Пэкстон стояла спиной к Уилле. Уилла прочистила горло и произнесла:
– Пэкстон?
Пэкстон повернулась и после секунды удивления будто расслабилась.
– Посмотри, бабушка, – сказала она, – у нас компания. Разве это не чудесно?
Агата сидела на кресле перед окном, ссутулившись, чем напомнила Уилле морскую ракушку. Но ее движения были на удивления быстрыми: голова тут же повернулась на голос Уиллы.
– Кто это? Кто там? – спросила она.
– Это Уилла Джексон, миссис Осгуд, – ответила Уилла.
Агата постаралсь встать.
– Что случилось? Что-то с Джорджи?
– Нет, мэм, – поспешила ответить Уилла. – Она уже уснула.
Агата села в кресло.
– Тогда что тебе нужно? – требовательно спросила она.
И Агата, и Пэкстон смотрели на нее. Уилла поразилась тому, насколько похожими были эти взгляды. Пэкстон явно была любимицей своей бабушки.
– Я хотела узнать, смогу ли я поговорить с вами о моей бабушке. Я могу вернуться позже, если сейчас время неподходящее.
– Конечно, подходящее, – ответила Пэкстон, приглашая жестом Уиллу войти. – Ведь правда, бабушка? Будет чудесно поговорить о тех временах?
– Не будь глупой, Пэкстон. Тебе не идет, – сказала Агата и повернулась к Уилле. – Что ты хочешь знать?
Уилла сделала пару шагов вперед.
– Я… Трудно сказать. Вы были друзьями с Джорджи.
– Мы и сейчас друзья, – прошипела Агата. – Она все еще жива. Я все еще жива. И пока мы живы, мы всегда будем друзьями.
– Вы же общались в тот год, когда ее семья покинула «Мадам Блу-Ридж»? – спросила Уилла.
– Конечно. Она опять туда въехала уже со мной чуть позже.
– А вы не знаете, кто-нибудь умирал в особняке в тот год? Может, этого кого-то похоронили под персиковым деревом? Полицейский задавал мне вопросы о бабушке Джорджи сегодня. Он предпологает, что она как-то связана с человеком, скелет которого нашли недавно. Но это абсурд. Вы же знали ее. Она бы никогда никому ничего плохого не сделала.
Она заметила предостерегающие жесты Пэкстон слишком поздно. Она явно скрывала от Агаты недавние события, связанные с «Мадам Блу-Ридж».
Агата изменилась в лице. Ее глаза расширились и теперь были похожи на блюдца.
– Что? О чем ты говоришь? Пэкстон?
– Все хорошо, бабушка, – ответила Пэкстон, подойдя к ней и взяв за руку, которую Агата тут же выдернула. – Мы выкорчевали старое дерево у особняка, а под ним был зарыт скелет. Не о чем беспокоиться. Теперь все хорошо. Мы скоро привезем новое большое дерево.
– В тот день, когда ты сказала мне, что вы купили особняк, я поняла, что это случится. Вы нашли его, – сказала Агата. – Вы нашли Таккера Девлина.
Уилла и Пэкстон обменялись взглядами. Обстановка в комнате поменялась. Холодный ветерок пронесся через помещение, принося с собой запах персиков.
– Как ты узнала его имя? – осторожно поинтересовалась Пэкстон.
– Любой, кто повстречал его, уже никогда не забудет его имя.
Несмотря на то, что она знала, что Пэкстон не хотела втягивать в это бабушку, Уилла неосознанно сделала шаг вперед и спросила:
– Вы знали его?
– Он называл себя коммивояжером. Но на самом деле он был ловкач. Но даже это слово не воздает ему должное. Он был… магией. – Агата прошептала последнее слово, словно оно обладало силой. Не отдавая отчет своим движениям, Уилла и Пэкстон приблизились друг к другу. – Никогда не забуду тот день, когда мы впервые его увидели. Я и Джорджи сидели на лужайке перед «Мадам Блу-Ридж», плетя венки из одуванчиков. В тот день поднялся сильный ветер, и наши платья развевались, открывая лодыжки. Волосы закрывали мне глаза из-за ветра, поэтому Джорджи предложила запелести мне косу. И тогда мы увидели его, идущего по холму с чемоданом в руках. Конечно, мы о нем слышали. Он уже какое-то время был в городе, продавал косметику женщинам. И вот он подошел к двери особняка и повернулся к нам. Когда он увидел, что Джорджи заплетала мне косу, а я держала платье, чтобы оно не взлетело вверх, он улыбнулся – улыбнулся как Бог, смотрящий сверху вниз на своих детей. Он начал насвистывать незнакомую мелодию и ветер стих. Как по щелчку пальцев. – Агата сделала паузу. – Мужчина присвистнул – ветер затих.
