– Я так долго ждала этой встречи! – так же радостно сказала девушка, словно бы и не помнила то зло, что причинила Уильяму.
– Ох, а как её ждал я.
– Ты стал таким красивым и сильным…
– Сильным? Разве это можно увидать?
– Я могу – я вижу всё в тебе, Уильям. Ведь я твоя мама.
Сердце Уильяма вдруг чуть не остановилось – слова этой девушки пронеслись по всем коридорам его души. Вдруг высвободились старые, казалось бы, забытые воспоминания – о том, как в младенчестве он смотрел на глаза, что сейчас находятся перед ним, он вспомнил, что больше всего на свете мечтал ребёнком об этой встрече… Но так же быстро Уильям и остепенил себя, вспомнив, какое зло эта женщина причинила ему.
– Моя мать? – холодно спросил он. – На меня не действуют твои хитрые чары.
– Это не чары, Билли.
– Никто во всём свете не называл меня так.
– Кроме меня. Так я звала тебя, пока отец твой не выгнал меня из дома.
– Почему же он это сделал?
– Потому что считал, что я и мой род несут боль и разрушения. Он боялся, что ты станешь таким, как я – особенным, что человеческое в тебе утихнет, уступая место тому, что зовётся магией леса – непонятной и пугающей для людей. Но я всегда верила в тебя и любила.
– Поэтому ты так поступила?! – вдруг резко и озлобленно выкрикнул Уильям. – Поэтому ты позволила издеваться надо мной своим Вольным Друзьям, позволила им тыкать в меня палками, плеваться мне в лицо. Из-за веры в меня ты позволила этим детям убить моего родного отца и на моих глазах глумиться над его остатками?! А, может, ослепленная материнской любовью ко мне, ты обратилась в девочку моего возраста и заставила меня влюбиться в себя, а после убедила в том, что любовь – глупое и опасное чувство? Это противно природе и противоестественно, но хуже всего – то, что это жестоко настолько, что ни одна мать так не поступила бы.
– Билли… – всё так же, не убирая улыбку с лица, сквозь слёзы радости протянула женщина. – Помнишь, что я сказала тебе в облике Зелёного Капюшончика? Ради семьи я готова на любые зверства – это истинная правда.
– И зачем же всё это было? Чем ты оправдаешь свои зверства в отношении меня? Только избавь меня от пустых разговоров про любовь и веру.
– Не одна Анарет может видеть будущее. Я знала, что ты не станешь великим чудодеем леса, не постигнешь все тайны и не изменишь эту страну навсегда, о тебе не будут слагать легенды и писать сказки, ты не прославишься – ты закончишь так, как закончил бы, будь ты взращен своим трусом отцом. Он хотел, чтобы ты был отшельником, он внушал тебе веру в добро, он прививал тебе слабость! Я знала, что ты вырастешь таким же, если я не научу тебя ненавидеть мир и людей, к коим он относился.
– Хм, а у тебя получилось, – с загадочной улыбкой сказал Уильям.
– Вот видишь! Я знала, что ты поймешь меня, однажды…
– Я не договорил, – прервал её Уильям. – У тебя получилось, но только вот шиворот навыворот. Я не возненавидел мир и людей – я возненавидел только тебя.
– Что?! – вдруг испуганно спросила женщина.
– Назови своё имя, – жёстко сказал Уильям, подойдя к женщине вплотную.
– Меня зовут Гелия, родной. Но почему ты интересуешься этим сейчас? – ответила девушка, слегка отойдя, чувствуя опасность, исходящую от своего сына.
– Мне думается, что убийца должен знать имя своей жертвы – так правильно, – холодно сказал Уильям и резким движением обеих рук проткнул плоть своей матери, сдавив сердце – он никогда не знал, что способен на такое, но, что самое страшное, эта способность не отпугнула парня, а напротив весьма сильно воодушевила.
Уильям отчистил свои руки о капюшон Гелии и скрыл её тело плащом, после чего вышел из пещеры. На входе его уже ждала Анарет.
– Вы знали, госпожа, – посмотрев в глаза Анарет, сказал Уильям.
– Каждое чудо цену имеет.
– И я отплатил сполна.
– Ты винишь меня, дорогой? – спросила Анарет.
– Нет, хочу спросить – теперь, когда у нас с вами, я так понимаю, появился общий секрет от сестёр… Я хочу спросить у вас и прошу ответить мне предельно честно – правду ли говорили вы тогда, когда мальчонкой спрашивал я вас о воскрешении отца?
