– Да, – произнёс Семен, проходя в кабинет, – тут они провели больше всего времени. Рылись и потом забрали все бумаги, унесли технику, видеокассеты и диски, флешки, винчестеры, даже… – он показал рукой на стену, – зачем-то взяли фотографии детей и внуков.
Маруся молчала, смотрела по сторонам и не могла поверить в происходящее. На мгновение она закрыла глаза, представляя, что сейчас всё исчезнет само собой, и страшное наваждение – это всего лишь игра её испуганного воображения; но открыв глаза, она поняла, что всё уже случилось, и теперь с этим нужно жить и как-то противостоять.
– Думаю, – продолжил Семён, – что для вас самым плохим будет изъятие камней из шкафа Глеба. Я слышал, о чём они говорили, и видел, как светились радостью их глаза, когда они нашли мешок зеленых кристаллов, потом в каменных чашах были огранённые жёлтые, фиолетовые, белые и голубые камни. А когда они нашли ромбические кристаллы, то бегали минут двадцать, как ошпаренные. Звонили, кричали и все, кто участвовал в обыске, приходили на них посмотреть.
– Вот, – он протянул Марусе бумаги, – это протоколы изъятия, они оставили их в гостиной. Тут написано, что у вас нашли изумруды, полудрагоценные камни ювелирной огранки и кристаллы настоящих алмазов. Я так понимаю, они ещё хотят обвинить Глеба в незаконном хранении драгоценных камней.
Глаза Маруси наполнялись слезами. Беда окружала со всех сторон, отбирая последние силы, сбереженные для борьбы. Она встала с дивана, положила на стол документы и пошла в спальню; неожиданно сильный сон прямо в одежде уложил её на кровать и накрыл одеялом.
Глеб сидел один на заднем сиденье автомобиля, рассматривал свои наручники, считал звенья, их соединяющие, зубчики до замка, изучал сильно оцарапанное отверстие под ключ и думал о допросе. Теперь это было самым важным. Понимание того, что через несколько минут начнётся своеобразная игра интеллектов, заключённая в словах, провокациях и обвинениях, заставляла его собраться, вспомнить все детали встреч с хозяином картины. Он настраивался на некое соревнование, понимая, что ему будут задаваться сложные вопросы, ответы на которые нужно будет находить мгновенно. Ему казалось, что данный вид общения с полицейскими должен походить на стрельбу по тарелочкам. Траектория неизвестна, скорость неизвестна, а попасть нужно – соединив палец на спусковом крючке с мгновенной, анализирующий все аспекты, интуицией.
Неожиданно вибрация во внутреннем кармане ветровки нарушила все его мысли, заставив достать телефон и посмотреть на адресата.
– Папа, – услышал он голос дочери, нажав на соединение, – куда пропал? Я уже третий день не могу до тебя дозвониться. Интернет, газеты пишут, что тебя разыскивает Интерпол, что ты совершил преступление, организовав кражу дорогой картины.
– Шурка, – еле слышно произнёс Глеб, посмотрев на своих конвоиров, – как здорово, что ты позвонила.
– Мы с мамой ничего не понимаем! Телефон твой молчит, я уже стала думать – а вдруг тебя убили? К нам вчера приходила полиция, спрашивали, где тебя искать, чем ты занимаешься и сколько у тебя денег.
– Дочурка, что ты столько вопросов задаёшь. Я жив, здоров, сейчас меня везут в тюрьму, я сегодня добровольно сдался. Лучше расскажи, как живешь, как там мои внуки поживают? – Разговор приносил ему успокоение, голос его любимой девочки придал ему уверенности в том, что семья, дети волнуются и очень хотят поддержать его и помочь.
– У нас всё хорошо. Мама сняла большую яхту, позвала своих друзей и мы катаемся. Ты, наверное, забыл – у неё сегодня день рождения, и у нас очень большая программа…
Она говорила, смеялась, отвлекалась на чьи-то вопросы, снова продолжала рассказывать о празднике и подарках для мамы, а настроение Глеба, так сильно вспорхнувшее, когда он услышал голос дочери, менялось.
– Подожди, – перебил он её, – ты приедешь ко мне в тюрьму? Очень хочу тебя увидеть.
– Даже не знаю, – ответила она так быстро, как будто ждала этого вопроса. – Мы сейчас плывём на другой конец острова. Завтра и послезавтра – живем в отличном пятизвёздочном отеле, потом возвращаемся на яхте в Лимассол. Представляешь, какая у нас насыщенная программа!
