― ...Брать бабки не всегда означает предательство в конечном балансе, Тана моя Казимировна. Ну, взяла Воленька от оного Федоса каких-то двадцать штук зелени, каб тебя подставить. Ай-ай-ай, беленькую наркоту в твой сейф подложила!
Ну и что с того? Думаешь, она тебя сейчас задарма сдаст следственным комитетчикам? Почем ей тогда тебе в шерсть признаваться, сознаваться? Больную совесть успокоить? Маловероятно.
Сама хорошенько подумай, въезжай. Без хитрозадой Явдохи твоему Федосу никуда, Мечислав твой на фирме никто, зиц-заседатель. Итого, остается полномочной барыней-спадарыней Вольга Сведкович всем заправлять, когда де-юре исполнительный директор, то бишь ты, находишься де-факто во временной эмиграции и эвакуации, ― весомо аргументировал Евген с просторечием для ясности.
― Когда же вы с Вольгой начнете делить текущие доходы и прибыли от менского "Совета да любви", много ли ей, тебе достанется в кредит от дебета? ― задав вопрос, он его тут же снимал ответом, как в непререкаемом катехизисе для малосведущих в каноническом вероисповедании.
― Полагаю, режим наибольшего благоприятствия свободному предпринимательству и привлекательные условия инвестирования следует создавать целенаправленно и планомерно, директивно ликвидируя неизбежные препоны и преграды. Будь то в экономике или в политике...
...Логистикой назавтра ты и мы обеспечены, обстановка ясна. Тем часом непредусмотренные трудности, затруднения и загвоздки будем ликвидировать по мере поступления новых вводных и объективных данных.
...В сведенном балансе, папа в маму, вы с Вольгой ― родственницы, объективно и субъективно. Оттого и действуете воедино...
Отъезжаем на Киев через Москву проездом завтра же вечером. То бишь нынешней календарной датой, ― Евген посмотрел на наручные часы, характерно сверил время "лонжина" с экраном смартфона. ― Ужотка студеный декабрь, однако... У нас в Белорашке с любовью по-московски, без охов и вздохов...
La sera porta la consiglia, где вечер, там и утро, ажно без двойной итальянской бухгалтерии. Пойдем-ка отпочивать на боковую, Тана свет Казимировна...
На Петровщину к офису семейно-брачной консультации "Совет да любовь" и одноименной общественной организации Тана Бельская собранно, осмотрительно подъехала за рулем разгонной "лады-калина". В зимних сумерках по окончании рабочего дня некто или нечто едва ли смогут помешать ей исполнить задуманное. Евген и Змитер на вооруженной подстраховке должны уж находиться в дизельном "фольксвагене-гольф", припаркованном поблизости от главного входа в здание.
Тана передернула затворную раму "гюрзы", поставила ствол на предохранитель, опустила его в сумочку. Коснулась по привычке ножен с боевым холодным оружием на левом предплечье. Вышла спокойно из автомобиля, направилась во двор к заднему крыльцу для конфиденциальных посетителей, желающих проконсультироваться у здешних врачей и юристов инкогнито.
Разговор с доктором урологом Евдокией Бельской, урожденной Петушковой, у нее предстоит серьезный, обстоятельный. Психиатрически и психотерапевтически душевный. В чем-то, собственно, сексологический, ― своемысленно усмехнулась Тана, когда ее ожидаемо встретила Вольга Сведкович, молчаливым жестом показав на лестницу, ведущую на второй этаж.
Ни с кем иным больше не столкнувшись, Тана зашла в собственный свой кабинет исполнительного директора. Осмотрелась со вздохом и укрылась в приватной туалетной комнате руководителя. Тотчас в знакомом интерьере вспомнила, как во время ареста сумела спрятать любимый композитный стилет в очень нужном сантехническом устройстве. Не замедлила извлечь хорошую технологичную вещичку из небытия и забытья. Добру-то не пропадать.
Вскоре в кабинете появилась сперва Явдоха, вслед за ней Вольга постучалась в дверь, почтительно спросила по имени-отчеству, можно ли войти. Чуть обождав, пока обе эдак громко на два голоса увлекутся обсуждением перспективных деловых начинаний, Тана беззвучно выскользнула из укрытия.
