– Я слышал, государь.

– Ну?

– Вы имели честь сказать мне, что желаете говорить с господином Бассомпьером.

– Говорить с ним с глазу на глаз… с глазу на глаз… с глазу на глаз… Довольно ли ясно теперь?

Отец Котон закусил губу, закрыл свой служебник и вышел с видом негодования.

– Большое счастье, что он наконец понял…

– Уверяю вас, государь, что, если бы вас тут не было, я схватил бы его за плечо…

– Но мы от него освободились… Будем говорить…

– Я слушаю вас с глубочайшим вниманием, государь…

Король казался в большом замешательстве, как начать разговор; он кашлял, сморкался, наконец после большой нерешимости начал:

– Как тебе нравится девица д’Омаль?

Вопрос этот удивил Бассомпьера.

– Девица д’Омаль? – повторил он.

– Да, она…

– Я нахожу ее…

Шелест заставил его повернуть голову и избавил от труда придумать слово достаточно вежливое. Отец Котон стоял посреди комнаты, навострив оба уха, с видом тревоги и любопытства.

Несмотря на свой гнев, король не мог удержаться от смеха.

– Вам, верно, очень хочется узнать, о чем мы говорим?

– Государь, можете ли вы предположить…

– Как же это вы все входите, что вас не слыхать? Ведь вы, однако, знаете, что я желаю остаться один. Я этого не люблю.

– Государь, я не помню, чтоб вы дали мне ответ насчет монастыря, в котором живут бедные монахи…

– Черт побери! – сказал Генрих, приподнимаясь.

Но иезуит вернулся не за тем, чтоб уйти так скоро. Не обращая внимания на гнев короля, он спокойно сел на стул, который занимал прежде, и, скрестив руки на коленях, начал тоном проповеди:

– Государь, простите меня, но как духовник вашего величества я счел бы пренебрежением самой священной своей обязанностью, если б не заметил вам, что вы имеете пагубную привычку призывать беспрестанно имя духа зла и что это грех…

– Но я не монах… Вы запретили мне клясться Богом, а теперь запрещаете клясться чертом!

– Государь, – лицемерно сказал Бассомпьер, – можно было бы заменить чем-нибудь равносильным…

– Придумал, придумал! – вскричал Генрих с движением торжества. – Теперь я уже не буду говорить «черт меня возьми», а «Котон меня возьми».

Отец Котон выскочил на середину комнаты; из красного он сделался багровым, из багрового – зеленым; он надвинул на уши свою четырехугольную шапку, бросил бешеный взгляд и вышел поспешными шагами, шумно захлопнув за собою дверь.

Генрих катался от смеха на постели. Когда прошел первый припадок веселости, он сказал:

– Славно же он ретировался! Я так хохотал, что забыл боль. Кажется, на этот раз он не придет.

– Кто знает? Может быть, его пришлет королева.

– Ты прав. Запри дверь на замок.

– Уже сделано… Теперь, если только он не вылезет из трубы…

– Во всяком случае, не скоро решится он на это, и мы будем иметь время поговорить. На чем мы остановились? Ты, кажется, хотел мне сказать твое мнение о девице д’Омаль.

– Ваше величество непременно этого желаете?

– Непременно. Это, кажется, удивляет тебя?

– Немножко. Я не понимаю этого интереса, потому что, государь, вы знаток.

– Как ты разборчив, господин Бассомпьер! Девица д’Омаль недурна и притом, знаешь, что это одна из самых богатых невест при дворе.

– Я не опровергаю.

– Что прекрасное герцогство перейдет в женский род и исчезнет.

– Это жаль: герцог д’Омаль – имя, приятное для слуха.

– Не правда ли, что приятно?.. Скажи, Бассомпьер, у тебя никогда не было охоты называться герцогом д’Омалем?

– Нет, мои предки всегда оставались довольны именем Бассомпьера, я не знаю, зачем мне быть разборчивее их…

– Конечно, Бассомпьер – имя недурное… Но ты сейчас говорил, что д’Омаль звучит очень хорошо. Бассомпьер, герцог д’Омаль, герцог и пэр, потому что для тебя я сделаю герцогство пэрством.

– Для меня? Но я не имею на это никакого права.