– Уильям… – обеспокоенно начала Анарет.
– Не беспокойтесь обо мне, госпожа! – вдруг крикнул парень. – Я понял, что вы моя мать – вы вырастили меня и одарили любовью – а женщина, что умерла от моей руки, была лишь предательницей нашей с вами семьи. Я не из-за грусти или печали спрашиваю – сейчас мой разум светел, как никогда. Теперь, когда я знаю всё о своём происхождении, о причине, по которой отец так много запрещал мне, я хочу, более всего на свете я мечтаю исправить ту ошибку детства. Я хочу рассказать отцу, как сильно я его люблю, и что теперь вовеки буду защищать свою семью, как защищаю вас, сестёр, и древа наши, что требуют моей защиты, как Снов Королевство всё.
– Ну что же, мой мальчик, – смиренно выслушав Уильяма, сказала Анарет, – есть один способ, но даже я не знаю, какую цену ты должен будешь заплатить за ухищрения и уловки против смерти. На западе строится замок, там восседает первый король Дримхолда – так отныне летописцы смертных будут называть наш край, так вот, чрез пару лун достроен будет этот замок, еще чрез две луны советник короля придёт в трактир, тогда-то ты и должен будешь с ним заговорить. Ты сам поймешь, в чём дело – ты помощь окажи ему во всём, что только не попросит, но помни ты и цену подходящую назвать. Ваш разговор с ним всем событиям так нужным для осуществления мечты твоей начало вмиг положит, и рано или поздно сбудется безумная твоя мечта.
Поблагодарил Уильям Анарет, и вместе они вернулись в лагерь. На протяжении следующих двух дней Анарет рассказала ему всё, что скрывала до этих пор от всех своих сестёр. Открылась Уильяму истина о том, что лесные колдуньи так созданы природой, что в случае чар, что схожи с истинными чудесами, великими, масштабными – им подвластно лишь желания смертных исполнять. Именно поэтому Уильяму и требуется убедить советника и прочих людей впоследствии в том, что им нужно загадать у него желания, пойти на сделку, которая в конечном счёте будет выгодна одному лишь Уиллу. Узнал чародей и о том, что пыльца синих цветов, что собой заменяют траву на поляне, при смешивании со слезами ростков Плачущего Старца образуют некую субстанцию, с помощью которой можно повелевать любым существом. Втирая получившуюся субстанцию в глаза, человек начинает, словно взаправду, видеть дивные картины, мир его становится ярким и прелестным, вот только по пришествии действия препарата, который Уильям про себя прозвал Нектартирином, человеку становится чудовищно тоскливо, невыносимо грустно, так, что аж жизнь ему становится не мила. Уильям без лишних слов понял, что таким чудо-препаратом можно любого человека превратить в раба, а значит, его шансы на успех разговора с советником значительно повышаются.
Так и случилось, в нужный день Уильям прибыл в трактир и после разговора с советником угостил его чудо-препаратом. Тот сразу же выдал парню все свои тайны, лишь пожелав ещё немного сего прелестного средства. Чародей убедил советника в том, что сделка, которую он заключит с Уильямом, пойдёт на пользу как им двоим, так и всему королевству и что ради такой цели советнику должно быть вовсе не стыдно пойти на предательство своего друга короля.
Теперь требовались выжидание, терпение и долгое время, которое должно было пройти, прежде чем советник убедит своего ослабленного и обезумевшего друга прийти к чародею в таверну, где последний заставит короля пойти на сделку, которая положит начало событиям исход, которых не мог предугадать ни советник, ни сам Уильям. Советник покорно наблюдал за своим другом, подбирал подходящие моменты, чтобы подсыпать королю зелье, полученное от Уильяма. Зелье разрушало разум короля, заставляя его впускать вновь и вновь в своё сердце страх, а в мысли лишь худшие из всех воспоминаний жизни. Сам же чародей успел обосноваться в местной таверне и каждый день тренировал свои умения на ничего не подозревающих людях: кому-то он просто-напросто дарил чудо средство, решая все проблемы бедняги одним махом, но создавая одну, что хуже прочих будет – зависимость от снадобий Мастера и сопутствующую этому вечную обязанность перед Уильямом. Другим чародей помогал монетами, в ссуду даваемыми под проценты нечеловеческие, или же зельями различными, что от одних болезней лечили, но другими людей отравляли.
