Капитан и матросы на "Святой Катарине" его тоже заметили. Они тут же спустили шлюпку и принялись грести прочь от своего корабля, но перед этим кто-то из них отрезал якорь и швырнул горящий факел в канаты и бочки смолы, сваленные на палубе.

Шлюпка уходила вверх по реке Бер и растворялась в темноте, а корабль всё сильнее охватывало пламя, освещая море вокруг. Потом капитан и его экипаж потребуют убежища и помощи как моряки, пострадавшие при кораблекрушении — кто сможет свидетельствовать против них, ведь все доказательства исчезли как дым?

Но и моряки, и солдаты на королевском корабле были заняты гораздо более неотложными проблемами, чем уходящая шлюпка. Все на борту бросились опускать парус и отводить корабль от столкновения с дрейфующим горящим судном. Им удалось уклониться от столкновения с "Катариной", но в самый последний момент. Наконец, они бросили якорь на безопасном расстоянии, там, где прилив и ветер уже не могли направить на них пылающий корабль.

Теперь людям короля было незачем подниматься на борт "Катарины". Огонь охватил её корпус от носа до кормы, в чёрное, как дёготь, небо вырывалось пламя и дым. Такой огонь погасить могло только море, что и случилось довольно быстро. Корабль огромным пылающим шаром опустился в волны, унося с собой все свои тайны.

На этот раз, когда Тальбот пробирался через заросли кустарника, Раф услышал за спиной треск веток.

— Слишком поздно. Команда с корабля удрала, но скеги [20] — нет.

Тальбот, как и многие англичане, родился с ненавистью к французам. Он назвал французских солдат "Жёлтыми скегами", насмехаясь над их эмблемой, геральдической лилией. Но несмотря на это, в голосе слышалась необычная для него нотка жалости.

Раф застонал.

— Королевский корабль должен был стоять в засаде, чтобы схватить всех участников. Но как, чёрт возьми, люди Иоанна узнали?

— Я тут ни при чём! Должно быть, предупредил кто-то из болотных людей, — сказал Тальбот. — Они всегда рады получить деньги с обеих сторон, если смогут удрать. Нельзя доверять болотным людям, они преданны только собственному карману.

Со словами Тальбота согласились бы многие, но не Раф. Во всяком случае, пока.

Тальбот кивнул в сторону пылающего в темноте корабля.

— Думаю, ублюдок капитан перерезал глотки тем несчастным людишкам, как только увидел, что затевается. Не хотелось быть схваченным с поличным на перевозке в Англию скегов, а оставить в живых не рискнул, чтобы не проболтались после того, как он сбежит. Насколько я мог разглядеть — за борт никто не прыгал. Если бы они были живы — прыгали бы, неважно, умеют плавать или нет. Любой человек скорее утонет, чем сгорит.

Оба минуту помолчали. Им прежде случалось быть свидетелями страданий сжигаемых, слышать крики и видеть, как лопается плоть. Им до сих пор это снилось в кошмарах. Сарацины в Акре обладали ужасным оружием. Его называли "греческий огонь". Они бросали глиняные горшки в деревянные осадные башни и в атакующих людей. Горшки вспыхивали огнём, свирепым, как в горне кузнеца, поражая дерево, кожу, металл, плоть — всё вокруг. Вода не гасила этот огонь, только уксус, а где его взять посреди боя?

Они видели кружащих от боли людей, ослеплённых, с охваченными огнём лицами, заживо поджаривающихся в своих доспехах, падающих под милосердным ударом меча или копья. Они оба слишком хорошо знали, как положить конец агонии.

Тальбот настойчиво потянул Рафа за руку.

— Смотри, вон там, между теми деревьями.

Раф взглянул на холм. Высокий всадник наблюдал за горящим кораблём. Раф дал знак Тальботу следовать за ним и крадучись двинулся вперёд. Даже в темноте по длинному и тяжелому плащу, он мог видеть, что это не житель болот.

Лошадь нетерпеливо переступала на месте. Всадник подхватил поводья и развернул её, собираясь уехать. Он бросил последний взгляд на корабль, и отблески пламени высветили профиль. Такой знакомый, что Раф мог бы нарисовать его по памяти.

