Элена забеременела после первой же ночи любви. На самом деле, оказалось, что эта их единственная ночь. Элена могла бы ускользнуть из дому во время послеобеденного отдыха леди Анны, пока Хильда храпела над своей вышивкой. Только что в этом толку — Атен должен от рассвета до заката трудиться в поле или в лесу, как работал все прошлые десять лет, с тех пор как ему исполнилось семь. А когда по вечерам он наконец освобождался, Элена прислуживала леди Анне и могла лишь на короткое время, которого хватит, только чтобы принести блюдо из кухни, украдкой выбраться из зала.

Эти драгоценные минуты они с Атеном проводили вместе, урывками, в амбарах и коровниках или в тёмных углах позади поместья. Жадно вцепившись друг в друга, они вдыхали запах кожи, ощущали жар тел, чередуя жадные поцелуи и шёпот. Но они постоянно были настороже, прислушиваясь к звукам приближающихся шагов и ожидая непристойных шуточек других слуг, которые могли увидеть их вместе. Встречаясь украдкой, они больше всего говорили о ребёнке. Послушать Атена — так ни одному мужчине до сих пор не удавалось совершить такое чудо. И Элена изо всех сил старалась не дать ему растрезвонить о своих подвигах на всю деревню.

— Всего четыре месяца. Подожди ещё несколько недель, — упрашивала она, — пока мы не соберем ещё немного денег.

Ту горничную, которую она заменила, прогнали как только леди Анна узнала, о её беременности. Элена не надеялась, что после подобной новости с ней не поступят так же, а в её состоянии не очень хотелось возвращаться на работу в поле, да ещё и в зимний холод.

— Кроме того, надо подумать о твоей матери, — напомнила она Атену.

Он до корней волос залился краской.

— Она всегда хотела внука... Когда он родится, она будет счастлива, как кот рыбника, — добавил он, хотя звучало это скорее как отчаянная мольба, чем уверенность.

— Ну да, может, внука она и захочет, — отвечала Элена, — но не меня ему в матери.

Вся деревня знала, что Джоан на любую женщину младше семидесяти, посмевшую хоть взглянуть на её сына, смотрела как на развратницу и грешницу, намеревающуюся отнять её мальчика, и любая девушка, которой удастся его соблазнить, станет вечным врагом Джоан.

Атен скривился.

— Знаю, что у матери острый язык, но она вовсе не такая, а как увидит тебя с нашим ребёнком на руках... — он запнулся, даже сыну было трудно выговорить эту ложь. — Да ладно, какая разница, чего хочет мама? — Он крепче прижал к себе Элену. — Ты нужна мне, только это имеет значение.

Худенькое тело Элены припало к его груди, по спине пробежала знакомая дрожь, как всегда, когда он держал её в объятиях. От работы в поле мускулы на плечах и руках Атена стали мощными, как у быка, но она чувствовала только их нежность. Кое-кто из девчонок посмеивался над его жёсткими соломенными волосами, вечно торчавшими как воробьиные перья после драки, а некоторые считали, что нос у Атена чересчур короткий и курносый, а потому красавцем его не назовёшь. Элена не замечала этих недостатков. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы ребёнок, которого она носит, был миниатюрной копией Атена.

В конце концов Атен согласился до последнего скрывать её беременность, но не раз был готов выболтать всё другим парням. Элена не сомневалась — как только приблизятся Рождественские Святки и Атен вместе с другими ряжеными пустится обходить деревенские дома, угощаясь под каждой крышей сидром, подогретым вином и пуншем — тайна тут же будет раскрыта. Кроме того — как долго ещё она сможет прятать свой растущий живот? Она снова видела во сне ребёнка, младенца, не желающего молчать. Внезапно Элена вздрогнула, ощутив ужасный холод.

День уже заканчивался, но уголки двора всё ещё окаймляли клочья ночной изморози, а вода в лошадином корыте снова начала замерзать. Маленький поварёнок спешил к пекарне, таща за собой корзину торфа. Внезапно он остановился, испуганный донёсшимся от дверей рёвом.

— Сейчас же подними, ленивый паршивец, не смей тащить по земле. Если прорвёшь дно корзины, я точно так же с твоей задницы шкуру сдеру.

