― Не до шуток, тады погнали. Времени мало, работы много. Семиполки, они рядом, но надо еще вечерние пробки объезжать. Раком по буеракам...
На привокзальной стоянке Одарка привела Змитера к довольно малопочтенному автомобильчику. Но и за баранкой "таврии" она не конфузилась, не тушевалась. В дороге рассказала, как само собой разумеющееся:
― Когда я собирала материал в твоем Минске, в Доме печати мне на тебя указала одна старая лесбуха-редактрисса из вашего молодежного официоза. Мол, перспективный и многознающий. Потом мы с ней тебя в испанском кабаке засекли. Я от нее по быструхе слиняла, к тебе в ту пятницу приклеилась. А во вторник мне ваш письменник Двинько сказал, что тебя, Влад, не до шуток, с подставной наркотой нагло повязали.
У меня первой была публикация о тебе в Украине! Так-то! Политзек и узник совести Владимир Ломцевич-Скибка!
― Лучшей Змитер Дымкин.
― Принято, Змитер. Тады и туды я ― Дашутка. Или Дашута. Так для своих, не до шуток.
Дорогой Змитер заинтриговано выслушал свежую подборку сегодняшних украинских политических новостей с едкими и сатирическими Дашуткиными комментариями только для своих, принципиально. В принципе он не оспаривает такой вот подход. Да сгинет государство, да восторжествует свобода информации! При этом не имеет принципиального значения качество политической демократии в данной стране или количество персоналий демократических политиканов, государственных чинодралов, капитанов промышленности и торговли, высших офицеров армии и флота, напыщенных верховных судей, чванливых генеральных прокуроров, буйных партийных вождей, подвергаемых пристрастному да придирчивому журналистскому рассмотрению. Да еще учитывая, что очень важные персоны, вызывающие массовый общественный интерес, правом на неприкосновенность частной жизни априори не обладают.
Покончив с новинками украинской политики, Дашута хватко взялась за Змитера:
― Учти, партнер! У меня ― право первой ночи, ― отчасти в двойном смысле, намекая на состоявшиеся личные отношения, она сделала заявку на приоритет в получении информации из первых рук в прямой речи. ― Все подробности вашего побега, весь эксклюзив сначала сливаешь только мне.
В ее наличные профессиональные интересы лично он, Змитер Дымкин, вписывается очень-очень прилично. И как субъект по факту всего произошедшего, так и объектом по акту получения материала с целью пристального изучения. Кто-кто, а Змитер это прекрасно понимает. "В сам-речь и я такой!"
― Но публикации твои эксклюзивные, Дашутка Премирова, не раней общей пресс-конференции, ― недвусмысленно поставил на место Змитер не в меру зарвавшуюся массомедийную партнершу.
― Будь спок и спи спокойно, дорогой коллега! ― Дашутка ловко увернулась от непосредственного обещания. ― Всем нашим я о вас сообщила, пригласила, информационной поддержкой озадачила. Место и время общей прессухи определены, согласованы.
Спать и расслабляться Змитер вовсе не собирается. Выспался с меньшего днем под стук железнодорожных колес. Но вот поужинать, заодно и пообедать, было бы здорово. Пивом, хоть и вкусным, брюхо не обманешь.
Еще меньше надлежит экспромтом лгать и приукрашивать конкретные обстоятельства побега. Тем более, Алесь Двинько предварительно снабдил троих беглецов четкими инструкциями, о чем можно в открытую говорить, публично сообщать. А чего-ничего резонно оставить за кадром, за видоискателем, в пробелах и между строк широким интерлиньяжем, ― в профессиональной терминологии рассудил Змитер Дымкин.
Без труда отвечая на Дашуткины скоропалительные выспрашивания, он между тем внес несколько существенных редакционных поправок в свой собственный репортаж о дерзком побеге трех политзаключенных. Киевские пейзажи и местный дорожно-транспортный антураж его внимания почти не занимают. Туда же он своемысленно препроводил и любопытствующую Дашуту, в те же незначительные посторонние декорации. "Кое-кому на журналистском базаре любознательную пипи порвали..."
