Пётр поднялся из-за столика.

–… что случилось там, в твоём отпуске? – голос Анну подвёл.

– Да ничего, собственно, не случилось. Отдохнул и решил. Прости.

Пётр отошёл от столика, но вернулся, хлопнул негромко большой ладонью по столу.

– Да, ещё одно… Ты уволена за срыв заказа, – повернулся и вышел из кафе.

Дурной сон не обманул.

Почему же она опять не поверила себе?.. Не поверила предчувствиям, верной, редко подводящей интуиции?.. Зачем уговорила себя, что сны – враньё, небылицы, думать забудь, дыши ровнее, всё будет хо-ро-шо… Нет, не будет хорошо. Будет, как она видела… Уже есть.

4. Анна

Кафе неспешно заполнялось. Пустых столиков становилось меньше, но к Анне никто не подсаживался. Посетители, отойдя от стойки, осматривали зал, выискивая знакомые лица и свободные места, быстро пробегались по её лицу и обходили стороной. Иногда пинали скомканную салфетку, слетевшую с неубранного стола.

«Надо бы её поднять, – думала Анна, – мешается». Слёзы капали в чашку с остатками кофе, оставляя на лице мокрую дорожку.

За окнами больших витражных окон Москву омывал дождь, прорвавшийся из низкого неба, несколько дней висевшего над городом. Дождь начался тихо, раздумывая, и постепенно набрал силу. Ручьи уже сливались в широкие потоки с запрудами, горожане искали обходные дороги.

Салфетка так и валялась на пятнистом полу.

В отсеке, отгороженном высокой прозрачной перегородкой, шумно рассаживалась компания. Несколько мужчин в деловых костюмах и две женщины, не сходные ни возрастом, ни видом, ловили на себе быстрые, недовольные взгляды – завсегдатаи маленького кафе шум не одобряли, чужое веселье редко кого радует.

Жизнь компании крутилась вокруг моложавой стройной блондинки, в которой Анна, вяло и заторможено, но всё же узнала недавнюю попутчицу в метро.

Миниатюрная черноволосая девушка-подросток с черным боевым макияжем отчаянно пыталась играть роль крупнее второй скрипки, но сражение ею было уже проиграно.

Высокая женщина была одета в светлый узкий деловой костюм – не летний, как машинально отметила Анна, рассеянно глядя на компанию из-под полуприкрытых век. Свет слепил, шум набатом стучал в висках. Ей бы встать и уйти, но тело обмякло, не подчинялось. Анна обессиленно сидела за столиком в одиночестве, никем не потревоженная.

Маленькая спутница, одетая в рваные джинсовые шорты, вылезающие из-под растянутого джемпера, и косуху, закинула ноги на соседний стул – к чёрту офисные церемонии! – и с пристрастием рассматривала свои ногти.

Блондинка достала из сумки-портфеля папку с бумагами, бросила быстрый взгляд на стройные ножки в плотных чёрных колготках и рыжих тяжелых ботинках своей помощницы, и, обходя каждого за столом, разложила перед ними листы. Мужчины принялись изучать документы, деловито сводя брови и время от времени обмениваясь репликами.

Высокий молодой человек лет 35-ти, проскочив было мини-переговорную, вернулся и, просунув голову в открытый проём, что-то весело сказал уткнувшейся в бумаги компании, чем вызвал растерянность блондинки и ступор у мужчин. Молоденькая брюнетка рассмеялась, вскочила, и, схватив молодого человека за рукав, стала затягивать его внутрь помещения.

Посидев ещё немного, Анна собралась с силами, подошла к стойке, безучастно постояла в очереди из трех человек и с большой чашкой крепкого кофе вернулась за столик.

Верь снам своим, неожиданностей будет меньше.

Не поверила. Снова уговорила себя, что минует, обойдет, не случится…

Знаки, знаки, кругом были знаки, но Анна не захотела их видеть, отвернулась, как девчонка: закрыла глаза ладошками – и нет меня, не найдет горе, обойдет стороной.

Чего же она боялась потерять? От каких лишений отворачивалась? Работу?.. Петра?.. Бабушку?..

И без утрат-лишений несладко… Её грешная любовь – непосильная ноша, счастья ой как мало! Любить и знать, что виновата, виновата!.. Ну теперь то всё определилось. Бросил. Сердце щемит, словно зажато тисками. Больно… А чего, собственно, Анна ждала? Одиночества сейчас не больше, чем вчера, когда сердце билось птицей в ожидании встречи. Обещаний никто не давал, в любви перед алтарём никто не клялся.