Она никак не предполагала, не ожидала от себя вот такого амока. Один только вид свекрови, самовластно, вальяжно, вольготно, царственно воссевшей в ее директорском кресле, вдруг смог вызвать такую вспышку импульсивной ненависти. Нестерпимой, слепящей, безрассудной, внезапно и мгновенно вскипевшей ярости.
Атаковала Тана взбешенным порывом. На выдохе с хриплым яростным рыком. Вслепую, даже втемную. В десятые доли секунды нанесла неотвратимо смертоносный, отработанный укол стилетом в основание черепа Евдокии Бельской. С лету ударила в броске тем, что под руку подвернулось.
Мигом спохватилась, оставив вонзенное убийственное орудие в аккуратной колотой ране. Обрела осмысленный, образумившийся взгляд. Смертная тьма, адский мрак, горячечная мгла в ее глазах рассеялись, как не бывало.
Хладнокровно проверила, попали либо нет на нее, на одежду частицы чуть-чуть брызнувшей крови. Новых перчаток она предусмотрительно не снимала, а какие-либо потожировые следы на Танином стилете давно уж смыло химически ароматизированной водой в бачке унитаза.
Лишь теперь Тана обратила холодное внимание на оторопевшую, онемевшую, столбом остолбеневшую Вольгу:
― Быстро уходим, любовь моя Воленька. Нас здесь не было. Не стояло и не лежало...
Чё встала, расторгуй-манда, бэра!? Смываемся, уйя!.. ― к Тане вновь вернулось бесчувственное бешенство прирожденного берсерка и военно-командный язык матерных приказаний из сплошных отточий...
В поезде на Оршу, а именно в сидячем вагоне регионального бизнес-класса, Евген дал Тане ознакомиться с кое-какими оперативными бумагами из кейса Птушкина. Какое ни есть, но для нее приемлемое в дорогу криминальное чтиво про заказное убийство в престижной многоэтажке по-над Свислочью. А также кое-что протокольно о семейно-военном совете как-то раз на кухне в элитном, так бы сказать, номенклатурном доме окнами на площадь у Дворца железнодорожников в Минске.
Евген, между прочим, сидел неподалеку от Таны и глаз с нее не спускал во избежание чреватостей. Мало ли чего ей, аффектированной беспредельщице, в отмороженную башку взбредет?
"Вау! После бала на корабль... Классика, почти идеально сработали, в дебет и кредит. С кем оно не бывает, так с нами каждый день. Свойский праздник жизни у нас завсегда с собой..."
Глава пятьдесят восьмая
В Москву отправиться зимой
Трем белорусским нелегалам не сопутствовали какие-либо препятствия, рогатки, помежные инциденты и зональные эксцессы в течение пересадки в приграничной Орше и далее проходящим ночным скорым поездом на Москву.
Змитер Дымкин приобрел железнодорожный билет, воспользовавшись неким украинским паспортом, любезно выписанном ему в Луганске. В юрисдикции Украины его предъявлять, несомненно, чревато. Хотя для кассы оршанского желдорвокзала сойдет. Тем более для возможной облавной проверки документов и аусвайс-регистрации в Москве. Но последнее маловероятно. К лицам и личностям, подобным журналисту Дымкину-Думко, московские полицаи стараются не подходить без особой нужды.
На другого украинского подданного, то есть на Евгена Пичански, ночная кассирша почему-то сначала глянула с нескрываемым подозрением. Впрочем, он тотчас перевел дух, если неказистое обличье затрапезного интеллигента в учительских очках ее моментом успокоило. Тогда как паспортные данные российской гражданки Татьяны Курша-Квач она внесла в файл, в распечатку билета, в полицейскую систему компьютерной проверки с негласным розыском без особистых раздумий.
Видимое психологическое состояние Таны пока не вызывает у Евгена тревожного беспокойства:
"Психопатической гуманерии, толстовщине и достоевщине она, очевидно, не подвержена. Видать, естественный гормональный отходняк с ней коли будет, то когда-никогда ужотка в Киеве. А впереди ― Москва, велика Россия, покамест в безвизовом режиме и без погранконтроля всем въезжающим из Беларуси..."
