Они не могли оторвать глаз от этого восхитительного, поистине прекрасного зрелища. Казалось, что время вдруг остановилось, исчез весь мир, вся вселенная сосредоточилась на этих необыкновенных кристаллах и их тихом задумчивом сиянии. Они словно были живыми, словно пытались что-то сказать им, показать через причудливые рисунки, словно уносили в другой мир – непонятный и мистический – и ждали, ждали…

Марион моргнул, возвращаясь в реальность, посмотрел на девушку, но она целиком погрузилась в созерцание алиманов, и офицер ее понимал. Он сам находился в их власти несколько часов, увидев впервые.

– Империта! – позвал он.

– Да? – очнулась Дели, растерянно хлопая глазами. – Как странно, я словно путешествовала по каким-то незнакомым таинственным мирам. Это все они?

– Да, в алиманах есть какая-то необъяснимая сила. Говорят, они могут лечить, – Марион присел возле гроздьев кристаллов, вздохнул: – Жаль только, что я не знаю, что нужно для этого делать. Юл– Кан никогда не говорил об этом.

А Дели все любовалась алиманами. Это было самое прекрасное из всего, что она когда-либо видела в своей жизни. Молочно-белые, искрящиеся гранями, они зачаровывали, притягивали, околдовывали.

– Как вы можете сидеть, когда вокруг вас такая красота? – Удивилась девушка.

Не удержавшись, она осторожно дотронулась ладонью до одного кристалла. Кожа ощутила еле уловимое тепло и слабую, почти незаметную пульсацию, исходящую, словно изнутри камня. Страха не было, но ее вдруг наполнило смутное необъяснимое, будто покрытое толстым слоем тумана, чувство тревоги и настороженности. Удивительное ощущение проникало сквозь кончики пальцев, как тихо бегущий поток ручья, не причиняя боли, разливалось по венам и заполняло все тело, пока не влилось в мозг мягким сияющим фонтаном. В сознании неожиданно ярко вспыхнула странная картина.

Она увидела кусочек Камарлена. Большое поле, поросшее густой красно-бардовой травой, в которой, словно озорные глазки, проглядывали маленькие фиолетово-сиреневые цветы – неприметные, но необычайно красивые. Недалеко возвышался шатер леса с огромными стройными колоннами огненных деревьев. Пробежал какой-то вспугнутый сильный зверь. Все дышало спокойствием, величием и простотой.

Теперь перед глазами стояла другая картина.

Земля, покрытая толстой пеленой пепла, и мертвая сухая трава. В небе клубы дыма,– удушающие, ядовитые. Деревья, задыхающиеся в смоге, умирающие. Бледное, словно больное, солнце, пытающееся пробиться сквозь толщу черных облаков.

Это было давно, но это было. Тогда смерть отвели Другие, и планета вновь ожила. Неважно, кто они– Другие – и откуда пришли, важно, что опасность ушла.

Но теперь, после стольких лет обновляющего сна, вновь пришла смерть, которая грозила не только планете, но и им. И они уже пробуждаются и скоро сила их будет велика. И тогда…

Дели в страхе отдернула руку, напуганная и ошарашенная произошедшим, увидела Мариона, что стоял рядом и странно смотрел на нее.

– Вы что-то почувствовали, империта?

Она покосилась на кристаллы, но те по-прежнему загадочно искрились белым сиянием.

– Я видела Камарлен и что-то еще, – неуверенно произнесла она, сомневаясь, не было ли все это галлюцинацией, наваждением. – Да, и что-то еще. Пожалуйста, только не спрашивайте ни о чем, потому что я и сама ничего не понимаю. Эти кристаллы, как живые.

Марион знал, что алиманы обладают тайной неведомой силой, но никогда не слышал, чтобы они входили в контакт с кем-либо.

– Давайте уйдем отсюда, трайд, – попросила империта, с недоверием и почти страхом глядя на кристальный лес.

Тот кивнул, и они нырнули в другой туннель, ведущий в еще более глубокое нутро гор Ялтхари. Дели с удивлением обнаружила, что лодыжка ее перестала болеть, а опухоль совсем спала. Марион тоже заметил, что раны его странно затихли, успокоились.

– Значит, правду говорят про лечебную силу камней, – не уставал повторять он. – Бывают же чудеса на свете!