– Рад за тебя, – произнёс он, отключая телефон. Ужасная параллель, пролетевшая через года, пронзила его схожестью слов и интонаций. Глеб откинулся на спинку сиденья и вспомнил, как двенадцать лет назад его арестовали в Намибии. Как полицейские побоялись обыскивать его, и поэтому он оказался в камере с телефоном. Как набрал он номер жены, стараясь рассказать о своём трудном положении, и как услышал в ответ – безразличие.
Он улыбнулся. Надежда, что, может быть, дочь не совсем поняла его слова о тюрьме мелькнула лучиком, разгоняющим плохие мысли и осталась, как ниточка спасения, за которую Глеб, схватившись двумя руками, потянул, уговаривая себя, что она обязательно к нему придёт.
Машина остановилась во внутреннем дворе тюрьмы. Глеб очнулся от своих воспоминаний, вышел из автомобиля, прищурившись, посмотрел на яркое солнце, почувствовал его тепло на лице и пошел следом за полицейскими.
Пять минут хождения по коридорам и лестницам привели его к двери на третьем этаже. У входа в комнату толпились люди; было видно, что все они собрались тут именно для того, чтобы посмотреть на русского, совершившего самую громкую кражу за всё время их работы в полиции.
Глеб вошёл внутрь помещения, сел на указанный ему стул и стал с любопытством рассматривать интерьер. Через несколько секунд он демонстративно улыбнулся, давая собравшимся понять, что ему очень нравятся десятки спортивных кубков в старом шкафу, фотографии футбольных команд разных лет, грязные чашки из-под кофе и пустые стаканы на подносе.
– Ну что ж, приступим, – неожиданно для него произнесла женщина, сидящая за столом. – Я – Елена Михаэль, следователь отдела квартирных краж, веду расследование преступления, совершённого по адресу: улица Микон, дом номер один, в деревне Апеша.
По данным, которыми мы располагаем, вы дважды посещали дом по этому адресу и интересовались коллекцией картин господина Мариоса. А в день вашей встречи у адвоката грабители сломали двери дома и похитили самую ценную картину из коллекции – полотно французского живописца Эдгара Дега, стоимостью шесть миллионов евро. А так, как мистер Мариос покинул дом для встречи с вами, и именно вы хотели купить эту картину, следствие выдвигает вам обвинение в организации этого преступления. Прошу вас, – она протянула Глебу лист с печатаным текстом, – ответить на вопросы в последовательности, указанной в этом документе.
Это был подарок, удача, на которую он никак не мог рассчитывать. Ему давали в руки вопросы, прочитав которые, можно было продумать ответы, связать их в единую линию защиты, понимая, что никаких неожиданностей не будет. Он читал, смотрел на людей, собравшихся в комнате, понимал, что они тоже визуально изучают его и выстраивал линию своего поведения.
– Значит, так, – после небольшой паузы, начал говорить Глеб, – перед тем, как начать отвечать, я хочу сделать заявление. Вы сказали, что следствие выдвигает мне обвинение в организации кражи картины. И я так понимаю, это обвинение опирается на факт моего приезда в дом Мариоса и беседу у адвоката. Но на всех встречах присутствовал водитель такси, который забирал меня от отеля и привозил обратно, он же привозил меня и к адвокатам. Мой партнер по бизнесу, южноафриканец, занимался организацией встреч и лучше меня знал, когда дом с коллекцией останется без присмотра, секретарь хозяина дома, молодой тридцатилетний парень, тоже присутствовал на всех наших переговорах. Поэтому я считаю, что у вас нет оснований именно меня считать организатором кражи.
– Все арестованы и уже находятся в тюрьме, – прервала его женщина-следователь, – вы, похоже, не очень понимаете серьёзность своего положения. Работает очень большая, специально созданная группа. Мы сняли отпечатки пальцев в доме, запросили распечатки телефонных звонков всех фигурантов этого дела, нашли свидетеля, который видел, как фургон с лестницей в кузове подъезжал… – Она говорила, и это было то, чего хотел Глеб. Елена Михаэль, гордая своей значимостью как руководителя группы с особенными полномочиями, сидела напротив него, уверенно смотрела и рассказывала то, чего ему так не хватало для построения защиты. Когда она закончила свою речь, в её руках уже был карандаш, настойчиво стучащий по столу, глаза горели справедливым гневом, выражая уверенность и превосходство. Офицеры, присутствующие в комнате, молчали, разделяя боевое настроение своего начальника.
