- Че-о?! - мигом возмутился Суплекс. - Русский борец? Ты с какой луны упал? В сборной России хоть одна русская фамилия есть?

- Мае цы? (И что? (Осет.))

- Ницы! Ма дзур, каед нае зоныс! (Ниче! Молчи, если не знаешь! (Осет.)) - Суплекс, наверное, был борец-профессионал, раз так горячился.

- В сборной России есть один чеченец, - вмешался Хамид.

- Как его фамилия? - спросил Бесик.

- Не помню.

- Это не чеченец, а дагестанец, - сказал Суплекс.

- Йае мыггаг каемаей у? (Как его фамилия? (Осет.)) - спросил Бесик уже у Суплекса.

- Иваноев, - ответил Суплекс, отчего все рассмеялись, даже сам Суплекс.

- Зато у русских есть Емельяненко, - сказал Хаш и в шутку, но довольно профессионально провел серию ударов.

- Он уже дважды проиграл, - сказал Руха.

- Один раз, - возразил Хаш, для убедительности выставив указательный палец. - Вот недавно, да и то случайно: руку в захват отдал.

- Не руку - башку, - рассудительно поправил всезнайка. - "Треугольник" был.

Хаш немедленно взбеленился:

- Иди это глухой бабке расскажи! "Рычаг локтя в треугольнике" - афтае хуыйны! (так называется! (Осет.)) При чем тут башка?!

Всезнайка притих и вроде даже уменьшился в размерах.

- Его б сюда, а? - мечтательно проговорил Рижий.

- Кого? - спросил Хаш.

- Емельяненко. Хамид бы его через бедро кинул. Ты ж борешься, Хамид?

- Я слышал, он у нас под Фиагдоном был и двоих черных избил, - сказал Бесик.

- Кто? Емельяненко? - спросил Хамид.

- Ну.

- Каед? (Когда? (Осет.)) - спросил Суплекс недоверчиво.

- В прошлом году, - сказал Бесик. - Пристали к нему двое: о, живой Емельяненко, давай, мол, поспарингуем! Так надоели - он их обоих выстегнул.

- Зачем Емельяненко в Фиагдон ездить? - спросил Руха с сомнением.

- На сборы, - предположил Хаш. - Или на курорт.

- Я ж говорил, что русские - звери, - сказал Рижий.

- Зато у нас есть боксеры, - сказал Хамид. - Бетербиев, Байсангуров, Альбиев...

- Альбиев - борец, - возразил Суплекс уверенно.

- Он боксировать тоже умеет, - сказал Хамид. - Я видел.

- Тогда я с Емельяненко по-братски здороваюсь! - заявил Хаш. - Ай йае ма! - шутливо пожаловался он вдруг. - Бафаелладтаен уже ацы цаецаейнагаей! (Мать его! Задолбал уже этот чеченец! (Осет. с русск. вставкой.))

Все, кроме Хамида, засмеялись.

- Ты че-то про меня сказал? - спросил Хамид нехорошим голосом.

- Не! - простодушно отозвался Хаш. - Говорю, люблю чеченских боксеров.

- Я тоже могу сказать по-чеченски, - проговорил Хамид.

- Ты с дневальным так общаешься, да? - спросил его Рижий. - Он понимает?

- Когда я пьяный, я даже с офицерами разговариваю по-чеченски, - заявил Хамид.

- И они понимают? - спросил Рижий.

- Научились.

- А сейчас вариант бухнуть? - спросил Бесик.

- А воздух есть?

- Скинемся, - сказал Бесик. - Да? - поинтересовался он у остальных. - Тут цены как - нормальные?

- Нормальные, - сказал Хамид. - Только кто пойдет?

- Ты, - сразу сказал Бесик. - Мы ж здесь ниче не знаем.

- Я не пойду, - отрезал Хамид.

- Почему? - спросил Бесик с невинным видом.

Хамид промолчал.

- Ему впадлу, - вслух предположил Руха и, судя по всему, угадал.

- Омае (Здесь: тогда... (Осет.)) пусть дневальный сгоняет, - предложил Бесик. - Или еще кто...

- Хочешь, чтоб меня посадили? - усмехнулся Хамид.

- А че такого?

- Там их или ограбят, или украдут. При мне одного даже убили.

- Срочника - убили? - переспросил Суплекс.

- Да, - сказал Хамид. - Пошел в банк получать перевод, а на обратном пути - зарезали...

