Герой Советского Союза Константин Аверьянов после войны служил за пределами Родины. За ним по пятам ходил уже "списанный" с летной работы Болтик.
На войсковых учениях Аверьянов в паре с летчиком Быковым на штурмовике ИЛ-10 имитировал воздушный бой истребителей. Тогда он и погиб от нелепой случайности.
Хоронили отважного летчика с воинскими почестями на кладбище в Бунцлау, где погребено сердце Кутузова. Болтик шел с траурной процессией, как когда-то его мать Рыжуха за гробом Наумова.
Потом у собаки был другой хозяин. Шел он как-то с Болтиком по городу. Столкнувшись с собакой чужих кровей. Болтик сорвался с поводка. В свалке он скатился с тротуара и попал под колесо грузовика.
Демобилизовался старшина Васильев.
- Теперь снова за топор и пилу, сосновым воздухом Карелии дышать! храбрился Васильев. На торжественном ужине держал ответную речь с рюмкой в руке:
- Вы помните клятву на могиле Наумова? Мы уничтожили фашистскую нечисть в ее берлоге!.. Так пусть же Коле Наумову, и Боре Папову, и Саше Чуприной... и всем погибшим земля пухом будет... - Васильев хотел еще что-то сказать, но вдруг затянул любимую песню:
Крутится-вертится ИЛ над горой...
Не допел он ее: по щеке через багровый шрам поползли непрошеные слезы.
Путь к Тамани
Наши войска продолжали прогрызать "голубую линию".
Каждый раз перед атакой пехоты и танков - по часу, а то и больше непрерывно громыхала наша артиллерия, в это же время в небе волна за волной шли бомбардировщики и штурмовики.
Время прихода каждой группы самолетов на свою цель указывалось заранее. Прилетишь в район цели раньше - там еще кто-то "работает", а опоздаешь - то очередной эшелон будет наступать тебе на пятки. Во время артиллерийской и авиационной подготовки атаки в воздухе было тесно. Для того чтобы успеть пропустить через цели больше самолетов, летать начали крупными группами.
После очередной перегруппировки войск вновь подготовлено наступление. На этот раз мы должны штурмовать хутор Горно-Веселый, превращенный немцами в сильный опорный пункт. Там уже не уцелело ни одного дома, но фашисты засели в подвалах, глубоко зарылись в землю, тщательно укрыли и замаскировали огневые средства. Даже после длительного артиллерийского обстрела немцы каждый раз встречали нашу пехоту огнем.
Я повел на "голубую линию" не один свой полк: позади, построившись пятерками, летели в общей пятнадцатикилометровой колонне еще два полка нашей дивизии. Их я собирал, пролетая над другими аэродромами.
Впереди, недалеко от Краснодара, вижу исходный пункт маршрута - крутой изгиб русла Кубани. Над этим приметным ориентиром мой головной самолет должен пройти никак не раньше расчетного времени. Опоздание можно наверстать на маршруте увеличением скорости. Но если этот ориентир пройдешь раньше, будет беда. Тогда скорость нужно снижать, задние группы начнут наползать на передние, строй нарушится, вылет фактически будет сорван.
Все время поглядываю то на приближающийся ориентир, то на стрелку часов.
Наконец изгиб Кубани скрылся под крылом, проход по времени точен - я облегченно вздохнул...
Полет протекает спокойно. Пять, десять, пятнадцать минут... Слева навстречу медленно плывут лесистые предгорья Кавказского хребта, внизу железная дорога, а впереди показались голые холмы. Там проходит передний край обороны.
Уже различаю развалины Горно-Веселого. Последний взгляд на часы - наша атака будет вовремя. Вдруг в наушниках тревожно запищало - меня вызывает воздушный стрелок Женя Терещенко. Как он не вовремя: жду команду наземной радиостанций наведения, а приемник приходится переключить на внутреннюю связь.
- Что случилось?
- Выше нас бомберы идут...
Глянул вверх - точно над головой висят три девятки наших бомбардировщиков с открытыми бомболюками, медленно обгоняют нас. По графику они должны отработать по Горно-Веселому до нас. Не лезть же под их бомбы... Делаю левый разворот, и всем команда:
- За мной, на цель не идти!
