Поднялся возмущенный гул.

- Мне-то все равно, - добавил майор издевательски спокойно. - Я сейчас пойду в общежитие, приму душ, позавтракаю - и баиньки...

- Кто наблевал, сознайтесь! - закричал Руха, и сейчас же принялись кричать остальные:

- Хетаег, дае фарсмае чи уыди? (Хетаг, около тебя кто сидел? (Осет.))

- Я спать хочу!

- Не могли в пакет стругануть?

- Маесты каенын уже! (Я уже злюсь! (Осет. с русск. вставкой.))

- Борщнул кто-то!

- Да это Али, по-любому!

Как водится, причастные к инциденту кричали громче остальных. Все знали, кто именно пировал на задних сиденьях, но тыкать пальцем никто ни в кого не торопился. Заставить убирать осетина при посторонних, пусть даже за собой, не так просто, это я знал еще на гражданке... В конце концов в автобус затолкали двух русских (с нами их ехало трое), которым не повезло сидеть недалеко от места происшествия, и они навели там чистоту. И не только там, но и по всему автобусу. Вынося пухлые пакеты с мусором, наши боевые товарищи прятали глаза.

Убедившись, что до Дагестана доехали все, товарищ майор великодушно разрешил нам войти в казарму. Там мы сразу же кинулись на поиски воды. Майор не соврал - воды и впрямь не было. Солдатик, стоящий на низком деревянном постаменте возле небольшой тумбы, сообщил нам, что воду дадут только в час дня.

- А ты кто? - спросил его Хаш.

- Дневальный, - просто ответил солдатик.

Его сейчас же обступили.

- Тот самый? Дежурный, на выход? Рота, подъем?

- Ага, - сказал солдатик.

Всех пробило на хи-хи.

- А это... - сказал Хаш, - вы не должны нас встречать? "Духи, вешайтесь!" - или как там?

- Так вы ж не к нам едете, - благодушно улыбаясь, отозвался солдатик.

- А делаете вообще? - допытывался Хаш.

- Конечно, - гордо ответил солдатик, отчего все расхохотались. Солдатик с важным видом начал описывать процесс перехода из "запаха" в "духа", но я ушел искать кровать.

На кроватях тут и там дрыхли русские. Наверное, отсыпались после нарядов. Удушливо, до слез, воняло ногами, хотя на дворе было утро понедельника. Новоиспеченные срочники растолкали ближайших солдатиков и вежливо так спросили, где можно поспать.

- Где свободно! - был ответ.

Начался поиск свободных мест. Их оказалось гораздо меньше, чем надо было. Я занял верхнюю койку у окна в одном из отделений, на которые была разделена казарма, и ушел на поиски сортира, а когда вернулся, койка моя была уже занята. Я сделал вид, что место не мое, и нашел себе новое, чуть ли не последнее. Нужно было срочно отдохнуть. Я запихал вещмешок и берцы под нижнюю койку и вырубился, как только принял горизонтальное положение.

Но выспаться не удалось. Через какой-то мучительно короткий промежуток времени противный голос выдернул меня из блаженного изнеможения:

- Ботлих, па-а-адъем!

Ботлих, подумал я сонно. Значит, никакой не Бодкин. Али, чертов Дональд Дак... Я заставил себя отлепить щеку от сальной подушки, встал и машинально принялся натягивать берцы на босые ноги. Потом вспомнил про тапки, но расшнуровываться было лень. В глубине казармы Хаш вопрошал рассерженно: "Какая сука крикнула "Ботлих, подъем!"?"

Как я понял впоследствии, явился начальник казармы и разругался с нашим майором на том основании, что он, майор, впустил в его, начальника, казарму своих засранцев. Вдобавок те парни, которым не хватило мест, просто вытолкали с ближайших постелей их законных, но безвольных хозяев и улеглись сами. Лысого начальника с четырьмя звездами на погонах это бесило даже больше, чем своеволие нашего майора.

Короче, нас вытурили на улицу.

Майор, который тоже, видимо, не выспался, приказал нам становиться в две шеренги, но мы опять не поняли, как это. Он спросил, где Али, но никто не знал. Майор кивнул каким-то своим мыслям и, сверяясь по листочку, принялся за перекличку. Мы так и стояли перед ним раздробленной, то и дело зевающей кучкой, он называл фамилию - обладатель фамилии хрипло якал в пространство. Много фамилий было произнесено неправильно, и майор честно извинялся и поправлялся. Черт поймет этого человека - он явно был от нас не в восторге, а все равно извинялся.