Мы снова примолкли, а Хамид продолжал:

- Я потом на опознание с ротным ездил. У него знаете, че в карманах лежало? Фантики от конфет. Ему за три дня до этого посылка пришла, он ее заныкал и хавал потихоньку. А чтоб фантики не видели, совал их себе в карман. Потом выбрасывал. Так и умер с фантиками.

К обеду явился в дупель пьяный Али и сообщил, что сегодня в столовую нас не пустят.

- Почему? - возмущенно спросил Бесик.

- Потому что мы не поставлены на довольствие, - ответил Али. - И потому, что нас не хотят ставить на довольствие.

Потом он поманил за собой двоих парней посговорчивей, и вскоре они принесли три картонных коробки, в которых оказались сухпаи. Нам выделили пятнадцать пачек, чтобы протянули до завтрашнего утра. Помимо каши двух видов и тушенки, в сухпаях обнаружились отвратительные галеты, которые никто не ел. Про плавленый сыр с паштетом молчу - они исчезли сразу и навсегда. И так как дисциплины у нас не существовало в принципе, после первого же приема пищи намусорили мы порядочно, и то, что надобно было растянуть до утра, мы оприходовали за час.

Появился товарищ майор, оглядел кучи мусора, среди которых мы валялись, и сказал с какой-то обреченностью:

- Вы не вы, если не насвинячите...

- Товарищ майор, разрешите обратиться? - подал голос Бесик.

- Обращайся.

- А вон тому караульному патроны хотя бы выдают?

Майор покосился в указанном направлении и ответил:

- Выдают.

- Боевые?

- Боевые.

- А он имеет право стрелять?

- Да.

- А в майора?

Поднялся хохот. Товарищ майор сдержанно усмехнулся - как-никак шутка была удачная, - потом подозвал обедавшего с нами Али, сказал ему что-то вполголоса и, не прощаясь, ушел к воротам КПП. В город, надо полагать. Обернувшись, Али сообщил, что мы только что профукали возможность ночевать сегодня под крышей. Все были донельзя сыты, поэтому новость эту восприняли как авиакатастрофу где-нибудь в Таиланде.

Время тянулось очень медленно. Валяться просто так быстро надоело. От нечего делать самые шалые разбрелись по части в поисках приключений. Другие решили поприкалывать солдатиков Хамида. Третьи принялись знакомиться с офицерскими дочками. Четвертые боролись. Выглядело это даже для нас самих неестественно. Мимо строем, в ногу, шагали подпоясанные, приглаженные, постриженные военнослужащие. Те, кто шли в одиночку, обязательно отдавали каждому встречному офицеру воинское приветствие. Мы же - небритые, обросшие, в майках, с подвернутыми штанинами, в тапках, без носков, говорили не по-русски, орали, хохотали и, в шутку шугая, кидались на солдатиков.

Несколько раз повторялась одна и та же забавная сценка. Кто-нибудь поджидал на углу спортплощадки одинокого солдатика и, остановив, вежливенько так спрашивал: "Боец, прикурить есть?" И как только хмуренький солдатик протягивал раскрытую пачку, от нашего лежбища доносился крик: "Кто не хафтанет, тот чмо!" Солдатик либо улепетывал со всех ног, либо сжимался, точно его и в самом деле собирались ударить.

Вскоре все без исключения солдатики-одиночки обходили наше лежбище стороной. Если мимо шел строй в столовую, в него летели камешки. Высшим пилотажем считалось попасть по козырьку чьего-нибудь головного убора. Если проходил офицер, пусть даже в двадцати метрах от нас, надо было хором заорать: "Здр-равия желаем!", желательно - с акцентом.

И вот когда весь этот цирк, никак на службу не похожий, уже нас самих стал утомлять, к лежбищу подошли двое товарищей офицеров, каждый - с парой больших звезд на погонах. "По?дполы", - шепнул всезнайка.

- Ага, - пророкотал подпол, который был повыше. - Вот они, наши дикари.

- Мы не дикари, - немедля возразил Бесик вялым сытым голосом.

- А вам не говорили, что надо хотя бы вставать, когда подходит старший по званию? - осведомился подпол, который был пониже.

- А мы не с этой части, - проговорил Бесик, едва сдержав зевок.

- Все равно, с какой вы части, товарищи военно... - начал было подпол пониже, и тут подпол повыше с презрением рявкнул:

- Встать!

Мы подчинились. Те, кто был помельче, сделали это проворно. Остальные вставали не спеша, намеренно показывая свое к офицерам отношение.