В годы войны Журавичский район оказался в более сложных условиях, чем Кормянский.
Кормянский район находится вдалеке от шоссейных и железных дорог. Вея территория за рекой Сож - огромные лесные массивы, которые соединяются с Брянскими лесами. Возможно, мои товарищи по истребительному батальону ушли туда.
Через Журавичский район проходили важные коммуникации гитлеровской армии, в частности Варшавский тракт, по которому осуществлялось снабжение фронта на центральном направлении. Вдоль коммуникаций гитлеровцы насадили сильные гарнизоны. Там нет больших лесных массивов. Все это, по-видимому, затрудняло развитие партизанского движения в Журавичском районе.
Немаловажную роль сыграл и тот факт, что в самый канун оккупации района был убит осколком немецкого снаряда первый секретарь РК КП(б)Б Н.Ф.Шлыков, а председатель райисполкома Ф.И.Мышак и другие ответственные лица по различным причинам эвакуировались в советский тыл с последними отходящими на восток частями Красной Армии. Правда, в небольших лесных массивах возле Рискова и Сверженя были оставлены коммунисты - организаторы партизанского движения.
Видимо, я перенервничал, к тому же простыл, поэтому несколько дней пролежал в постели. Вскоре ко мне заглянул Михаил Прохоров и сказал, что Бердников торопит с выполнением поручения - надо расширить комсомольское подполье, чтобы на его основе создать партизанский отряд.
Скрепя сердце, я сдался: пошел оформляться на работу, Учителю-то можно заходить в каждую хату.
И ПОДО ЛЬДОМ РЕЧКА ТЕЧЕТ
1
Первый урок - в седьмом классе. Хотя до войны вел историю, математику, язык и литературу, сейчас поручили зоологию. Учителей не хватает: на семь комплектов - шесть человек. Правда, классы небольшие, всего лишь по десять пятнадцать учеников. Родители стараются под всякими предлогами не "записать в школу" своего сына или дочь.
За расшатанными, с облезшей краской скамейками настороженно притихли ученики. Вчера под вечер сам разбирался, что такое зоология, что она изучает, а сегодня стараюсь преподнести им свои знания. Наглядных пособий нет. Местные учителя говорят, что их разбили и пожгли, когда в первые дни оккупации в здании школы останавливалась какая-то немецкая часть.
Только три книги на весь класс. Мне говорят, что еще повезло. Хуже тем, кто преподает историю и литературу. Занимаемся-то по довоенным советским учебникам, и в волости директору приказали, чтобы портреты руководителей партии и правительства затушевали чернилами. Вот поэтому у учеников "не оказалось" учебников - всего лишь один-два на класс. И мы довольны, что наши школьники не хотят портить книги.
Минут за десять до конца урока вдруг раскрывается дверь, и в класс вскакивает немец с автоматом на шее. Широко расставив ноги, он спрашивает, что это за собрание. Как могу, растолковываю: новые власти, мол, открыли школу, сегодня второй день занятий.
- Гут, гут! - ухмыляется он и велит положить книги на скамейки.
Перелистывает одну, вторую и вдруг начинает кричать: в учебнике литературы он увидел портрет Сталина. Тут же выдернул лист, порвал его на мелкие кусочки, а мне тычет кулаком в самый нос. Я боюсь одного: только бы не расстрелял детей. Пусть меня убьет раньше...
В каждом классе побывал этот немец - проверил учебники.
У всех учителей вид удрученный, словно на похоронах. Мы думаем, как спасти книги. И вдруг приходим к выводу, зачем затушевывать портреты? Можно же аккуратно по краям заклеить их. Так, мол, - это объяснение для "властей" - книга выглядит эстетичнее.
Теперь учебники по истории и литературе появились у каждого второго ученика. Аккуратные белые прямоугольники были на месте портретов. Притом смазывали клейстером не всю обратную сторону прямоугольника, а лишь края его, значит, сам портрет сохранялся. Ну а текст как был, так и остался прежним, советским.
И все-таки с тяжелым чувством каждый вечер возвращался домой. Кому скажешь, что работаешь по заданию коммунистов? Хотя и веду зоологию, предмет вовсе не политического значения, да все-таки в школе, которую открыли оккупанты. Стыдно людям в глаза посмотреть. Не объяснишь им, не расскажешь. Нужно сжечь школу во что бы то ни стало!