Двоих не хватало.

Майор поднял глаза от листочка и уставился на нас долгим взглядом. Когда до него дошло, что мы ничегошеньки не понимаем спросонья, он любезно осведомился, собираемся ли мы искать недостающих.

- А кого не хватает? - буркнул Руха.

Майор заглянул в список.

- Тогузова и Купеева.

Никто не знал, кто это. Так майору и сказали. Товарищ майор пожевал губу, потом ткнул пальцем в Руху:

- Ты - поди посмотри их в казарме.

- А почему сразу я? - возмутился Руха.

- Потому что инициатива барает инициатора, - невозмутимо отозвался майор.

Странно, но Руха не стал упираться - отделился от нашей кучки и, набычившись, убежал в казарму. Некоторое время майор молча стоял, уставившись на носки своих форменных туфель. И вдруг, сморщившись, чихнул.

- Хаир! (Будь здоров! (Осет.)) - заорали мы хором.

- А? - сказал майор.

- Это по-нашему "Будьте здоровы!", - пояснил Рижий.

- А-а... Спасибо. - Майор извлек из кармана белый отутюженный платок, хорошенько высморкался и сказал: - Вы ж сами себе хуже делаете. Вот что вам стоило просто полежать на кроватях до обеда?

- Так мы ж лежали, товарищ майор, - заверил Рижий.

- Лежали они! - мгновенно распалившись, крикнул майор. - Вы действительно стадо!

- Не говорите так, - сказал Бесик с шутливой угрозой. - Мы не стадо.

- А кто, кто? Распушили хвосты, как павлины, и ходите!

- Мы не павлины.

- Гордые кавказцы, да? В бою гордость показывать надо!

- За что нас выгнали, товарищ майор? - спросил Хаш, который уже несколько раз порывался повалиться на травку, но его удерживали.

- За то, что вы не умеете вести себя как люди. Теперь будете под открытым небом куковать. А если этих двух полудурков не найдете, так вообще - без хавки оставлю.

- Не имеете права, - заявил Бесик.

- Не имею, - кивнул майор. - Но то, что говорю, исполняю.

Мы как-то сразу притихли. Непонятно было, на понт он нас берет или действительно задумал без хавки оставить.

- Поймите, - добавил майор с необычайной проникновенностью, - мы с вами здесь гости. Это не наше командование, и нам здесь не рады. А вы, дебилы, им об этом напоминаете!

Отыскав Тогузова и Купеева (которые даже не удосужились проснуться), нас провели к спортгородку. Он размещался в тени высоких тополей. Рядом был общий сортир - низенькое строение, похожее на гараж с пристройкой. Выбирать не приходилось, мы покидали вещмешки на траву и развалились, как тюлени на пляже. Но спать было муторно: жара, жажда. Некоторые, кто поспортсменистей, поперлись на турники. Подтягиваться подтягивались, но больше, конечно, трепались.

По центральной дороге проходил солдатик при оружии, в бронежилете и каске. Если б не амуниция, на него вряд ли обратили бы внимание - солдатик и солдатик, вон дневальный точь-в-точь такой же был, мамаши не отличат. Но в каске, сползавшей ему на глаза, в бронежилете, тянувшем его к земле, да с автоматом он выглядел настолько комично, что новоиспеченные срочники подняли его на смех.

- Стой, кто идет? Стой, стрелять буду! - закричал Бесик петушиным голосом - и началось.

На шум из ближайшей казармы вышел рослый чернявый парень с оголенным, по-мужски волосатым торсом. Новоиспеченные срочники тут же забыли про караульного. Чернявый сделал два размашистых шага по крыльцу, но увидев, сколько нас, замер на краю верхней ступеньки. Сразу стало ясно, что это местный заправила. Постояв немного в нерешительности, он прокричал что-то вглубь казармы, и солдатик с красной повязкой на руке вынес ему стул. Заправила уселся, возложил ногу на ногу и с каким-то показным, плохо отрепетированным достоинством закурил. Все внимательно следили за ним, и он это понимал. Чуть погодя он опять крикнул - на этот раз мы отчетливо услышали "Дневальный!" - и появился тот самый солдатик, который вынес стул. Заправила что-то сказал ему, тот удалился и вскоре вышел с кружкой в руке. Заправила степенно принял кружку, но не выпил - глянул внутрь и внезапно плеснул воду в лицо дневальному. Сделано это было явно напоказ - мы все заржали.