Джордж ползал на коленях перед воткнутым в землю Цветком, продолжая бормотать себе под нос. Прислушавшись, я словно окаменел.
«Вставайте, мистер Крафт. Сейчас я помогу вам подняться. Мисс Анита обманывает меня; вы не мертвы, сейчас вы встанете из вашей могилы. Что ж из того, что мне пришлось убить вас. Я принес вам новый цветок. Вставайте! Она заставила меня… Но она не знает, что теперь мы друзья и я помогаю вам. Какой красивый цветник я сделал для вас! Она кричала и грозила мне этой иглой, говорила, что вы хотите прогнать меня. Это неправда, я знаю. Она дурная. Хуже чем змея, хуже!»
Тихо, как тень, за его спиной возникла Анита. По-видимому, она слышала всё от начала до самого конца — все признания сумасшедшего Джорджа. Бесшумно повернувшись, она побежала к дому. Какое-то враждебное чувство, подобное потребности раздавить паука, когда он омерзительно перебирает тонкими лапками у нас под ногами, повлекло меня за ней. Вбежав следом в бывшую некогда нашей общей спальню, я нашел ее сжавшейся, застывшей в изножье кровати. Бессмысленно шепча покрасневшими от крови губами, Анита не отрывала от меня невидящих глаз; в ее руке дрожала игла, нацеленная в мою сторону.
— Убирайся, Крафт, прошу тебя, — прошептала она.
— Я только возьму свои вещи…
— Здесь нет твоих вещей. Убирайся! — Она шагнула ко мне, зажав в пальцах иглу, бледная, с побелевшим от ненависти лицом. — Ты больше никогда не придешь, чтобы избивать меня!
Незаметно приблизившись, она выпрямилась и молниеносным движением выбросила вперед руку с зажатой иглой. Я отпрянул, почувствовав укол в протянутую ладонь. На лице Аниты вспыхнула довольная улыбка…
В этот момент я ударил ее. Она зашипела, припав на колено, и снова потянулась ко мне с иглой.
Я ударил еще раз.
— Крафт, нет! — Шаря руками по полу, словно слепая, она поползла к открытой двери. — Крафт, не надо! Не смей, ты пожалеешь об этом!
Я прошел следом за ней по коридору. Спустился в неосвещенный двор.
Свежий воздух не отрезвил ее; спрыгнув с крыльца, она с криком бросилась к Джорджу:
— Убирайся! Как ты смеешь мучить меня, урод! Убирайся! — И через мгновение:
— Джордж, милый! Крафт гонится за мной. Спаси меня, спаси!
— За вами… гонится мистер Крафт? — лицо бородача выразило крайнюю степень удивления.
— Да оглянись же! Вот он!
В голосе Джорджа зазвучали торжественные нотки:
— Он гонится… за вами! Значит, ему нужны вы! Думая о чем-то своем и прислушиваясь, он отвечал:
— Да, мистер Крафт. Непременно, мистер Крафт. Будет исполнено!
Я видел, как огромная рука Джорджа погладила маленькую, похожую на лепесток, щеку Аниты:
— Мистер Крафт говорит, что это вы. Он хочет встретиться с вами.
— Помоги мне, Джордж!
— Я выполняю приказ мистера Крафта. Он мой хозяин.
Его пальцы легко обхватили хрупкую шею Аниты.
— Вы должны встретиться с ним. Обязательно!
Я наблюдал, как пальцы Джорджа смыкаются на нежной, белой коже. Анита извивалась и царапалась, как лесная кошка, попавшая в сети. Игла не оставила живого места на его руках; я заметил это, когда нас сковывали вместе.
— Я сделал, что вы приказали, мистер Крафт, — стонал меднокожий гигант. Счастливые слезы текли по его лицу, смешиваясь с налипшей землей и дождем, которому не было видно ни конца ни края. Приближалось утро.
* * *
Полицию вызвал я, насколько помню. Анита мертва, Джордж обеспамятел от счастья, а полицейские наконец-то натолкнулись на тело Крафта. Так и должно было случиться. Джордж сияет, весь счастье и радость. Всхлипывая, он разговаривает с Крафтом, но полицейские мешают ему, приказывая заткнуться. Мне наплевать на его излияния, наплевать на все окружающее, даже на боль в руке. Что значит физическая боль после двух месяцев утонченной душевной пытки?
Вот наконец и тело; порядком намокшее, осыпанное землею. Я отворачиваюсь, едва не теряя сознания от глупейшей мысли: «Да оно же размокнет. Укройте его». Эта нелепая мысль вцепилась в меня, словно хищник, но телу уже все безразлично. Оно покоится рядом с Анитой. Садик взрыт и растоптан: мертвец извлечен из-под цветочных корней.
Кто-то из полицейских переворачивает труп и удивленно присвистывает: «Что у него с руками?» Они бестолково сопят и переминаются, озадаченные исколотой кожей на руках убитого, я вспоминаю Аниту — бледную, с неподвижными зрачками, — вонзавшую в меня свою иглу. Раз за разом…