Он потерял счет времени, когда послышался звук моторов. К месту стали подъезжать разные машины. Один из мужчин, ежась на ветру, направился к Мите. Тот поймал на себе оценивающий взгляд. То ли думают, что он убил. То ли прикидывают, насколько он пьян. Или и то, и другое разом.

Человек показал удостоверение в красной обложке:

– Вы звонили?

– Я.

– Спасибо, что дождались. Пойдемте в машину, погреетесь.

Митя чуть шатающейся походкой – замерз? боится? ноги затекли? пьян? всё вместе? – пошёл следом. Человек впереди обдумывал, столько выпил свидетель (или убийца), как быстро его разморит в тёплом салоне и сколько времени этот салон придётся проветривать.

Смотря под ноги, Митя краем глаза увидел, что к мёртвой девушке направились какие-то люди в перчатках и чемоданчиками.

А чуть позже затрезвонил телефон Сергея Голдина. Известие вырвало его из выходной неги:

– У нас, похоже, вторая жертва, – сообщили старшему следователю.

***

Голдин приехал на пляж, когда Митя храпел на заднем сиденье служебной машины. Старший следователь заглушил мотор, надел тёплое пальто, укутался шарфом. Морально приготовившись к пощечине холодом, он открыл дверь. Порыв ветра, казалось, готов был её вырвать.

Голдин с трудом захлопнул машину, прикидывая, что накопленное во время пути тепло выветрилось за несколько секунд. Из-за высокого роста – до двух метров не хватало меньше десятка сантиметров – создавалось ощущение, что ему ещё больше доставалось от осенней непогоды.

По очереди поздоровавшись с коллегами – молча, только за руку, – он направился к линии чёрной речки. Там, где летом дети лепили замки из песка, сейчас лежала девушка. Грязная, мокрая, мёртвая.

– Дождь в помощь, – усмехнувшись, поприветствовал следователя судмедэксперт Мирон Степанович Триницкий. – Ночью сильный ливень был. Если и были следы на песке, всё смыло. Ладно, что свидетель, – Мирон кивнул в сторону автомобиля с запотевшими окнами, – додумался не подходить близко, не натоптал.

– Кто он?

– Местный, – ответил незнакомый мужчина, который тут же представился: – Виктор Разин, участковый. А это, – он кивнул в сторону машины, – Митька Семёнов. Балбес местный да пьяница. Дома молодая жена, а он пьет и от ревности с ума сходит. А потом ходит топиться. Стабильно пару раз в месяц, а то и чаще.

– Сегодня тоже топиться пришёл?

– Ага, суббота же. Сколько раз мозги ему вкручивали и жена, и я, и деревенские – без толку. Может, сейчас остепенится.

– Девушка – не местная?

– Не похожа. Проверю, конечно, вдруг приехала к кому-нибудь в гости.

– Покажи, – сказал Голдин. Он присел и достал мобильник.

Триницкий осторожно убрал мокрые волосы. Красивая девушка, светло-серые глаза открыты, на лице застывшее отчаяние. Следователь сфотографировал её.

Поперек шеи убитой след – от верёвки или чего-то подобного. Кровоподтеки на руках и голове. Свитер на спине разорван, с боков торчат края чёрного лифчика. Спина в крови и воде, мелкие порезы перечеркивали две жирные линии: от лопаток до противоположного бока поясницы. Или наклоненный крест, или буква «Х», или знак мишени.

– Об коряги могла так порезаться?

– Раны слишком глубокие и направленные. И свитер порван тоже направленно.

– Арматура на дне?

– Исключать не будем, конечно, но строительного мусора здесь не должно быть. И берег регулярно чистят «зеленые». Вообще, я склонен предположить, что её не прибило к берегу. Девушку оставили здесь.

Триницкий помассировал горло, начинающее першить на ветру.

– Не хочу давать вам ложную надежду или, лучше сказать, дополнительную головную боль, – продолжил он. – У Ксении Гудковой подобные раны. Если и была арматура, то в руках убийцы. Но это не арматура, как вы знаете. Какой-то инструмент с тонким острым кончиком. Возможно, повреждены ребра.

– Её так, – Голдин кивнул на спину, – при жизни?

