В палатке повеяло могильной сыростью, что-то незримое, но физически осязаемое, враждебное вползало внутрь. Алексей услышал противный старческий смех, и в ту же секунду уши заложило от крика. Кричали его товарищи, широко раскрыв глаза, кричали изо всех сил, раздирая перепонки. Алексей, все еще держась одной рукой за крест, попятился назад, уткнулся спиной в палатку и вжался в ее брезентовую стену.
Свет вспыхнул опять, и он увидел своих друзей скрюченными на полу. Их тела разрывало от сильнейших судорог, лица приобрели черный оттенок, глаза почти выкатились из орбит, кожа за несколько секунд стала дряблой и морщинистой, а волосы абсолютно седыми. Они, не переставая, орали, исходя хрипотой и кровавой пеной.
Алексей, не помня себя от ужаса, вскочил, схватил какой-то предмет и вонзил его в стенку, послышался треск лопнувшей материи. Археолог ползком выбрался через разрез и побежал, не разбирая дороги, вперед, гонимый необъятным ужасом. Он мчался сквозь туман неестественно густой, как кисель, сковывавший движения и срывающий дыхание, но он бежал и бежал.
Неожиданно почва ушла из-под ног, и Алексей рухнул куда-то вниз, страшнейшая боль, противный хруст и мощный удар возвестили о том, что он переломал обе ноги, таз, позвоночник. Последнее, что пронеслось в угасающем сознании – это предупреждение, данное дедом Утиляком: «Стерегитесь осенних ночей при полной Луне». А еще он услышал смех, тот самый старческий, лающий, противный смех…
Дом староверов. 00:06.
Никто так и не понял, что произошло, но все трое очутились на полу от того, что дом заходил ходуном, как клавиши рояля. Отовсюду сыпалась труха, гнилые щепки, стоял стон и скрип ссохшегося дерева, по полу метались и пищали обезумевшие мыши. Вдрызг пьяные «дедушки» не могли подняться и что-либо понять в творящемся хаосе.
Максимюк, не пивший ни капли, первый ринулся к двери, но прежде, чем он успел добраться до засова, вспыхнул яркий желтый свет. В избушке было всего одно окно, да и то размером с форточку, но света было много, чудовищно много, он проникал отовсюду.
Когда вновь стало темно, сквозь стены в тайгу понеслись душераздирающие вопли, не похожие на человеческий крик. Это вопили люди, которых ужас опрокинул на пол и заставил корчиться в сильнейших судорогах. Крики достигли пика и резко оборвались. Через пару секунд ничто не напоминало безмолвной тайге о случившемся.
Тайга. 28 км от в/ч № 29 119. 00:12.
«Урал» здорово тряхнуло пару раз. От этих толчков Андреев и Лагшин проснулись сразу, больно ударившись головами об ящики ос свежемороженым минтаем. Не поняв, в чем дело, оба, как по команде, вскочили и ловко прыгнули через борт на землю. Едва они приземлились, как все пространство вокруг озарил желтый свет.
Водитель спал, облокотившись на руль, и вспышка не коснулась его лица, а вот прапорщик громко храпел, откинувшись на спину, и зарево разбудило его. Он заморгал сонными глазами и хотел уже по привычке закричать «Подъем!», но вдруг сообразил, где находится и передумал.
Так и не выяснив причину пробуждения, Нетупейко решил осмотреться на местности и для этого вылез из кабины. Как и всякий завхоз, он имел карманный фонарик, которым тут же воспользовался. Луч прорезал ночную тьму, высветив силуэты деревьев.
– Товарищ прапорщик, это вы? – тихо спросил Андреев.
Нетупейко вскрикнул, как испуганная куропатка, и едва не выронил фонарик.
– Стой! Кто идет? – заорал он. – Стрелять буду!
– Это мы!
– Кто это «мы»? – заревел прапорщик, не узнав голоса.
– Ефрейтор Лагшин и рядовой Андреев.
– Ах, мать вашу, так и разэдак!.. – длинной нецензурной бранью выругался Нетупейко. – Чтоб вам обоим упасть, да не поскользнуться! Какого вы… - очередь из бранных и матерных слов повторилась. – Тут ночью бродите, как лоси по пустыне?!
– По нужде мы, товарищ прапорщик, - виновато-издевательским голосом произнес Лагшин.
– По какой такой нужде? – не понял прапорщик.
– По малой, - охотно пояснил ефрейтор.
