– А может Андреев и Лагшин замешаны в этом деле сами?

– Не исключено, - допил своё пиво Ямпольский, - Но у обоих на момент происшествия железное алиби. Андреев был на свадьбе друга, а Лагшин выступал в местном рок-клубе, он вроде на гитаре хорошо играет.

Когда майор и полковник расплатившись вышил на улицу, то Ямпольский спросил:

– Тебе, Евгений Анатольевич, не показалось, что за нами кто-то наблюдал?

– Нет, я думал о другом…

V

Две недели спустя. Краснодар…

Это был сон жуткий и кошмарный, пришедший внезапно, заполнивший собой все сознание. Он знал, что это сон, но никак не мог выйти из него. Тайга, бескрайняя, гудящая на ветру, вечная, как время. Он чувствует, как она враждебна к нему, ее злоба и неприязнь ощущалась в каждом движении крон, шелесте веток, треке ломающихся сучьев.

Он пытается бежать от нее, но она везде и всюду, тайга обступает его со всех сторон, пытаясь взять в кольцо и раздавить своей массой, хвойные ветки цепляют одежду, хлещут по щекам, корни, точно ожившие змеи, оплетают ноги. Он отбивается, рвет и ломает эти ветки…

Ему все же удалось вырваться из зеленого плена, он видит поляну, а на ней огромные валуны. Завыл волк, где-то совсем рядом и вдруг звуки, монотонные, глухие, настойчиво зовущие к себе. Тум, тум, тум, тум…

Он не хочет, но шагает на эти звуки. Пред ним открывается природный каменный амфитеатр, повсюду горят огни, много огней, но людей нет. Теперь он видит, откуда идет звук – это старик, весь белый, мерно бьет в бубен. И вдруг бубен замолкает, он видит человеческое тело на обтесанном гладком валуне.

Он не видит лица лежащего, но слышит голос: «Берегись, Илья, они уже добрались до меня!». Он узнал этот голос – это говорил Лагшин. «Им нужен твой нож, чтобы снять заклятие. Спрячь его в надежное место, и помни – они не могут коснуться его…» Тело исчезло, но он видит две фигуры – это женщины. Их лиц не видно, но чувствует их взгляды на себе. Подул ветер, повеяло могильным холодом.

Старик повернулся к нему лицом – глубокие морщины на иссушенном лице и глаза, светящиеся адским желтым светом. Старик захихикал беззвучно и указал на него своим костлявым пальцем, женские фигуры двинулись на него. Он хочет бежать, но с ужасом понимает, что ноги его онемели. Он слышит крик дикий инстинктивно безотчетный, этот крик вылетает из его же груди…

Он проснулся от собственного крика, едва не задохнувшись. Вокруг темень, но кровать высвечена чем-то с улицы – это Луна светила с ночного неба. Он вскочил и судорожно нащупал выключатель. Мягкий свет залил всю комнату, успокоив напряженные до предела нервы. Он отдышался и, еще целиком не отогнав кошмарное наваждение, машинально глянул в висящее на стене зеркало.

На него смотрело бледное испуганное отражение с расширенными зрачками и испариной на лбу. Щеки имели красный оттенок, будто по ним хлестали. Страшная догадка мелькнула в его мозгу, он глянул на шею и руки – они были в мелких точках уколов. Только теперь он заметил, что в его кулаке что-то зажато.

Он медленно раздвинул дрожащие пальцы и вскрикнул – на ладони лежали свежие хвойные иголки, они искололи его тело. Он с брезгливым ужасом бросил их на пол. За какие-то секунды иголки побурели, высохли и стали трухой, которую разметал ветер, невесть откуда взявшийся.

Какой-то звук за стеной резанул по нервам. Он сунул руку под подушку и выхватил огромный тесак, глаза его лихорадочно блестели, он уже потерял над собой контроль. Свободная рука потянулась под кровать, нащупав дерево топорища. Так он ночевал уже месяц, с таким вот арсеналом, особенно теперь в полнолуние…

Он пришел в себя и отбросил топор с ножом, обхватив голову руками. Нервы явно сдали и после года отсидки, и после тех событий в тайге, и особенно теперь в полнолуние. Он глянул в окно, и ему показалось, что на Луне кровавые разводы. Он закрыл глаза, а потом со стоном подскочил и задернул шторы.