Испуганный мальчишка попытался сделать почтительный поклон и одновременно поднять на плечи корзину, однако вместо этого только опрокинул, рассыпав половину торфа. Раф неуклюже двинулся к нему, и поварёнок съёжился от страха, но великан нагнулся, подобрал торф, поднял корзину на плечи мальчика, предварительно отвесив ему лёгкий подзатыльник, и насмешливо покачал головой.

Раф обернулся, почувствовав движение за спиной. По скользкому от мороза булыжнику через двор торопливо шла Элена, укутанная в толстый плащ.

— Далеко собралась, Элена? — Он поднял взгляд на тусклое солнце, уже опускающееся на вершины деревьев. — Скоро стемнеет.

Её щёки вспыхнули жаром в морозном воздухе. Всякий раз, когда Раф окликал её, он видел этот взгляд — блеск невинных голубых глаз, нежный полуоткрытый рот, руки, протянутые вперёд, как у ребёнка, ждущего, что его обнимут. Ему страшно хотелось, чтобы это мгновение длилось вечно. Но оно прошло, девушка потупилась, глядя под ноги, как всегда. Однако это не вызвало у него недовольства. Именно так и должна вести себя скромная юная девушка с мужчиной, который ей в отцы годится.

— Мне нужно бежать по поручению.

— Леди Анны? Наверняка один из мальчиков мог бы...

Он умолк, увидев, как девушка встревоженно оглянулась на окно большого зала. Нет, леди Анна её не посылала...

— Ты идёшь повидаться с матерью.

Поколебавшись мгновение, девушка кивнула.

Раф снисходительно улыбнулся. Несмотря на все удобства жизни в поместье, деревенские девушки предпочитали жизнь в тесноте, в своих убогих маленьких домишках, словно куры, связанные в корзине для рынка. Девушки скучали по своим семьям и всякий раз, как удавалось выскользнуть, бежали повидаться с ними.

— Жди здесь, — приказал он, и зашагал к кухне. Раф вернулся со связкой нанизанных на верёвку сушёных абрикосов, благоухающих, как розовые лепестки. — Нельзя же идти к матери с пустыми руками.

Она не сразу посмела поднять голову, встретить его взгляд и пробормотать слова благодарности. И в её глазах Раф увидел что-то ещё, не только смущение и признательность. Но что? Вину? Страх?

Элена опустила голову, но он взял её за подбородок и поднял лицо, заставляя смотреть в глаза. Его взгляд стал жёстким.

— Девочка, ты можешь поклясться, что идёшь повидаться с матерью, а не на свидание с мужчиной?

— Да... Клянусь, я не... не с мужчиной.

Раф ещё несколько секунд удерживал её лицо, потом, удовлетворившись ответом, ослабил хватку. Он отпустил подбородок Элены, нежно коснувшись её горла.

— Не задерживайся надолго. Не забудь вернуться до темноты —молоденьким девушкам опасно ходить этой дорогой в одиночку. Кроме того, ты должна прийти назад, прежде чем тебя хватится леди Анна. Не надо её сердить.

Она кивнула и поспешила в калитке в огромных воротах. Он смотрел вслед. Может, стоило предложить проводить её, просто ради безопасности. Он покачал головой, напоминая себе, что девушка всю жизнь бегает по этим дорожкам. К сожалению, она знает, как о себе позаботиться. А он отдал бы всё, чтобы увидеть в этих голубых глазах обращённую к нему мольбу о защите. Раф ощутил знакомую боль в горле. Глупо мечтать о ней, это только причинит ему боль, однако, как бы твёрдо он не решал выбросить её из своей головы, стоило лишь увидеть Элену, как вся решимость испарялась, словно капля воды, упавшая в ревущий огонь.

Раф уже прошёл полпути вверх по каменной лестнице, ведущей к Большому залу, когда за стеной послышался грохот. Не шум катящейся по камням повозки или плетущегося стада овец — топот быстро скачущих вооружённых всадников. Этот звук всегда означал неприятности. Раф уже слышал цоканье железных подков по камням, ржание резко осаживаемых лошадей. Он начал спускаться по ступеням. В высокую деревянную дверь оглушительно застучали, и все собаки поместья дружно принялись лаять и выть.

Привратник Уолтер, услыхавший стук, открыл маленькое зарешеченное окошко в обитой железом двери — узнать, в чём дело. Полученный ответ заставил его помчаться отпирать ворота. Едва он успел их распахнуть, как во двор рысью въехали пять всадников. Уолтер крикнул конюхам и побежал вперёд, чтобы взять поводья, которые главный бросил ему, выпрыгнув из седла.