– Вы бы еще в оперу на балет Чайковского «Лебяжье озеро» сходили! – топнул Нетупейко и, подивившись своим неожиданным познаниям в искусстве, более спокойно добавил, - А ну марш оба в кузов спать, и чтобы никаких «нуждей» не было!
Деревня Кедровка. 07:15.
Утиляк еще ночью понял, что с его недавними гостями произошла беда. Низко висящая золотая Луна, траурный вой собак, какие-то отголоски движения земли, непонятные вспышки в небе – все говорило об этом. Не только деда посетило дурное предчувствие, едва рассвело, как все немногочисленное взрослое население было уже на ногах.
– Недоброе что-то в тайге творится, - угрюмо твердили старики.
– Порешим так, - взял на себя роль старосты Утиляк, - Я на своем мотоцикле поеду в тайгу разыскивать археологов, они ушли на Одинокие Скалы (при этой фразе все сокрушенно закачали головами), а вы ждите здесь. Будьте наготове, если что, уходите отсюда подальше.
– Много ты один сделаешь! – возразили ему.
– Это моя вина, - поник дед, - Мне нельзя было их отпускать туда сейчас, поэтому мой долг отыскать их. И потом, - Утиляк потеребил свою неестественную седину, - Я уже был там однажды…
– Второй встречи тебе не пережить, - услышали присутствующие голос за спиной и обернулись. Перед ними стоял коренастый заросший щетиной бурят в меховой куртке. Это был Вольгул, молчун-одиночка, живший в ветхом домишке на окраине, все предки его являлись шаманами, оттого люди сторонились и обходили его стороной.
– Ты что-то знаешь? – спросил кто-то.
– Мои предки были шаманы, - словно не слыша вопроса, произнес тот, - Мой дед был великий шаман, и отец, и братья его тоже, но люди невзлюбили наш род и написали донос. Однажды ночью моего деда, отца и двух братьев его увезли куда-то на черной машине. Меня воспитал дядя, он в большой тайне передал мне свои знания и взял с меня клятву не помогать людям.
– Не время вспоминать прошлое, - укорил его Утиляк.
– Прошлое само о себе напомнило, - пророчески сказал потомок шаманов. – То, что происходит в тайге, слишком серьезно, нам всем угрожает опасность.
– Говори толком, чего темнишь! – набросились старики.
– До седых волос дожили, а все злобу в себе таите, - усмехнулся Вольгул и развернулся, чтобы уйти.
– Постой, - окрикнул его Утиляк, - Сейчас от тебя зависит наша общая судьба. Ведь это белый шаман?
Вольгул остановился и долго смотрел на старика, а потом сказал:
– Да, это он. В молодости ты едва ушел от него, теперь тебе не пережить встречи с ним, как и всем нам.
– Но ты можешь его остановить?
– Остановить его, - расхохотался Вольгул, - Да какой смертный может остановить зло? Это так же бесполезно, как и ловить в поле ветер.
– Да что его слушать, - загудели вокруг. – Подумаешь, великий знаток выискался!
Вольгул опять усмехнулся и решительно развернувшись, пошел к своему дому. Утиляк только сокрушенно махнул рукой:
– Зря вы так, он единственный, кто мог помочь нам.
– Я хоть и не шаман, - шагнул вперед Давдан, - Но среди охотников лучший здесь. Я поеду с тобой на поиски людей. Нужно поторопиться, чтобы вернуться из тайги до темна, признаюсь, у меня нет никакого желания ночевать в ней…
И все-таки они выехали втроем, через полчаса к Утиляку подошел Вольгул, облаченный в шаманскую одежду, весь увешанный амулетами.
– Я поеду с вами, но вы обещаете во всем слушаться меня, иначе я остаюсь. Вы наденете мои талисманы, я дам вам свое оружие, мы вместе принесем в жертву жеребенка и исполним ритуальный танец.
– Я рад, что ты передумал, - улыбнулся Утиляк.
Уже в полдень Утиляк, Вольгул и Давдан на стареньком «Днепре» углубились в мрачную тайгу, едва освещаемую бледным ликом солнца, пробившегося среди хмурых туч.
В/ч № 29 119. 17:40.
Осенний ветер тихо наползал на тайгу. Рябинин сотни раз видел эту картину в окно, но почему-то теперь не мог оторваться от этого зрелища. Вообще сегодня все шло как-то не так. Позже обычного явился «Урал» после очередной поломки в дороге, жена с детьми опять ушла в лес (дались ей эти кедровые орехи!). Неожиданно заболел и слег дома Отехов, уже сутки не было известий от «охотников», хотя, ясное дело, ребята перепились до бесчувствия.