От успеха распирает грудь. Мы возвращаемся невредимыми, удар был внезапным и точным, да еще зазевавшегося фрица попутно "уговорили"! Петя. который опять летит справа, словно привязанный, тоже, наверное, ликует: особое задание выполнено.
Бугор уже близко: мой самолет легко взмывает и тут же ныряет в балку. Теперь-то уж мы будем дома! Глянул направо - нет моего ведомого. Может, на другую сторону перешел? Но и слева его тоже нет. Вот оказия! Неужели же он на радостях решил со мной шутку сыграть и специально скрылся из виду? Мне в тот момент было не до игры в прятки. Пришлось набрать высоту, кружить над тем местом, где потерял ведомого, и повторять по радио команды: "Пристраивайся немедленно, я жду, - смотри выше!"
Ведомый, однако, не пристроился. Тогда я решил, что Цыганов, всем на удивление, решил прилететь на аэродром один, чтобы отличиться в штурманской подготовке. "Там уж я с ним поговорю по душам", - подумал я и взял курс на Галюгаевскую.
При подлете к аэродрому заметил самолет, заходивший на посадку раньше меня. "Это Цыганов"! - решил я, и злость на него улеглась. Зарулил на стоянку, первым делом спросил своего механика:
- Кто передо мной сел?
- Галущенко облетывал самолет...
Особое задание выполнено, но мой ведомый загадочно исчез...
В нескольких километрах от Галюгаевской нашли разбитый штурмовик Героя Советского Союза Петра Руденко, погибшего около двух месяцев назад. Разыскали брошенное в овраг фашистскими полицаями и припорошенное снегом тело летчика.
Всем полком хоронили Петра. Оркестра не было. Но в небе над кладбищем долго кружил штурмовик. Он монотонно тянул одну низкую органную ноту, звучавшую как реквием. А когда гроб опустили в могилу, штурмовик круто спикировал, низко пронесен над нашими головами, оглушив неистовым ревом, и взмыл ввысь. Так майор Галущенко простился со своим заместителем...
Прощай, Петро! Мы двинулись дальше, на запад!
Нужно было поспевать за наступавшей пехотой. Быстро меняли аэродромы: Советское, Георгиевск и... Нагутская! Рядом с той самой станцией, где мы с Петей Цыгановым били несколько дней назад паровозы. Мы стояли около лежащего на брюхе двухкилевого самолета, который я сбил. Это оказался не "мессершмитт-110", как я полагал, а четырехместный бомбардировщик "юнкерс-86к", которого не приходилось еще видеть. Левый мотор у него сгорел и превратился в труху. С правого я срубил отверткой круглую марку фирмы "БМВ". На память. Начальник воздушно-стрелковой службы полка Борис Лурье, недавно прибывший в полк из Военно-воздушной инженерной академии имени Жуковского, долго ходил вокруг самолета и пересчитывал пушечные пробоины. Их было тридцать три. Пожав плечами и сделав какие-то вычисления, он сказал:
- По теории вероятности такого количества попаданий при стрельбе на пересекающихся курсах быть не должно...
- То теория, а это практика, - ответил ему. - У меня была такая дистанция, что заклепки на крыльях видел.
Сошлись к нам из села жители.
- Не знаете ли, случайно, когда упал этот самолет?
- Как не знать, сами видели... Девятого января. Вон оттуда низко летели двое наших, а этот - им наперерез. Как застрочит, как застрочит наш передний, - а он - пых! Прикатили ихние тушить. Троих обугленных вытащили, четвертый с перебитыми ногами сам на карачках отполз. А наши кинули бомбы на станцию и опять подались туда - низко, низко... Задний вон за тот бугор зацепился прыг! - и больше не поднялся. Там в кустах и лежит...
Мы поехали на бугор. В низинке, где рос густой кустарник, лежал штурмовик. Недалеко от него на холме - могилка Пети Цыганова.
Там мы поставили красную пирамидку.
Прощай, Петя, нам снова дальше, на запад. В Ставрополь...
"Охота"
Двадцать шестого января сорок третьего года над Ставрополем ветер гнал низкие облака. За ночь грязь припорошило мокрым снегом. Аэродром, который вчера был черным, к утру будто накрыли белой скатертью.