Вскоре я встретился с Михаилом Журавлевым. Хотя он и мой троюродный дядя, но только на четыре года старше меня. Наши возрастные, что ли, интересы, совпадали. Еще до войны, когда он - курсант военного училища приезжал на побывку, вместе гуляли на вечеринках, бродили по окрестным лугам и лесам. Между нами установились отношения более дружеские, чем родственные.
Михаил Журавлев, будучи раненным, попал в окружение, вырвался из него и пришел домой, живет теперь у старшей сестры Маши.
- Чем занимаешься, товарищ лейтенант?
Видимо, в моем вопросе изрядно было укоризны и издевки, потому что Журавлев пристально вглядывался в мои глаза. Прошли молча несколько шагов.
- По хозяйству занимаюсь. Но есть и главная работа...
Со слов Бердникова я знал, что кроме нашей организации на территории сельсовета действует еще какая-то. С большой радостью услышал, что именно он, Михаил Журавлев, возглавляет Сверженскую подпольную комсомольскую. Возникла она чуть позже нашей, но тоже в сентябре 1941 года. Оказалось, что некоторые мои ученики-старшеклассники являются членами этой организации.
- Так, говоришь, школу надо сжечь? Надо! Но осторожно. Запомни: немцы не дураки - могут заподозрить. Но, с другой стороны, школа - хорошее место, куда могут прийти связные.
Мы наладили постоянную связь с организацией Михаила Журавлева, в которую входили Лена и Матвей Шаройко, Григорий Бычинский, Мария Корниенко, Иван Кудрицкий и Николай Петроченко. Они, как и мы, совершали отдельные диверсии, вели разъяснительную работу среди населения.
Вскоре Серебрянская организация пополнилась, В ее ряды приняли Виктора Потеева, Нину Левенкову, Якова Якубова, моего брата Василька.
Занятия в школе шли, как говорится, через пень-колоду. Правда, учеников прибавилось, особенно в седьмом классе. Дело в том, что наши подпольщики стали агитировать за "новую школу". Комендатура и бургомистр часто требовали выделить подводы для доставки фуража и боеприпасов к линии фронта. Уедет парень - и ни его, ни лошади, ни телеги То ли угоняли ребят в Германию, то ли погибали в дороге. Надо было сохранить молодежь. Учеников же не брали в извоз. Вскоре юноши, у которых не пушок золотился на верхней губе, а чернели усы, возгорели желанием учиться в "новой школе".
Однажды Михаил Журавлев передал мне небольшой лис* бумаги.
- Ну, дорогой мой племянник, вот и начнем совместно работать. Поручи своим ребятам сделать полсотни экземпляров. Я своим уже дал задание.
Это была первая сводка Совинформбюро, которую я прочел после отступления наших.
- Где ты взял ее? - спросил я Журавлева.
- Один знакомый передал...
- Не доверяешь, да?
- Не лезь в пузырь, Миша. Поговорю с ним: если он согласится, я сведу вас.
- Конспиратор...
- Ну уж так положено, извини. Ты не сердись, а действуй. Только писать печатными буквами, чтобы по почерку не могли определить, чьей руки работа.
С какой радостью перечитывали и переписывали эту сводку! Значит, Москва держится! Значит, врут немцы, что "Москау капут"!
2
Михаил Журавлев познакомил меня с Татьяной Федоровной Корниенко. Мы "нечаянно" встретились, когда я из Сверженя возвращался в Серебрянку. Она была в стареньком ватнике. Голова повязана выцветшим клетчатым платком. На ногах - разбитые ботинки. Крестьянка-старушка, да и только - так могло показаться с первого взгляда. Кстати, в то время многие одевались в лохмотья, чтобы не привлекать внимания гитлеровцев. Корниенко была секретарем партийной организации в местечке Свержень. В начале войны ее вызвали в райком и сказали: "В случае оккупации района останетесь здесь для создания подполья, ребенка и мать эвакуируем в тыл". После этого Татьяна Федоровна была в Гомельском обкоме партии на инструктаже по ведению подпольной работы в тылу врага. Там ей выдали документы о том, что она якобы выпущена из тюрьмы.