– Теперь нет, но если ты женишься на девице д’Омаль… Я много об этом думал во время моей болезни… Мое величайшее желание видеть тебя женатым на девице д’Омаль!

Бассомпьер посмотрел на короля с тревожным видом и принял осанку серьезную, голос его стал торжественным.

– Вашему величеству, вероятно, небезызвестно, что за двоеженство вешают…

Король, без сомнения, понял, что хотел сказать Бассомпьер, потому что сделал гримасу, но все-таки ответил самым естественным тоном:

– Ну конечно… Но с какой стати ты делаешь это замечание?

– Оттого, что ваше величество желаете, чтобы я женился два раза.

– Извини, один раз, если только ты не женат секретно.

– Нет, но я помолвлен с девицей де Монморанси.

– А! Этот план все остается?

– Остается! Он остается до такой степени, что, если бы коннетабль не был в эту минуту, так же как ваше величество, пригвожден к постели подагрой, свадьба была бы уже отпразднована.

Генрих не отвечал. Наступило минутное молчание. Бассомпьер, который казался очень взволнованным, наконец заговорил с чрезвычайной живостью:

– Государь, я угадываю… Вы видели де Бульона в эти дни. Он говорил вам против моего брака… Я это знаю. Он хвалился Роклору, что расстроит этот брак, он сердится на меня, потому что у него не спросили согласия, он ведь дядя… Как будто недостаточно согласия отца!.. Ах! Мой сон не обманул меня, я знал, что, когда моя ложка потеряется, со мною случится несчастье…

– Что ты мне поешь с твоим сном, ложкой и де Бульоном!.. Я ничего не понимаю.

– Для чего же, государь, хотите вы помешать мне жениться на девице де Монморанси?

– Я ничему не мешаю.

– Но в таком случае я не так понял… Вы, мне кажется, говорили о девице д’Омаль?

– Я просто советовал тебе лучше жениться на ней…

– Но я торжественно обручен с девицей де Монморанси с вашего согласия.

– Но с моего согласия можно тебя и разобручить.

– Но я влюблен.

– Я сделаю для тебя герцогство царством.

– Девица де Монморанси чудо красоты…

Король слегка покраснел и, не отвечая, начал чесать бороду со странной настойчивостью. Эта поза, должно быть, имела что-то страшно тревожное, потому что Бассомпьер вдруг совершенно растерялся.

– Вы ничего не говорите, государь… О чем вы думаете?

– О чем я думаю?.. Я тебе объясню. Размышлял ты когда-нибудь, Бассомпьер, об опасности иметь слишком хорошенькую жену?

– Мне этого не кажется…

– О! Это очень опасно, Бассомпьер, очень опасно; поверь моей строгой опытности… Двор теперь очень развращен, жена очень молоденькая, почти ребенок, неопытная, подвергается большой опасности… особенно когда она так хороша, как Шарлотта де Монморанси.

– Разве я не могу защитить ее?

– Мужья всегда защищают дурно… Притом, повторяю тебе, двор очень развращен…

– Есть средство очень простое – я увезу ее подальше от двора…

Он остановился посмотреть, какое действие произведут его слова, и потупил голову, как будто ожидал, что разразится громовой удар. Действительно, король подпрыгнул при этих словах и запальчиво схватил его за руку.

– Я запрещаю тебе увозить ее… Запрещаю, слышишь ли ты меня?

– Увы, государь, теперь я понимаю все…

Он имел такой покорный вид, что Генрих после минутной нерешимости пожал ему руку.

– Тем лучше… потому что ты мне друг, Бассомпьер…

– Вы очень добры, государь… но…

– Что такое?.. Говори.

– Простите мне, государь, откровенность моего вопроса… Вы твердо решились?..

– Совершенно… Я влюблен, как не был никогда…

– И тогда, если бы я женился… решительно не было бы надежды избегнуть?..

– И не помышляй… Поставь себя на мое место.

– Поставьте себя на мое, государь…

Король смутился и думал с минуту.

– Это для твоей пользы, поверь…

– Для моей пользы!.. Если вы так понимаете это, государь, то я предпочел бы, чтобы вы менее заботились обо мне…

– Ты нерассудителен…

– Мне кажется, напротив…

– Я предупреждаю тебя заранее, я говорю тебе: не женись… когда я ведь мог ничего тебе не сказать…