Из-за плохой погоды полетов не предвиделось. Телефонный аппарат молчал. Летчики с легкой руки майора Галущенко нашли себе развлечение: лепили тугие снежки и швыряли их, стараясь попасть в ствол сосны.
Вдруг к командиру полка вызвали двоих: лейтенанта Сергея Смирнова и младшего лейтенанта Слепова - его тезку и постоянного напарника в полетах. Смирнов - в длиннополом кожаном реглане, в меховых унтах с галошами; Сережа Слепов - повыше своего ведущего, посветлее волосами, у переносицы веснушки. Несмотря на оттепель, одет был по-полярному: в меховой комбинезон, на голове шапка-ушанка.
Провожая их взглядами, мы недоумевали: "Неужели боевая задача в такую погоду? И почему тогда именно им? Ведь в полку есть более опытные летчики?"
Смирнов и Слепов долго не возвращались. Мы направились на КП посмотреть, что там происходит. Оказалось, сидят за одним столом с командиром полка. Он называет какие-то пункты, а Смирнов со Слеповым отмечают их у себя на картах.
Орудуя масштабными линейками и транспортирами, они проложили маршрут от Ставрополя до Тихорецка, затем влево на 90 градусов в сторону Краснодара и обратно на свой аэродром. Летчикам предстояло выполнить полуторачасовой полет по треугольному маршруту. Задача - разведка железнодорожных эшелонов на перегонах и станциях.
- Боеприпасы израсходовать по одному из обнаруженных составов, - сказал им командир. Конкретную цель он назвать не мог, ведь неизвестно, где там сейчас катят по рельсам железнодорожные составы, на каких станциях они стоят.
Трудный полет предстоял Смирнову и Слепову. И не только из-за непогоды. Было известно, что "мессершмитты" базировались близко от железной дороги, вдоль которой должны лететь два штурмовика - в Белой Глине и в самом Тихорецке - поворотном пункте на Краснодар. К тому же о наших самолетах, летящих вдоль железной дороги, могут сообщить по селектору с любого полустанка, откуда их заметят, а все станции прикрываются сильным зенитным огнем. Своих истребителей для сопровождения штурмовиков из-за плохой погоды не назначали.
Подготовка к полету подходила к концу, когда пропищал зуммер телефона звонили из штаба дивизии. Командир схватил трубку и кому-то односложно отвечал: "Да... Да... Понятно".
- Для прикрытия выделяют два ЛАГГ-3, - положив трубку, сказал летчикам вмиг повеселевший командир полка. Смирнов и Слепов тоже просияли, да и у всех будто гора свалилась с плеч. Это был сюрприз. Не часто случается, чтобы двум штурмовикам выделяли прикрытие, да еще в такую погоду: ведь для воздушного боя нужна высота, а ее сегодня нет. Значит, этому полету командование дивизии, а может быть, даже и воздушной армии, придает большое значение.
Смирнов и Слепов заспешили к самолетам, мы тоже выбрались из прокуренного блиндажа на свежий воздух.
- Как по-твоему, - сказал кто-то, - по такой грязище "ястребки" взлетят?
Высказанное сомнение не было беспричинным. Штурмовик ИЛ-2 зарекомендовал себя как самый "проходимый" самолет. В любую грязь да еще с бомбовой нагрузкой штурмовик взлетал: и за это его качество мы низко кланялись его создателям. Истребителям же при раскисшем грунте взлететь было очень трудно: колеса увязали, а при даче полного газа легкий хвост поднимался, самолет низко "кланялся" и лопастями винта рубил землю.
Вот и теперь наша пара штурмовиков пошла на взлет, а истребителей техники все еще раскачивали за крылья и придерживали за стабилизатор, чтобы хвост не отделился от земли. Наконец и "ястребки" покатились с высоко задранными носами и, ко всеобщей радости, оторвались от вязкого грунта. Но сразу же после взлета у одного из ЛАГГов за хвостом потянулась полоса дыма - что-то случилось с мотором. Он пошел на посадку. "Ничего не получится с прикрытием, сейчас и второй пойдет следом за ним" - подумал каждый из нас. Ведь у истребителей особая тактика - "меча и щита": ведущий атакует самолет противника, а задний защищает его с хвоста. У них один в поле не воин.
Но сверх ожидания один "ястребок" увязался за штурмовиками и вскоре скрылся за макушками сосен. Смелый парень!