Когда руки Уиллы и Пэкстон соприкоснулись, девушки дернулись и отошли друг от друга.
– Не переживай, Уилла. Твоя бабушка его не убивала, – сказала Агата. – Я это точно знаю.
Уилла улыбнулась.
– Рада это слышать.
– Я убила его, – добавила Агата.
ГЛАВА 8
Любительницы балов
– Думаю, ты сильно ее расстроила, – сказала Пэкстон и начала провожать Уиллу к выходу. – Теперь она начала нести бред.
– Я никогда не говорила ничего бредового! – рявкнула Агата.
Выйдя в коридор, Пэкстон произнесла:
– Она слаба и не понимает, что говорит. Больше не приходи к ней. Я серьезно.
Пэкстон вернулась в комнату и закрыла дверь. Уилла чуть было не разозлилась, но что-то в голосе Пэкстон заставило ее успокоиться. Она лишь хотела защитить свою бабушку. Так же, как и Уилла.
Уилла покинула дом престарелых с еще большим количеством вопросов. В голосе Агаты появилась какая-то горячность, когда она настаивала на том, что их дружба с Джорджи все еще существует. Будто это было живое, дышащее существо, которое находилось рядом, даже если о нем не вспоминали много лет. Как далеко могла зайти их дружба? Достаточно далеко, чтобы лгать? Или достаточно далеко, чтобы говорить правду?
Интересно, одолевают ли Пэкстон такие же мысли.
Она была уверена только в одном: теперь Уилла может рассчитывать только на себя в поиске ответов. Она видела, как воздвиглась стена. Пэкстон просто не позволит еще раз ей поговорить с Агатой.
Добравшись до дома, Уилла переоделась и отправилась наверх, туда, где она могла найти подсказки, – на чердак.
Она давно уже сюда не заходила – не было повода. На чердаке было темно и пыльно, везде виднелась паутина, превращая комнату в склеп из фильмов ужасов. Она пробралась сквозь паутину к стропилам, у которых стояли коробки. Все хранилось здесь: ее старые игрушки из детства, награды ее отца. Но вещи бабушки находились в огромных белых коробках чуть позади. Уилла училась в колледже, когда ее отец перевез бабушку из квартиры в дом, поэтому Уилла понятия не имела, что в этих коробках. Вероятно, всего понемножку. Ее отец никогда ничего не выкидывал. Диван, от которого Уилла избавилась на прошлой неделе, еще купили ее мама и папа, когда только поженились. Его неоднократно мыли, зашивали, чистили, и в итоге все равно накрыли одеялом, чтобы скрыть несмываемые пятна от кофе и черничного варенья.
Уилла глубоко вздохнула и начала по одной спускать вниз коробки, на которых было написано имя бабушки, пока они не заполнили половину гостиной. Она села около первой коробки и открыла ее.
Уилла чуть не расплакалась от запаха, который пьянил ее: кедр и лаванда, с оттенками древесины и отбеливателя. Именно этот запах у нее всегда ассоциировался с бабушкой.
Джорджи всегда была чрезвычайно опрятна. Уилла помнила, как однажды отец сказал ей, что первым звоночком, что с Джорджи было что-то не так, стала немытая посуда в раковине в ее квартире.
Джорджи никогда не оставляла грязную посуду в раковине. После этого ее память только ухудшалась. Отец упаковал эти коробки, что должно было быть для него тяжелым испытанием. Он всегда уважал личную жизнь его мамы. Видимо, именно поэтому они выглядели так, будто их упаковывали с закрытыми глазами.
В первой коробке хранились вещи из гостиной бабушки. Уилла начала ее разбирать. Каждая вещь была заботливо обернута в газету: хрустальная конфетница, вышитые подушки, Библия, фотоальбом.
А вот здесь стоит поискать.
Уилла убрала остатки газеты с альбома, положила его на колени и раскрыла. Она помнила, как еще ребенком рассматривала его. В нем хранились фотографии ее отца. Только отца. У бабушки били и ее фотографии, но они стояли в рамочках на телевизоре. Но у ее сына был собственный альбом. Уилла улыбалась, перелистывая страницы. Сначала на фотографиях Хэм был еще совсем малыш, потом уже пухлый маленький мальчик перед домом, который напоминал особняк «Пекан». Школьные фотографии. Выпускной вечер. Потом фотографии уже двадцатилетнего беззаботного очаровательного юноши. Уилле всегда больше всего нравились именно эти фотографии. Если бы она не знала, какая уготована ему судьба – рано овдоветь, стать степенным учителем химии, – она бы с уверенностью сказала, что его он наверняка должен стать публичным лицом. Киноактером. Политиком.