Больше мы на эту тему не говорили, все наше внимание было поглощено необычным зрелищем – кортесами. Мы сидели в ложе театра; рядом с нами в таких же ложах мы увидели множество дам, кабальеро, посланников и прочих высокопоставленных лиц. Внизу, в партере, депутаты занимали два ряда скамей справа и слева от сцены. На сцене в креслах сидели епископ и какие-то четыре сеньора, а впереди – министры. Через несколько минут – не успели под ними согреться сиденья – члены Регентского совета поднялись и вышли, словно желая этим сказать: «Разбирайтесь во всем сами, как вам вздумается».

– Бедняги, – сказала Амаранта, – право, мне их жалко. Посмотри, как они растеряны и ошеломлены, не зная, с чего начать.

– Достопочтенный епископ Оренсе удалился, – заметила донья Флора. – Здесь говорят, что эти самые кортесы ему не по душе.

– Насколько я могу понять, идут выборы председателя, – сказал я. – Со всех сторон подают бумажки, очевидно, с именами кандидатов.

– Мы здесь насмотримся чудес, – прибавила Амаранта, предвкушая развлечение.

– Я жду не дождусь, когда начнутся проповеди, – заметила донья Флора. – Поторапливайтесь, сеньоры. Как я вижу, здесь немало духовных лиц, похоже на то, что мы услышим настоящих златоустов.

– Они косноязычны, ваши церковные философы, – заявила Амаранта. – В кортесах выступят светские ораторы; я уверена, здесь вскоре разыграется презабавная кутерьма, не хуже, чем на Народных собраниях во времена фуэрос[54]. Приготовимся всласть посмеяться.

– Ну, кажется, председателя выбрали. Послушаем этого юного кабальеро, он что-то читает на сцене – совсем как актер, не успевший выучить свою роль.

– Он просто взволнован торжественностью заседания, – возразила Амаранта. – Право, мне кажется, все эти сеньоры были бы рады, если бы их отпустили по домам. Впрочем, выглядят они неплохо.

– А вот виконт де Матарроса, – заметила донья Флора. – Тот белокурый юнец. Я видела его в доме Морла, очень умный мальчик… Знает английский.

– Этому ангелочку еще впору молоко сосать, а его выбрали депутатом, – улыбнулась графиня. – Он не старше тебя, Габриэль. Нечего сказать, мудрые у нас законодатели. Нашим Солонам[55] не более двадцати весен.

– Дорогая графиня, – сказала донья Флора, – мне отсюда отлично виден дон Хуан Никасио Гальего. Он внизу среди депутатов.

– Да, вижу. Дон Хуан способен зараз проглотить и кортесы и регентов. В жизни своей не видела более остроумного человека, уверена, что он пришел посмеяться над своими коллегами-депутатами. А рядом с ним – разве это не дон Антонио Капмани? Поглядите, что за человек! Ни минуты не посидит спокойно, так и вертится, как белка.

– Тот, что сейчас усаживается, это Мехия.

– Я вижу также ангельский лик Агустинито Аргуэльеса. Говорят, он прекрасный оратор. А вон Боруль[56]. Я слышала, будто кортесы ему не по нраву. Однако пора начинать представление. Как они тянут!

– Места бесплатные, так что следует запастись терпением.

– Ну вот, председатель на месте. Начнут ли они наконец?

– Интересно послушать, что будут говорить…

– Мне тоже.

– Нас ждет прелюбопытнейшее зрелище, – сказала Амаранта, – каждый станет требовать, что его душе угодно.

– Один выступит и скажет: «Я хочу этого», а другой ответит: «А я не желаю», и скучное собрание сразу оживится.

– Да, такого еще не бывало! Вот будет потеха, когда церковники закричат: «Долой философов!», а философы: «Долой священников!» Удивляюсь, что председатель не запасся плеткой.

– Поверьте, дорогая, приличия будут соблюдены.

– А где это они научились блюсти приличия?

– Тише, выступает депутат.

– Что он сказал? Ничего не поймешь.

– А он уже садится.

– На сцене кто-то что-то читает.

– Некоторые встали со своих мест.

– Они сказали, что приняли к сведению. Мы тоже. Столько шума из ничего.

– Тише, сеньоры, сейчас произнесут речь.

– Речь! Послушаем. Как шумят в ложах! Если публика не успокоится, председатель велит опустить занавес.

– Кажется, вон тот священник, что напротив, собирается взять слово?

– Встал, поправил свою шапочку, откинул сутану. Вы знаете его?

– Я – нет.

– И я не знаю. Послушаем, что он скажет.

– Он говорит, что следовало бы принять ряд предложений, записанных у него на бумажке.

– Отлично. Так прочтите же нам вашу бумажку, сеньор священник.

– Кажется, он собирается сначала произнести речь.

– Но кто он?

– Похож на праведника.

В соседних ложах из уст в уста передавалось его имя. Оратора звали дон Диего Муньос Торреро.

Сеньоры слушатели или читатели, я собственными ушами услыхал первую речь, произнесенную на заседании испанских кортесов в XIX веке. В моей памяти еще звучит эта прелюдия, первый зачин нашей славной парламентской эпопеи, спокойный голос, принадлежавший простому священнику с ясной душой, светлым умом, приятной и скромной осанкой. Если вначале шепот наверху и внизу мешал слушать его, то постепенно шум затих и речь его полилась отчетливо и торжественно. Слова звучали внятно среди воцарившейся тишины, они проникали в сознание людей. Все сосредоточенно молчали; еще никогда ни одного оратора не слушали с таким глубоким уважением.

– Знаете, дорогая моя, – заметила во время наступившей паузы донья Флора, – этот попик неплохо говорит.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.