В общем и в частностях они друг друга стоят. Профессионально и солидарно. В чем прекрасно убедились и водительница "таврии" с включенным незаметно диктофоном, и ее пассажир на заднем сиденье с пивом и ноутбуком в режиме звукозаписи.
"Не забыть бы подзарядить оба аккумулятора...Если конь не лошадь, к утру довезет".
Все же, коли в наличии журналистская солидарность, то можно и взаимными симпатиями непритворно облечься. Доверием проникнуться в рабочем порядке для пользы дела.
"Business, as usual, nothing personal", ― начал Змитер понемногу припоминать английскую мову, ― все-таки Украина ― вижу, европейская заграница, abroad, Broadway". Хотя продолжил он мыслить по-белорусски. "Дело, справа, слева у нас, у журналеров и журналюг, ― общественное, информационное..."
Как ни посмотреть, совпадение частных интересов истинными профессионалами ценится дорого. Поболе некоего Парижа, какой-либо политизированной обедни и обоих государств вместе взятых. По ту или по эту сторону государственной границы. "Объективно для субъектов и субъективно нашими объектами".
В какой-то мере оказавшись пассивным объектом в сфере массовой информации, Змитер Дымкин активно сохраняет оценивающий и отстраненный личный взгляд профессионала. Потому нисколь не возражает против пытливых Дашуткиных вопросиков и бесцеремонного вторжения в его частную жизнь. Надо так надо!
"Так-то, my dearest Одарка Пывнюк with my privacy! От перемены мест слагаемых сумма профессиональных подходов и навыков предопределенно не меняется. Я да помогу тебе, ты, верно, подсобишь мне с размещением моих материалов и военными командировками в зону вашего АТО..."
Свой автомобильчик Одарка поставила на подходе за два дома поплоше до богатой загородной резиденции Андрея Глуздовича. Как раз на уличной стоянке рядом с "жигулями-девяткой" и "ладой-калина".
― В такой тачке, как моя, у Глуздовича во двор ни фига не пустят. Петровичу это не понравиться. Лучше пешком входить, так больше доверяют по-свойски, ― неопределенно пожав плечами, пояснила Одарка.
Действительно, о Змитере Дымкине охрана была предупреждена. Его спутницу пропустили без вопросов, естественно удостоверившись, что она с ним, а он с ней. Через калитку в двухметровом железном заборе они вышли на хорошо ухоженную лужайку поблизости от парковки. Туда, на сам-речь, ну никак бы не вписалась Дашуткина отечественная "таврия", явно и контрастно неуместная среди роскошных иномарок. Пусть места ей тут хватает. Зато нимало не имеется более важных и неотъемлемых качеств средства передвижения. Оно так и есть непосредственно с точки зрения бдящих привратных охранников, всему и всем знающим всегда истинную цену и достоинство.
Этот факт Змитер не упустил из виду, отметил его на будущее.
"На самом вам деле, двор ― не подворье. Достоименно и достопримечательно..."
За высоко подстриженными кустами Вовчик Ломцевич не приметил-таки Евгения Печанского. А тот его ожидал с долготерпением у теннисного корта летним украинским вечером. Издали белорусского корешка-брателлу увидел. И Татьяна Бельская, вон она, организовалась вместе с ним. Мигом вскочила с шезлонга, дождалась третьего, видимо, совсем для нее не лишнего сотоварища, кореша и дружбана по лихому побегу.
По-дружески словом перемолвить, даже нормально поприветствовать друг дружку им ох не дали. Ворота широко распахнулись навстречу, и во двор в кильватер за хозяйским дорогостоящим лимузином, столь же по-хозяйски, колонной и конвоем въехали два расписных микроавтобуса.
― Телевизионщики, козлы и козлицы е... драные! ― озлобленно процедила Одарка Пывнюк при виде нежданных конкурентов. ― Вон те, опарыши, из телеканала Глуздовича. А другие ― отовсюду, сборная солянка мудильников, х...сосов и блядей-мандализок... Не бери в голову, возьми в рот. Микрофон, камеру и все остальное...
