Литмир - Электронная Библиотека
A
A

На аэродроме Мосьпанов отозвал меня и, роясь в карманах реглана, спросил:

- А что это ты перед атакой один в стороне болтался?

Собирался было ему объяснить, что засмотрелся на кувыркавшийся мотоцикл, да тут вдруг залп зениток... Молчал, подыскивал нужные слова.

- Струхнул? Так и скажи...

Я утвердительно кивнул.

- Учти: один раз вздрогнешь, а в другой - резьба сорвется... Бомбы твои, я сам видел, взорвались на станции, поэтому разговор для ясности замнем...

...Скверное это дело, когда у летчика "срывается резьба".

Повел я как-то группу штурмовиков жечь фосфором немецкие танки. Полетел вначале к аэродрому истребителей, чтобы забрать прикрытие. Почувствовал что-то с мотором неладное. "Разработается", - подумал я и возвращаться не стал. Сделал над аэродромом истребителей круг, другой, третий. Вижу - взлетать никто не собирается: несколько самолетов стоят между сосен, да и те не расчехлены. Запросил свой КП по радио, можно ли лететь без истребителей, но ответа не последовало. Мы уже опаздывали с выходом на цель, горючее попусту расходуем, и я решил лететь без истребителей. "Один раз вздрогнешь, а в другой - резьба сорвется", - вспомнилось мне...

Лег на курс, мотор совсем стал плохо тянуть, греется, показания приборов ненормальные. Пришлось передать командование группой Феде Артемову (в первый и последний раз), а самому вернуться на аэродром. Оторвал взгляд от приборов, осмотрелся, с удивлением увидел, что за мной увязался еще одни штурмовик. Этого еще не хватало! Откомандовал ему вернуться к группе - летчик не реагирует, будто оглох.

Над аэродромом мотор начал совсем сдавать. Перед заходом на посадку пришлось аварийно сбросить выливные приборы с фосфором в полтонны весом. Сел нормально, и тут началось...

- Почему вернулся с боевого задания?

- Мотор плохо тянул.

- Проверим. А почему истребителей не взял?

- Потому, что они не взлетели. Я же об этом по радио запрашивал, а вы не слышали.

- Слышал!

- Так почему отмалчивались? - я начал уже злиться.

- Ведущий должен сам принимать решение, нечего ждать подсказок, когда находишься за тридевять земель.

- Вот я его и принял...

- Дурацкое решение. Собьют "мессеры" Артемова - будешь за это в ответе. Выливные приборы шуранул на свою зенитную батарею... А Неретина почему с собой притащил?

- Я его не тащил...

Стоит рядом бледный Неретин и не знает, что сказать. Нет у него никаких оправдании: пошел за ведущим, вот и все.

Мой самолет уже облепили техники, ищут дефект. Если он произошел по их недосмотру, то с техников строго взыщут за срыв боевого полета. Если же дефекта не обнаружат, меня обвинят в трусости. Инженер полка Тимофей Тучин забрался в кабину, запустил мотор, газует, а мотор, к моему удивлению, работает, как зверь. Я стою поодаль от самолета, не хочу быть на глазах у техников. Услышал за спиной:

- А может, вам только показалось, что мотор плохо работал?

Я обернулся, посмотрел на человека, всегда державшегося от летчиков особняком, и сразу не мог понять: то ли в этом вопросе участие, то ли подозрение. "А может, вам только показалось?" Сказать ему о падении наддува, о росте температуры воды? Но он ведь все равно в этом не разбирается: человек без технического и без летного образования, даже петлицы другого цвета. Я молчал, сдерживался. Смотрю - Мосьпанов вразвалочку подходит. Тронул моего собеседника за локоть:

- Отойдем-ка в сторонку, покурим...

- Я некурящий, - отвечает тот, уходить не собирается.

- У меня к тебе важное дело есть. - Мосьпанов увлек его к самолету. Издали догадываюсь по жестам, что мой комэска какие-то указания техникам дает, а к этому человеку нет у него никакого дела. Уже раскапотили мотор, оседлали его сверху, гайки отвинчивают.