– Я склонен думать, что да. Просто звери… Но она сопротивлялась.

– Звери или зверь, – Голдин задумался. – На изнасилование не похоже – брюки целы, однако проверить все же надо, – судмедэксперт кивнул. – Сумки рядом нет?

– Практиканты прочёсывают лес. Пока ничего не нашли. Документов, ключей, телефона тоже.

– То есть мы не знаем, кто она, – констатировал Голдин.

– Не знаем, – ответил Триницкий.

– Надо выяснить, заявлял ли кто о пропаже девушки, – следователь сказал это, продолжая смотреть на растерзанное тело. Боковым зрением он увидел, как молодой следак Паша Мерцалов направился в сторону машины.

– Давно она мертва?

– Думаю, умерла до полуночи. Точнее скажу позже.

– Накрой её, – попросил Голдин, подняв широкий ворот пальто, достающий до первой седины в темных висках. Впрочем, от ветра, который словно с цепи сорвался, это слабо защищало.

Он пошёл вдоль берега, вспоминая летний детский смех, весёлые зайчики, прыгающие по воде. Голдин держал курс в сторону сосен, когда услышал вой за спиной. Не плач, не крик, а именно вой.

Молодая женщина в старой куртке с капюшоном, джинсах и резиновых сапогах упала на колени на песок и, закрыв лицо руками, выла.

– Прости, прости, прости меня! Какая же я дура, – женщина продолжала выть.

Участковый бросился к ней.

– Катя. Катя! – Разин несколько раз тряхнул её, пытаясь привести в чувства. Та его не слышала, продолжая выть.

– Как же мне теперь жить с этим?! – слезы градом лились по щекам.

– Катя! Это не он! Не он, слышишь, Катя! – участковый пытался докричаться до женщины.

– Не… он? – женщина растерялась. Она посмотрела на участкового, под её глазами продолжали расти мокрые разводы.

– Твой вон в машине спит, – участковый показал в сторону припаркованных автомобилей.

В одной из них на плотно запотевшем стекле появилась чёрная дыра, через которую проснувшийся от воя Митька наблюдал за женой. Любит, значит, стерва, ухмыльнулся он. Вот локти-то б кусала, если бы он действительно покончил с собой.

Потом перевёл взгляд на пленку или ткань, которой прикрыли тело, и похолодел от мысли: ему уже было бы всё равно от этих слез. Вообще, до всего всё равно.

***

Голдин возвращался в город. Если это вторая жертва, то искать её нужно там же, где была первая.

Странное ощущение, но дорога обратно всегда занимает меньше времени. Седан с ромбиком над бампером ровно гудел, направляясь в историческую часть областного центра, где находился региональный университет.

В кармане ожил телефон. Следователь знал, чей голос он сейчас услышит.

Не глядя на дисплей, он ответил начальнику:

– Слушаю, Михаил Сергеевич.

– Ты чё, издеваешься? – Волынский был зол. – Это я слушаю.

– Есть жертва, возможно, что вторая, личность ещё не установлена. Вещей при себе не было. На спине знак – две перечеркнутые линии.

– Что собираешься делать?

– Еду в университет.

Начальник подумал и добавил уже более спокойно:

– Хорошо, отзвонись потом.

***

Парковка возле вуза была почти пуста: редкие студенты по субботам ходили на пары и в библиотеку, пока не грянула сессия. Накинув пальто и подняв воротник, Голдин быстрым шагом направился в сторону парадного крыльца.

Театр начинается с гардероба, «альма матер» – с помещения, огороженного толстым стеклом, переходящим в холл. К нему давно привязалось название «аквариум» или «предбанник», которое поддерживало не одно поколение студентов.

За стеклом стояло несколько человек. Увидев Голдина, они тревожно зашептались. Следователь увидел реакцию, и, закрыв за собой массивную деревянную дверь, направился прямиком к ним.

– Есть чё? – спросил он студиозов без тени улыбки. Пусть думают сами – наркотики, припрятанная взятка для преподов, информация об убитых или убийце.

– Здрассьти, – растерянно поздоровалась темноволосая девушка с прямой челкой до бровей. – Что именно?