Когда белый американский вертолет, развернувшись, скрылся за лесом, Игорь Николаевич машинально расслабил тугую удавку своего броского галстука, а затем и вовсе неожиданно сдернул его с шеи долой.

— Все, амба! — самодовольно усмехнулся он и показал Горобцу тяжелый волосатый кулак. — Теперь они у нас во где!.. Чего молчишь, Кагэбэ? Не согласен?

Горобец неопределенно пожал плечами.

— Я тебя предупреждал, Игорь…

— Он — меня! — взорвался Широков. — А видал я вас всех!.. И вообще, поди-ка ты лучше водичку пощупай — я искупаться хочу. Тоже мне советник выискался…

Проглотив обиду, Гроб молча направился к озеру.

Между тем изрядно вспотевший Игорь Николаевич, не дожидаясь пробы воды, уже срывал с себя одежду, безоглядно швыряя ее на услужливые руки своих охранников.

— Эх… твою мать! Двум смертям не бывать, а одной не миновать! — залихватски воскликнул он и бросился в испещренную солнечной рябью холодную воду.

26 мая

«Троицкое поле» близ Москвы

Вечер

«Гости съезжались на дачу…»

Именно этой пушкинской фразой Катя обычно именовала подобного рода сборища, которые отец время от времени устраивал в своей загородной резиденции.

По правде говоря, называть этот огромный комфортабельный особняк просто дачей было, мягко выражаясь, несколько несправедливо. Ибо первая ассоциация, возникающая при упоминании данного слова — милый и скромный деревянный домик, фанерные перегородочки, все удобства во дворе… Словом, известная картина.

Загородная резиденция Широкова являлась самым настоящим дворцом, выстроенным югославскими строителями по индивидуальному проекту. Щедро оплаченная творческая фантазия его создателей воплотила в нем лучшие достижения современной архитектурной мысли и модернового дизайна, снабдив свое детище всеми мыслимыми и немыслимыми удобствами, какие только может пожелать человек, не испытывающий недостатка в средствах. Здесь были: собственная автономная котельная и насосная станция; подземный гараж на четыре автомашины (отнюдь не «жигули», разумеется) и огромный сверкающий бассейн с небесно-голубой водичкой; сауна, где свободно могли бы приятно проводить время человек десять, и просторный холл с монументальным камином; библиотека, уступающая своим собранием разве что знаменитой Ленинке, и уютная биллиардная, которую по старинке можно было именовать еще и диванной; а также такое количество комнат и разнообразных подсобных помещений, что постороннему человеку ничего не стоило заблудиться в них, как в пресловутом Критском лабиринте. Стоит ли говорить, что все полы во дворце снабжены электроподогревом, потолки обильно украшены художественной лепниной, высокие арочные окна — искусными цветными витражами, а для внутренней отделки применялись лишь доброкачественные импортные стройматериалы? Как, безусловно, не стоит говорить и о том, что весь благородный внутренний интерьер был совершенно под стать скромным запросам ценящего домашний уют и уважающего себя состоятельного человека. Одним словом, милая скромная «дачка» вполне соответствовала поистине широкой натуре своего владельца, каковым и являлся президент процветающей акционерной компании «Рострейдинг» Игорь Николаевич Широков.

Дом был построен полтора года назад на знаменитом ныне подмосковном Троицком поле, где некогда мирно росла картошка, а затем начали вдруг как грибы вырастать подобные «дачки». И неожиданно скоро образовали целый дворцовый ансамбль, куда с большим любопытством отправились бы на экскурсию старые русские, живо интересующиеся тем, как живут и процветают их «новые» соотечественники. Доминантой новоявленного дачного поселка являлся грандиозный готический замок в шесть этажей с центральной башней, где, очевидно для наблюдения за купальщицами, резвящимися на близлежащем пляже, была оборудована удобная смотровая площадка. Остается только гадать, какое невыразимое удивление должны были испытывать экскурсанты, узнав, что владельцем упомянутого замка был не министр, не академик, не банкир, а всего-навсего директор одной, причем даже не самой крупной, московской свалки…

Ну довольно о «дачке». Пора обратиться и к гостям.

