мало?
— Перестань. Грешно шутить над старой одинокой женщиной, — обиделась Ника. Она попыталась освободиться, но Виталька ее не отпустил.
— А я и не шучу.
Она недоверчиво взглянула ему в глаза.
— Оригинальная форма предложения. Ты что же, правда готов взять меня… такую непутевую?
— Почему бы и нет? Я и сам такой. Как говорится, два дурака пара…
Он уже собирался поцеловать ее. Но Ника, обвив руками его шею, печально вздохнула:
— Только не в губы, милый. Только не в губы…
Возвращаясь к дому, оба заметили, что на веранде появился гость. Красивый и элегантный старик, похожий на благородного идальго с картин Эль Греко или Веласкеса, которого и Ника, и Виталька, конечно, сразу узнали.
— Ой, дядя Тема! — обрадовалась девушка, поспешно нацепив свои огромные солнцезащитные очки. — Как хорошо, что вы к нам заглянули! Верите, я только сейчас о вас подумала…
— Вероничка! Девочка моя, здравствуй! — обрадовался и он. И, по-отечески раскрыв объятия, спустился по ступенькам крыльца ей навстречу. — Ну слава Богу! Жива! Ты не представляешь, какие жуткие небылицы про тебя рассказывают! — Но в двух шагах от нее вдруг ошеломленно замер. — Господи!..
