В этом противоречивом состоянии он пребывал и теперь, задумчиво глядя на восхитительные краски угасающего весеннего заката. В огромном дворце продолжалась шумная вакханалия. Беззаботно веселились со своими подружками сытые и холеные типы, каждый из которых мог составить для Кати куда более выгодную партию, нежели он, жалкий охранник, получающий в месяц всего-навсего пять тысяч баксов! Буквально в двух шагах от него, за узорчатой листвой оплетавшего всю террасу густого плюща, трахалась некая парочка. Сергей краем глаза видел судорожно вздрагивающие задранные белые ноги сидящей на перилах девчонки, с отвращением слышал ее приглушенный всхлипывающий стон и животное сопение какого-то старого хрыча. Как же он ненавидел их всех в эти минуты! Ненавидел люто, смертельно! Так, что, наверное, сгоряча перестрелял бы всех, если бы мог…
— Попался! — злорадно воскликнула Катя. И тотчас что есть духу бросилась наутек.
Застигнутый ею врасплох и слегка обалдевший от беготни, маленький Федька получил очередную кровавую плюху и на мгновение растерялся. На его импозантном костюмчике и даже на щеках уже красовались несколько мнимых кровавых ран. Аналогичную картину представляла собой и Катя. Но оба так увлеклись игрой, что совершенно не придавали этому значения.
Вскинув пистолет вслед убегающей со смехом сестре, Федька несколько раз поспешно нажал на курок. Однако вместо Кати угодил сначала в крахмальную рубашку официанта, а затем в голую спину какой-то изящной молодой дамы, которая истерически взвизгнула и, обернувшись, наградила меткого стрелка очаровательнейшей улыбкой. Но вместо третьего выстрела, который уж точно должен был настигнуть коварную девчонку, неожиданно последовал короткий щелчок.
— Ну погоди! — звонко бросил Федька. И судорожно принялся в очередной раз перезаряжать пистолет.
Между тем получившая некоторую передышку Катя стремглав взлетела по винтовой лестнице на четвертый этаж, вихрем промчалась по лабиринту коридоров, юркнула в сумрачный закуток и с разбега едва не налетела на какую-то дверь. Здесь она наконец перевела дух. Прислушалась: не раздастся ли жеребячий топот бегущего следом братишки? Но Федька, похоже, опять потерял ее след и теперь вынужден будет обследовать подряд все этажи и комнаты огромного дома.
К слову сказать, Катя и сама в нем нередко путалась. Внутри широковской «дачки» было немало помещений, куда она просто никогда не заглядывала. Существовали и такие, куда всем без исключения домочадцам входить и вовсе было строжайше запрещено. И пользовались ими только сам Игорь Николаевич да его преданный Гроб. Судя по всему, возле одного из таких помещений она сейчас и оказалась.
Без особого любопытства Катя осторожно повернула ручку тяжелой, бронированной двери, в замке которой почему-то торчал ключ, и… та неожиданно сама собою открылась, явив удивленному взору девушки небольшую полутемную комнату, буквально набитую всевозможной аппаратурой. Окон здесь не было. Стены были облицованы звуконепроницаемыми панелями. Посредине вместо стола красовался огромный пульт со множеством непонятных кнопок, лампочек, рукояток, а перед ним — пять цветных мониторов, на которых можно было увидеть самые разнообразные уголки широковского дворца. Если бы Катя когда-нибудь удосужилась побывать на телевидении, она, конечно, сразу обнаружила бы несомненное сходство между этой комнатой и студийной аппаратной, откуда происходило управление съемками. Но поскольку Катя отродясь на студии не бывала, все увиденное не на шутку ее заинтересовало.
Усевшись в массивное кожаное кресло перед пультом, девушка затаив дыхание принялась наблюдать за происходящим на мониторах. На одном из них был общий вид каминного зала со множеством танцующих гостей, среди которых она тотчас отыскала взглядом ненавистную «скунсиху», буквально млеющую в объятиях какого-то престарелого ловеласа в красном пиджаке. На другом была кухня, где сосредоточенно трудилась прислуга. На третьем — въездные ворота с автостоянкой, забитой до отказа сверкающими иномарками. На четвертом — диванная, в которой разгорелась азартная карточная игра. Разумеется, Катя очень скоро догадалась, на какого рода секретный объект она случайно попала, и это только распаляло ее и без того жгучий интерес.