Любила, да… Любит и сейчас.

Но Анна-то знает, что Пётр прав, прав. Ей 28 лет, она одинока и несчастлива.

За короткими мгновениями урывочного секса, всегда больше торопливого, спешного, чем упоительного, тянулись долгие дни, часто недели офисных будней, когда немеешь оттого, что рядом, оттого, что не смеешь дотронуться, обнять, приласкаться.

И это её жизнь?.. Жизнь молодой женщины, умной, начитанной, может быть – талантливой, с покладистым, уступчивым характером, с хорошим вкусом, наверное – не дурнушки?..

Неужели меня не за что любить?.. Неужели никому, никому я не нужна?..

А действительно, за что меня любить?.. Брожу, в свои мысли погруженная, глазами вовнутрь, вся в сомнениях, вся в себе… Надо что-то делать… Так и проживу, никем не любимая, никем не замеченная…

А ещё меня уволили, ты помнишь об этом?..

Ну что же, тем проще… Всё разом!

Ох, бабушка…

5. Анна

Когда Анна вышла на улицу, дождь уже закончился. Светило мягкое осеннее солнце. Мостовые и тротуары были усыпаны облетевшей жёлтой листвой. Горький аромат увядающей сырой прелости наполнил воздух.

На углу Анна остановилась. Как использовать внезапную свободу? Побродить по улицам или сразу ехать домой? Бодрячество неминуемо отступит, навалится паника, и окажется она, беспомощная, посреди бурлящего большого города.

Анна решила ехать домой. Сейчас-то она почти победительница, да… Но сквозняк сомнений по-змеиному уже заползал в её душу, по-хозяйски разворачивался. Могла не успеть и до дому добраться, разрыдаться на улице.

Если бы она была одна, если бы одна…

Домой, домой! Принять горячую ванну, сварить глинтвейн, утомить себя запутанным сериалом и уснуть пусть даже тяжёлым, изматывающим сном. Утром бы паника поднялась снова, без сомнений. Но здесь только время – лекарь. Только время…

Бабушке она ничего говорить не будет – с двумя паниками Анне не справиться. Но как скрыть безработицу и безденежье, если она, Анна, не найдёт работу в самое скорое время?..

Тут уже не до разрыва с Петром, тут маячит почти нищета и голод для двоих.

Домой, домой, там можно расплакаться, пореветь, – не на людях же, в самом деле. Домой…

6. Анна

Объявление было ярко-аляпистым, раскрашенным красными и зелёными маркерами – как будто кто-то упражнялся в рисовании кружочков и линеечек. Не заметить его было сложно даже Анне, рассеянно бредущей по улице. Или её подсознание выхватывало из внешнего мира нужные знаки?..

Поднявшись по светлым ступенькам на пол-этажа, Анна с трудом открыла тяжёлую деревянную дверь. Просторный зал был увешан гардинами и тюлями. стенды с тканями стояли ровными рядами, на низких столиках лежали каталоги с образцами.

– Слушаю вас, – из-за стойки на Анну привычно-приветливо смотрела дама в очках с тонкой оправой под зебру. Дама, продолжая улыбаться, быстрым взглядом оббежала Аннину понурую фигуру.

– Я увидела объявление…

– Какое? Мы не давали никаких объявлений.

– О работе… Вам нужны дизайнеры? – Анна пыталась сосредоточиться на лице дамы, но взгляд уходил вниз, и приходилось делать усилие, чтобы поднять глаза.

– Нет, не нужны! – голос дамы из елейного, перескочив все промежуточные состояния, стал сух и жёсток. – С чего вы взяли?..

– Там внизу висит объявление…

– Это не наше! Мы не нанимаем работников с улицы! Мы фирма серьёзная, своих работников подбираем тщательно и с хорошими рекомендациями. Вас мы не взяли бы и в уборщицы. Всего хорошего! – и дама, потеряв интерес к Анне, стала перебирать бумаги на стойке-ресепшн.

Анна опять с трудом открыла тяжёлую массивную дверь, но уже с другой стороны.

– И сорвите его, это не наше! – полетело ей вслед.

7. Ёж

Он вышел за ней из вагона и следом перешёл платформу.