Когда он успокоился, то вдруг понял, что сон ему снился неспроста, рука нащупала висящий на шее нож, данный ему когда-то Вольгулом. Холодная сталь охладила воспаленный разум и тут же в голове зазвенела мысль: с Серегой случилась беда…

Белгород. Тот же вечер…

Сергей лежал на кровати в душной комнате и молча курил в темноте. Красный огонек вспыхивал сильнее при каждой затяжке. Он мог открыть окно или хотя бы форточку, чтоб проветрить спертый воздух и клубы табачного дыма, ну уж нет!

Бойся полной Луны осенними ночами – так говорил дед Утиляк и те, кто его не послушались, уже давно в земле. А он – Сергей Лагшин, всегда следует советам мудрых. Сегодня почти годовщина и пусть от Белгорода до туда тысячи километров, поостеречься надо.

Дзинь.

Это кто-то легонько стукнул по окну. Третий этаж, карнизов и балконов нет, птицы ночью не летают.

Дзинь.

Настойчиво так. И вдруг он понял – это пришли за ним. Да, это они – выследили и пришли...

– Спокойно, ефрейтор, - сказал он сам себе, извлекая из-под ковра охотничий кинжал.

В звенящей тишине ясно послышались звуки металла. Кто-то ковырялся в замочной скважине.

– А вот и гости, - прошептал Сергей, завязывая шнурки на берцах, - Щас будет вам прием…

Дверь отворилась со скрипом на пороге стояла женщина в черной одежде, ее глаза светились желтым светом. Она уверенно шагнула в коридор, а оттуда в комнату.

Щелк!

За ее спиной загорелся свет. Она обернулась, и тут же на голову ей обрушился табурет. Когда она очнулась, то поняла, что связана металлическим шнуром по рукам и ногам. Сергей наступил ей на уже раздробленное горло жесткой подошвой и, держа в руке кинжал, поприветствовал:

– Вечер добрый, мадам Рябинина!

Она дернулась и зашипела.

Он поднял ногу и с размаха пнул ею в живот пленнице.

– Молчи, падаль, и отвечай на мои вопросы, а будешь рыпаться, знай – я вот этим ножом могу тебе еще раз голову отрезать.

Она дергалась, пытаясь освободиться. Он молча обрушил на нее свою ярость, пиная связанное тело, дробя кости и внутренности.

– А теперь отвечай, тварь! – утер он пот со лба. – Капитана Рябинина ты грохнула?

Она молча истекала черной зловонной кровью.

– Можешь не отвечать, я и так вижу, что ты. Здорово он попортил твою рожу!

Она вновь забилась.

– Кто тебя послал?

Она шипела, сверкая своими желтыми глазами.

– Ладно, я и так знаю, что это он.

Она не переставая, словно гигантская гусеница, билась об пол.

– Вижу, диалога у нас не вышло, - сказал Лагшин и вышел. Он вернулся с бутылкой ацетона и зажигалкой.

– К боли ты не чувствительна, - закурил он и открыл пробку на бутылке, - Но вот огня вы не любите. Одного мы уже спалили в тайге, теперь твоя очередь.

Она успокоилась.

– Это другое дело. Последний вопрос – Ваши люди следят за мной?

Она упорно молчала.

– Больше повторять не буду.

Он вылил на нее все содержимое бутылки.

– А жду я две секунды…

Она прикладывала титанические усилия, чтобы освободиться, но тщетно.

– Счастливого пути в преисподнюю!

Он картинно уронил окурок на нее.

Ввуух!

Синеватый огонь пополз по ее телу, она завизжала и, как в агонии, заметалась на полу.

– Ага, не нравится, тварь. Это тебе за капитана…

Он вышел на улицу, глянул на Луну, почувствовал себя неуютно и поспешил прочь. На углу улицы Лагшин оглянулся на свое окно, там плясал неровный свет пожара. Сергей шагнул в подворотню, но тут же пожалел об этом. На него повеяло могильным холодом, под ногами ощутилась дрожь асфальта.

Лагшин понял, что это конец, но успел выхватить кинжал. Яркий свет ослепил глаза – это на него на полной скорости мчался «Москвич», за рулем сидела женщина. Сергей узнал ее, но это не имело значения – автомобиль отбросил его на пару метров вперед.

«Москвич» остановился, женщина вышла с включенным фонарем, осмотрела труп, развернулась и пошла к подъезду бывшего ефрейтора. Во дворе было людно и дымно, все кричали, бегали, во всех окнах горел свет, а из квартиры Лагшина валил дым, вдали выла сирена. Здесь больше делать было нечего, и женщина пошла к своему автомобилю.