Повернув какой-то рычажок, она весьма удачно добавила к изображению звук, который раздался одновременно из пяти установленных под мониторами акустических колонок. Комната сразу наполнилась смехом, звоном бокалов, непринужденными голосами. И Катя поспешила несколько убавить громкость. Так же скоро она научилась управлять и скрытыми камерами, которыми, как оказалось, был просто нашпигован весь дом, а заодно и переключать изображение с них на мониторы. Таким способом девушка сумела заглянуть в столовую с огромным праздничным столом, с которого украдкой подбирали роскошные объедки два явно чужих охранника; в несколько комнат на различных этажах, где тоже танцевали, пили, хохотали, обнимались или любезничали. Причем никто из гостей даже не подозревал о невидимом соглядатае!
Перебирая кнопками скрытые камеры, Катя вскоре обнаружила Федьку, который в поисках ее нетерпеливо рыскал по дому с пистолетом в одной руке и капающим ему на брюки клубничным мороженым в другой. Посмеялась над ним. Вновь переключила камеру и… невольно оцепенела.
Изображения на экране не было. Очевидно, в комнате, куда она заглянула теперь, был погашен свет. Но из колонки неожиданно послышался раздраженный голос ее отца, судя по всему выяснявшего отношения с каким-то пожилым незнакомым мужчиной.
— Послушай, Седой, ну чего ты мне мозги паришь? — возмущался Игорь Николаевич. — Плевать я хотел на твоего поляка! Сам виноват — нечего было пасть разевать на мой груз!
— Стыдно, Игорь, — иронично заметил неизвестный. — Кого ты хочешь обмануть? Неужели ты полагаешь, что я не знаю, кто и зачем организовал этот перехват? Твой приятель Матрос, надо отдать ему должное, отлично сработал. Но и он всего лишь человек, а не супермен. И на «вертушке»[3] выложил все как на духу…
Катя почувствовала, как ее отец яростно стиснул зубы. На мгновение наступила тишина.
— Ну и что с того? — взяв себя в руки, усмехнулся Игорь Николаевич. — Да, предположим, я сам заварил всю эту кашу. Но, как говорится, цель оправдывает средства. Мне нужен выход на Северо-Запад, и я его прорублю! Как Петр окно в Европу. И никто, слышишь, никто не сможет мне в этом помешать!
— Ты совершаешь ошибку, Игорь, — со вздохом произнес собеседник. — Роковую ошибку.
— А ты меня не пугай. Я сам кого хоть напугаю! И потом, может, мне за державу обидно? Хе-хе… Пока я по всей России железки собираю, эти волки в открытую флот распродают! Отчего бы тебе для начала их не пристыдить, а?!
— Брось, Игорь… По большому счету плевать тебе и на державу, и на флот. Я же тебя как облупленного знаю. Будь твоя воля — ты бы всю Россию с потрохами распродал… Зависть тебя гложет, зависть. Что не ты первый до этого флота дорвался. Не смог себе кусок пожирнее урвать…
— Я все могу! — самоуверенно усмехнулся Широков. — Я еще всех их согну в бараний рог!
— Не много ли ты на себя берешь, Игорь? Вспомни, кем ты был двадцать лет назад — жалкий фарцовщик, наркоман, стукач…
— Ну ты, полегче на поворотах! — огрызнулся Игорь Николаевич.
— Вспомни, кто тебя из дерьма вытащил, — укоризненно продолжал собеседник. — Человеком сделал. От тюрьмы отмазал, наконец… Все вспомни, Игорь. И подумай. Хорошенько подумай. Пока еще не поздно…
— Что ты меня совестишь, как поп с амвона? Сам, можно подумать, святой!
— Увы, не святой, — сокрушенно вздохнул невидимый собеседник. — Но кое-что для тебя в этой жизни сделал. И сделал бескорыстно. Может быть, отчасти в память о твоем отце…
— Как же! — зло усмехнулся Широков. — Да ты ему перед смертью хоть раз позвонил? Позвонил, я тебя спрашиваю, когда он в белой горячке на стенку лез?! Память, видишь ли, ему дорога… Да ты вообще по этой земле ходишь только потому, что мой отец тебя от смерти спас! Знаю я все. И про Литву! И про «железный марш»! Наслушался в свое время досыта… И меня ты в оборот взял вовсе не за светлую память. А потому, что привык всю жизнь из людей марионеток делать! Только со мной этот номер не пройдет. Кишка у тебя тонка на Широкова. И вообще, как был ты «шестерка» — так «шестеркой» и подохнешь…