Сделали круг над своими войсками - надо повременить, - потом уже мы перешли в пикирование над местом, где отбомбились наши бомбардировщики.
Мы тоже сбросили бомбы, сделали повторную атаку на штурмовку цели огнем. Слышу команду наземной рации: "Еще заход, еще заход!" Командир дивизии не хочет отпускать нас от цели, чтобы подольше поутюжили противника. Полковник Гетьман почти все время теперь находится в войсках на передовой, управляет действиями штурмовиков с земли.
Продолжаем кружить: пятерка за пятеркой в гигантской карусели прочесывает огнем опорный пункт. Сверху кажется, что там не осталось ничего живого. А наши танки уже выползают из укрытий, вслед за ними делают перебежки цепочки солдат. Они должны овладеть этими дымящимися руинами на холме.
...На следующее утро начальник штаба Гудименко сообщил об изменениях линии фронта. Там, где на карте была надпись "Горно-Веселый", летчики нанесли небольшую вмятину в обороне противника.
Мы не могли тогда знать, что в числе атакующих Горно-Веселый был девятнадцатилетний комсомолец Александр Носов. Его солдаты ворвались в траншеи и в рукопашной схватке уничтожили 35 гитлеровцев, захватили орудие, два пулемета. А впереди - вражеский дзот, оттуда огонь. Александр Носов подполз к нему с тыла, забросал фашистских пулеметчиков гранатами, подбил танк, а когда вышел из строя командир взвода, Носов заменил его, продолжая руководить боем. Саша Носов стал Героем Советского Союза.
...22 июля 1943 года был вновь организован массированный налет штурмовиков на "голубую линию". Группу около ста самолетов возглавил один из лучших летчиков воздушной армии, командир 210-го штурмового полка подполковник Николай Антонович Зуб.
Точно в назначенное время, перед атакой пехоты и танков, колонна самолетов подходила к опорному пункту противника в районе Киевской. Штурмовики летели под нижней кромкой сплошных облаков на высоте 600 метров. Завидев в воздухе огромную колонну самолетов, пехотинцы начали бросать вверх пилотки.
Цель была близко, но противник почему-то зенитного огня не открывал. Зуб прекрасно понимал, что немецкие зенитчики заранее сделали пристрелку по нижней кромке облаков. Он начал делать плавные отвороты в стороны, меняя курс. Но противозенитный маневр на этот раз был явно не зубовский: не размашистый, а какой-то осторожный. Наверное, потому, что ведущий в этот полет взял под свое крылышко малообстрелянных летчиков, которых всегда берег и опекал. Он опасался резким маневром расстроить боевой порядок перед атакой.
Зенитки противника молчали. Нет ничего хуже этого неведения: поскорее бы увидеть первые разрывы, чтобы знать, куда отвернуть самолет...
Головная пятерка уже начала входить в пикирование, и тогда несколько зенитных батарей одновременно дали первый залп: черные разрывы мгновенно усеяли небо. Самый передний самолет и летевший с ним справа вздрогнули, их носы опускались все круче и круче, с дымным следом машины пошли вниз. И так до самой земли...
Это был черный день для нашей 230-й Кубанской штурмовой дивизии: в 210-м не стало командира, знаменитого летчика 4-й воздушной армии Николая Антоновича Зуба.
...Распахнулась как-то дверь блиндажа - на пороге показалась коренастая фигура.
- Привет гвардии! - были первые слова Галущенко. Я бросился навстречу, Николай по-медвежьи сграбастал так, что хрустнули мои ребра.
На полевых погонах у него теперь не одна, а две большие звездочки подполковник, у меня четыре маленьких - капитан.
- С тебя причитается, - сказал ему.
- Кто бы против... Еще и расставание отметим.
- Какое расставание?
- Назначили командиром двести десятого. Тебя вместо меня штурманом полка утвердят. - Это он мне говорит. - Как видишь, с тебя тоже причитается.
Почти полгода не было в полку Галущенко. Лишь однажды за это время пришлось его проведать в Ессентуках, где он с другими ранеными летчиками находился в госпитале. Питание было скудное, поэтому раны заживали медленно. Возил я им тогда на У-2 полковую посылку - мешок кубанского сала и ящик яиц.