Человек поистине широкой русской души, Игорь Николаевич, обзаведясь загородным домом, полюбил, будто старорежимный русский барин, устраивать в нем дружеские вечеринки и просто домашние посиделки для разного рода хороших и нужных людей. А поскольку таковых у него было немало, то и гости съезжались на дачу практически в каждый уик-энд, дабы приятно скоротать время к своему и радушных хозяев взаимному удовольствию. Способствовало этому и то обстоятельство, что нынешняя супруга Игоря Николаевича, после рождения сына поневоле ставшая затворницей, была столь же гостеприимна и охотно скрашивала свой ограниченный досуг в кругу собиравшихся в доме шумных компаний из самых разнообразных и подчас довольно экстравагантных личностей. Одним словом, в загородной резиденции Игоря Николаевича бывало порой ну очень весело.

Единственным человеком, не разделявшим всеобщего удовольствия, была, как это ни странно, Катя, воспринимавшая все происходящее в новом отцовском доме с той беспощадной иронией, какая вообще была свойственна ее относительно юному возрасту. Многочисленных папиных гостей она презрительно именовала не иначе как прихлебателями и по возможности старалась не участвовать в подобных сборищах, устраивая собственные в папиной московской квартире. Была, конечно, и еще одна немаловажная причина, имя которой — мачеха, или, попросту говоря, «скунсиха». Причем следует заметить, что в данном случае Катя была опять-таки несколько несправедлива. Ибо едва ли можно было отыскать женщину столь же приятную во всех отношениях, каковой являлась новая жена Игоря Николаевича. Глядя на Елену Витальевну, изысканную молодую даму, щедро наделенную и красотой и умом, так и хотелось по-старорежимному умильно называть ее «голубушка» или «душечка». Хотелось, наверное, и еще кое-чего. Но это самое «кое-чего» было доступно, за исключением хозяина дома, только узкому кругу избранных.

Невозможно обойти вниманием и самого младшего члена гостеприимной семьи Широковых — Федора Игоревича, веселого и неугомонного мальчугана, о котором можно сказать лишь, что он натурально во всем был удивительно похож на своего папу и что именно этот самый Федор Игоревич, или попросту Федька, и являлся главным виновником нынешнего семейного торжества.

— С днем варенья, Федюшка! — весело произнесла Катя. И нежно расчмокала своего маленького братца в обе пухлые розовые щечки. — Расти большой и… красивый! А это тебе от нас с Сережей…

Стоявший рядом с девушкой охранник торжественно пожал мальчику руку и вручил ему небольшую увесистую коробку в хрустящем целлофане, перевязанную, как водится, розовой лентой.

Разряженный в пух и прах именинник с разгоревшимися глазами тотчас принялся эту загадочную коробку открывать и вскоре извлек оттуда пару настоящих, поблескивающих вороненой сталью пневматических пистолетов.

— Ух ты! — обрадовался он. — А они стреляют?

— Ну, конечно, стреляют! — ответила Катя. — Еще как! Сереженька, заряди…

Красивый и обаятельный, в подаренном Катей новом жениховском костюме, Сергей вполне профессионально исполнил роль секунданта и ловко зарядил пистолет специальными патронами.

— Только осторожно, — предупредил он мальчика. — По гостям не пали.

— А что будет? Убью? — нетерпеливо спросил Федюшка.

— Убить не убьешь. Но настроение можешь заметно испортить, — ответил Сергей.

— А почему? — допытывался счастливый именинник.

— По кочану! — усмехнулась Катя. И напоследок чмокнула братика еще и в макушку. — Ах ты мой головастик!..

— Федя! Федечка! — послышался из шумного, празднично освещенного холла медоточивый голос Елены Витальевны. А вскоре, пробившись сквозь многочисленную толпу импозантных гостей, гибкой походкой молодой лани появилась и она сама — ослепительная и воздушная, в новом полупрозрачном голубом платье, сквозь которое соблазнительно просвечивала наготой ее стройная фигура; вся благоухающая самыми изысканными парижскими духами и сверкающая огромными бриллиантами, точно витрина ювелирного магазина. — Ну куда же ты пропал, мой золотой?