— Чтоб тебя! — выдохнул он. — Ты видел? Это же Хью, брат Осборна!

Тальбот обхватил Рафа рукой, с силой прижал голову к земле — как раз в тот момент, когда Хью вонзил шпоры в бока лошади и проскакал прямо рядом с укрывавшими их зарослями. Как только топот копыт затих вдали, Раф сел, отряхнул с лица сухие листья и выплюнул кусочки веток.

Тальбот присвистнул сквозь зубы.

— Так вот кто твой предатель. Я всегда ненавидел этого мерзавца.

Раф недоуменно покачал головой.

— Если бы я не видел своими глазами — ни за что бы не поверил. Я знал, что это кто-то из людей Осборна, но его брат! Чёрт возьми, он ведь дрался за Иоанна в Аквитании!

— Как и я, — напомнил Тальбот. — И это не заставило меня полюбить ублюдка.

— Мне отвратителен Иоанн, но я ни за что не стал бы помогать врагам Англии, даже ради спасения собственной жизни.

— Легко говорить, когда на кону не твоя жизнь, — проворчал Тальбот. — Вопрос в том, что ты собираешься теперь делать? Похоже, так и остаётся — твоё слово против слова Хью, или, вернее, слово той девчонки. И...

Раф стукнул кулаком по своей ладони.

— И я ни черта не могу доказать. Если бы я видел его с Фарамондом, или люди короля захватили бы живьём хоть одного француза и допросили — может, он назвал бы имя Хью. Но Осборн и слова против брата слышать не захочет. Если он хоть к кому-то в этом мире что-то чувствует, так только к этому мелкому отродью.

Раф в сердцах выдрал из земли пучок травы. Надежда доказать, что в поместье — шайка изменников, выскользнула из рук, и он не знал, как её вернуть.

— Дело в том, — сказал Тальбот, что Хью рано или поздно заинтересуется, кто сообщил людям короля и, полагаю, решит, что девчонка подслушала разговор и кому-то рассказала. Если у тебя к ней какие-то чувства — лучше проследи, чтобы она спряталась и не попадалась ему на глаза.

Раф провёл пальцами по волосам. Господи, могло ли быть хуже? Но по крайней мере, Элена в деревне, а Хью вряд ли станет пачкать обувь и водить знакомство с крестьянами из Гастмира. Только бы у Элены хватило ума оставаться подальше от поместья.

Они в молчании смотрели на темнеющий залив. Языки пламени плясали вокруг гибнущего корабля, отражаясь в зеркально-чёрной поверхности воды, как черти на ведьминском шабаше. Наконец, корабль с громким треском опрокинулся на бок. Волны ударили о палубу, огонь выше взметнулся в небо, словно отчаянно пытался спастись от моря. Но лишь на мгновение — его тут же захлестнула вода. "Святая Катарина" со всем своим грузом всё глубже и глубже погружалась в холодную чёрную воду.

С древности известна как могущественное оружие против ведьм и сглаза.

Ягода-рябина и красная нить, от ведьм нас сохрани.

Друиды жгли ягоды рябины, чтобы вызвать духов на поединок или принудить их отвечать на вопросы. Смертные часто сажают дерево у порога, чтобы зло не могло войти в дом. На растущей луне, когда злые духи сильнее всего, смертные кладут ветку рябины на притолоку и подоконник, чтобы зло не могло войти.

Некоторые смертные носят бусы из древесины рябины и вешают их в коровниках или на рога животных, чтобы их не сглазили.

А если корову все-таки сглазили и ее молоко не сбивается в масло, нужно делать его в маслобойке из рябины. Если лошадь заколдуют, и она сбросит седока, ее нужно стегать рябиновым прутом. Но тем, кто и впрямь боится злых духов, следует найти летающую рябину - дерево, чьи корни не касаются земли, а растут в расселине скал или на другом дереве, ибо такая древесина самая могущественная.

Но остерегайтесь, смертные, рябина защитит вас от зла человеческого, но не сохранит от силы мандрагоры, ибо мы не ведьмы и не духи, чтобы нами повелевать. Мы - сами боги.

Травник Мандрагоры