Дели же, напротив, была молчалива и задумчива. О чум говорили камни? Какую силу они таят и копят в себе? Неужели они чувствуют марганов, чувствуют опасность и смерть? К чему они готовятся? И что будет после их «тогда…»?

Покалывание в пустом желудке вернуло ее к насущным проблемам. Никогда раньше она не голодала. К тому же очень хотелось пить.

– Сейчас бы хоть кусочек мильдана!¹⁷– мечтательно протянула Дели.

Трайда уже давно мучил этот вопрос. Так ведь они и в самом деле умрут от голода.

Еще просто удивительно, что империта довольно-таки бодра. Он-то может и протянет без еды несколько дней, – приходилось голодать и неделями, – но вот девушка?

С мыслями о еде, прошли несколько рондов, миновав дважды большие залы с алиманами. Стояла пронзительная тишина, нарушаемая лишь эхом их шагов. Пещеры были однообразны и скучны, глаза всюду натыкались на унылые стены. Марганов, к счастью, не было.

Внезапно Марион остановился, прислушиваясь.

– Слышите, империта? – спросил он.

– Что там? – напряглась Дели.

– Шумит вода.

Действительно, где-то совсем недалеко раздавался чарующий голос падающей воды. Вскоре их глазам предстал маленький водопадик, стекающий откуда-то сверху, видимо то были отголоски Большой Воды, оказавшиеся очень кстати. В лицо ударили прохладные брызги, а под ногами куда-то в темноту убегал быстрый ручеек. Пили долго и жадно. После немного отдохнули.

– Трайд, когда мы вернемся на Деллафию, что вы сделаете в первую очередь? – неожиданно спросила девушка.

– Что сделаю? – растерялся тот. – Даже не знаю.

– А я знаю. Первым делом я посмотрю в зеркало на свое отражение.

Марион засмеялся, а Дели продолжила:

– Потом я помоюсь и причешусь. А потом наемся до отвала и буду спать.

– Кто бы мог подумать, что когда-нибудь мы будем мечтать о таких простых вещах! – произнес офицер.

– Думаете, на Деллафии переживают за нас?

– Надеюсь.

– Я тоже, – вздохнула девушка, вовсе не уверенная, что кто-то волнуется за нее на родной планете, учитывая, на каких тонах они расстались с Императором.

У них никогда не было взаимопонимания, лишь постоянные ссоры, стычки, обиды. Вспыльчивый, требовательный, жесткий, черствый, вечно занятый какими-то неотложными сверхважными делами, он полностью переложил ее воспитание на плечи многочисленных наставников, учителей, репетиторов и нянек. Изредка появлялся сам, но не для того, чтобы поинтересоваться ее делами, самочувствием или просто побаловать дочь своим вниманием, а чтобы устроить ей экзамен, проверяя, хорошо ли идет воспитание и обучение. И обычно эти экзамены кончались шумным скандалом и слезами, потому что Дели упорно не желала поддаваться занудным воспитателям, часто сбегая от них. В сердцах она кричала, что Император – бесчувственный тиран, плюющий на дочь с высокой колокольни, за что не раз сидела под арестом.

Он мечтал сделать из нее настоящую Императрицу – достойную себе замену, заставляя ее сидеть, как Императрица, ходить, как говорить, как Императрица. А она противилась этому. Ее не прельщала перспектива погрязнуть навсегда в болоте тоски под названием «правление» и навеки забыть о себе, о своих желаниях, мечтах, свободе, в конце концов, потому что на себя времени не остается. Это пугало ее больше всего. А Император не желал ничего слышать и понимать и бесился от бестолковости и глупого упрямства своей дочери. Все чаще вспыхивали ссоры, разжигающие еще больше ее ненависть к Трону. Она мечтала о свободной жизни, полной приключений. А Император называл ее позором своей семьи, рода и Деллафии в целом, грозился отречься от нее и оставить голодранкой, отдать в жены космическому пирату, отправить на дикую планету и оставить там, заточить ее в самое глубокое подземелье на несколько лет для приобретения ума и послушания.

А ее мать – Императрица Дельфина – была тихой, спокойной, миролюбивой и побаивалась своего мужа, не говоря ему ни слова наперекор. Она была несчастлива в этом браке, так как вышла за Фиделя не по своей воле, а по воле своего покойного отца. Но, тем не менее, Императрица любила Филадельфию, всякий раз успокаивая, когда та прибегала к ней, залитая слезами от очередной перепалки с отцом, печально смотрела на дочь и говорила: