Мы прошлись к питомнику, где меня познакомили с пятью видами пород с наиболее выраженной нюхово-поисковой реакцией: бельгийские овчарки, немецкие овчарки, спаниели, лабрадоры и терьеры. Большинство из них были еще щенками, скачущими в вольерах группками по четыре-шесть пушистых комка. Они бодались, кусали друг друга, прыгали на клетку, пытаясь дотянутся гладким языком к ладоням. Социализировались, одним словом.

– Это щенки малинуа, – показал Сергеевич на просторную клетку с худыми, инфантильными щенками. Лишь один из них приподнял голову на наши голоса; я думал, он мне улыбается, но песик лишь зевнул и опустил мордочку на лапы, тесней прижавшись к братьям и сестрам.

– Вялые они что-то, – сказал я, поднимаясь с колен.

– Они просто отдыхают. Пошли дальше.

Следующая клетка тряслась, будто туда поселили особо буйного военного. На самом же деле там устраивали переворот черные как смола лабрадоры, полуторамесячные от силы. Ни один не мог остановиться хотя бы на секунду и разглядеть мир вокруг себя. Им надо было бегать, грызть, облизывать кого-нибудь, переворачиваться на спину, выкручиваться из-под чьих-нибудь лап. Сколько их там находилось, я так и не успел разобрать.

– Восемь, – небрежно бросил Валерий Сергеевич.

– У вас наметанный глаз, – удивился я.

Он улыбнулся.

– У меня хорошая память.

Идти к остальным я вежливо отказался. Валерий Сергеевич не возражал – судя по его выражению лица, он с удовольствием отдал бы меня назад начальнику.

– В принципе, я тебе все показал. За пределами части есть учебные поля, где проводятся занятия с розыскными собаками. Если хочешь, можешь сходить с какой-нибудь группой, посмотреть, как все проводится.

– Хорошо. А сейчас что?

Мы уходили с отдела разведения собак через тренировочную площадку, где щенков обучали преодолению различных препятствий, где с ними игрались мячиками и тряпками – баловали, как мне показалось.

– Валерий Сергеевич!

Мы обернулись. В дверях здания отдела стояла женщина лет тридцати. Черный пучок волос, собранный в хвост, и военная форма. Форма, кстати, всем женщинам придавала вид гладильной доски, невзирая на вид внешности. Одним словом, какой красивой бы женщина не была, одевая форму она превращалась в гадкого утенка, в золушку или горбуна из нотрдама – кому какое определение больше подходило.

– Вот так и убивают в женщине женщину, – тихо пробурчал я, чтобы мой экскурсовод не услышал.

– Валерий Сергеевич, может… – женщина показала кулак, выставив большой палец и мизинец в стороны, и дернула рукой вверх ко рту, будто переворачивая что-то.

– Я попозже зайду, – помахал он ей рукой, и женщина исчезла в помещении.

– Они вам выпить предлагали? Посреди рабочего дня?!

Я еще долго вспоминал этот алкоголический жест. Но Валерий Сергеевич лишь похлопал меня по плечу.

– Это они так дурачатся. Чаем меня поят с печеньями. Не переживай.

– А то я подумал… – презрение сменилось спокойствием. Не полностью, к сожалению: осадок от увиденного все-таки остался. Моя б воля – каждый, на чей язык упала б капля спиртного, падал бы замертво там, где стоял. Безжизненным мешком – раз! – и все. И не надо было бы никаких кодирований, молитв и всего остального. Уроки усваиваются один раз. Если сломался – значит нет смысла повторять дважды. Мой учитель истории однажды сказал классу очень мудрую вещь, которую я осознал лишь семь лет спустя: знание – это не означает держать информацию в голове. Это следовать тому, что ты знаешь. Если курить – плохо, и ты не куришь – значит, ты знаешь, что курить вредно. И так далее. Остальное – попросту собачий лепет; оправдания, которыми пользуются лентяи.

– Что ж, – сказал Валерий Сергеевич после путешествия по части, – ни много ни мало – сорок два гектара. Пока что располагайся в преподавательской. Стол у окна напротив входа. Там сейчас никто не сидит. Если надо будет – тебя позовут. Вопросы есть?

– Пока нет. Спасибо вам.

Валерий Сергеевич протянул руку.

– Тогда бывай здоров. – Он крепко пожал мою ладонь и удалился. Я в свою очередь повернул направо в украшенном кубками зале и нырнул в коридор, напоминающий жалкую пародию подземного перехода.

– Ай, блин!

На выходе оказался слишком низкий потолок. Так я встретил свое рабочее место: со звездами в глазах и болью в затылке.

Кабинет был просторным: шестнадцать столов, размещенных по двое буквой «т», плакаты, обучающие правильной организации проведения занять и выполнению тех или иных упражнений по поискам наркотических или взрывчатых веществ; сухая, наполовину истощенная юкка. На каждой боковой стене висело по учебной доске для заметок; над той, то была слева у входа, красовалась икона. У военных все просто: в обычном кабинете – икона, у начальника – президент. Каждому свое.

Никого не было. Мне повезло. Я мог спокойно сесть за стол, послушать тишину пару минут и открыть книгу, которую захватил с собой. Пять лет. На целых пять лет этот стол будет ждать меня почти каждый день. Ни холод, ни дождь, ни жара ему будут нипочем, никакой ветер его не сдует. Максимум, что случится – меня заставят перебраться на другое место. Так, для разнообразия. Видно, мой стол служит хорошим стартом для новичков.

Я достал с камуфляжного портфеля второго «Гарри Поттера». Раскрыл на пятой главе и вдруг у начальника в кабинете развеялись магнитные маразматические бури, и он заорал:

– ДОМС!!!

«Ну вот, начитался» – подумал я.

– Домс!

– Да иду я, иду, – огрызнулся. На этот раз спускался и поднимался я переходом в полусогнутом состоянии, дабы не получить полковника раньше времени. «Вот как им тут мозги отшибает – парапетом этим» – пришло вдруг мне в голову.

– Значит так, товарищ Кирилл, – сказал подполковник, когда я появился на пороге. Он покачивался поступательными движениями вперед-назад, держа руки в карманах: похоже, сейчас меня будут любить и жаловать. – Отправляешься на ГССС, там возле автомобилей занимается старший лейтенант Бевз. Посмотришь, понаблюдаешь… может, научишься чему-нибудь. Вопросы есть?.. – он сказал это с тоном, не терпящим лишних вопросов. Так, наверное, здесь спрашивали все.

– Понял. Разрешите идти?

– Иди.

Развернувшись, я вышел из цикла.

В открытых дверях тепло и приветливо светило солнце. Созревала середина лета, от чего вся зелень становилась яркой и пышной. Я закрыл глаза. Ощутил, как тепло течет по лицу. Полегчало; ненамного, но достаточно, чтобы на секунду забыть про место, где я находился. Однако миг спустя прерывистый гогот охрипшей гиены стащил меня с неба на землю – скорее всего, начальник рассказывал очередной «не бородатый» анекдот.

– Что ж… старший лейтенант Бевз, – разговаривал я сам с собой. – К тебе идет сюрприз.

Глава 2. Cirque du Soleil

– Так… таак… Хорошо… Хорошо–хорошо, пусть идет… Не мешай ему, пусть сам… Куда ты… Не отвлекай… Уйди. Уйди оттуда! Ну! Ну! Она пометила… Бросай! Бросай этот долбанный апорт!.. Оооох…

– Старший лейтенант Бевз? – уточнил я, не спеша подходя со спины.

Кричащий офицер обернулся и – за что я был ему благодарен – не стал высокомерно разглядывать меня с головы до ног как старший по званию. Мой одногруппник, имея звание старший солдат, уже ощущал себя верховным громовержцем, поглядывая на обычных солдат как на мавров. Здесь же меня удивило относительное равенство.

– Да.

– Я лейтенант Домс. Меня к вам направил подполковник Орел.

– Да, – кратко ответил он, щелкнув пальцами – к нему подбежал худощавый курсант с рассеянным и несколько запуганным взглядом.

– Н-начинать, товарищ старший лейтенант? – спросил он, пытаясь удержать непослушную овчарку, которая рвалась к машине как заведенная.

Бевз жалобно посмотрел на курсанта: форма была ему велика и висела на дряблой спине похуже, чем на вешалке.

– Ты знаешь, что делать? – вздохнув, произнес Бевз.

Курсант кивнул.

– Точно, Киреев?