Долго тянется время. Дефекта в моторе не находят. Загудели вернувшиеся с задания штурмовики. Одного недосчитываюсь: нет "двадцатки" - самолета Феди Артемова... Сколько за один взлет свалилось: потерял друга. Неретина привел на аэродром, на свою зенитную батарею фосфор сбросил, да еще, дефекта в моторе не находят...

Ко мне несмело подошел Неретин.

- Вы уж извините... Я подумал вначале, что все за вами пойдут. А команду вернуться не выполнил потому, что группу потерял, заблудиться боялся.

Что ему скажешь? По-своему он прав.

Идут ко мне Мосьпанов с Тучиным. Инженер улыбается, а комэска издали кричит:

- Нашелся!

- Артемов?! - встрепенулся.

- Де-фект! - провозгласил Тучин своим тягучим голосом. - Перемычка головки блока лопнула, воду в цилиндры гнало! Производственный дефект...

- А зенитчиков только напугал, - добавил комэска, взяв меня под руку.Пойдем подкрепимся на сон грядущий.

- Не хочу...

- Не кисни, такое с каждым может случиться. Мотор не варежка - внутрь не заглянешь...

Сидели за столом. Мне боевой вылет не засчитали, поэтому и сто граммов не выписали. Мосьпанов отдал свою долю, ему от кого-то тоже перепало...

Ужин был в самом разгаре, как вдруг в дверях появился Федя Артемов: жив-здоров. Ура! Федя улыбается, веселенький - пехотинцы попотчевали за отличную работу. Подбитый зениткой, он шлепнулся к ним.

Все хорошо, что хорошо кончается, но после этой истории у меня вдруг расклеилось дело... со взлетом. Каждый раз при разбеге нагруженный бомбами самолет перед отрывом уводило вправо, я чуть не скатывался с полосы. Это опасно. Командир полка меня даже предупредил:

- Ты со взлетом что-то мудрить начал... Смотри у меня! - и погрозил пальцем. Не подумал ли, что я делаю это умышленно, чтобы получить передышку в полетах?

Мосьпанов тогда сказал:

- Выбрось из головы мысли о развороте на взлете! Я вот тоже как-то поднимал самолет с передовой и начал сам себе мозги туманить: "А вдруг как развернет меня на разбеге?" И представь себе: от того, что так думал, так меня крутануло, чуть в ящик не сыграл...

Слова Мосьпанова пошли впрок - взлет у меня действительно наладился.

А про то, как Мосьпанов поднимал самолет с передовой, рассказать стоит.

...Подбитый штурмовик приземлился, едва перетянув линию фронта. Летчик добрался до аэродрома на попутных. Для эвакуации самолета послали группу техников.

ИЛ-2 с поврежденным мотором стоял на колесах в лощине, хвостом к оврагу, до которого было с километр. А по ту сторону оврага проходил передний край обороны противника. Посвистывали пули, изредка рвались мины. К штурмовику техникам вместе с сопровождающим пехотинцем пришлось пробираться ползком.

Местность перекопана траншеями, заминирована, поэтому нет возможности отбуксировать самолет от передовой. Для спасения машины оставался один выход: после смены поврежденного мотора взлететь с того места, где он стоял. Но можно ли это сделать?

На место вынужденной посадки прибыл Мосьпанов. Он долго ползал у передовой и, возвратившись к техникам, сказал:

- Если мотор замените, попробую взлететь.

Взлететь, оказывается, можно было лишь в сторону противника: только оторвется самолет - и уже окажется за линией фронта, под огнем. Для взлета пригодна узенькая полоска: малейшее отклонение на разбеге - и угодишь колесами в траншею. Менять мотор почти на виду у противника - тоже дело опасное; если обнаружит немецкая "рама" - дотошный разведчик, - минами накроют как пить дать.

Самолет забросали ветками. Ночью техники прикрылись брезентовыми чехлами и при свете переносной лампы принялись снимать мотор. Во вторую ночь поставили исправный мотор, а наутро следующего дня снова на У-2 доставили Мосьпанова.

Лег Илья Петрович около замаскированного самолета на свой обшарпанный реглан, с которым редко расставался даже в жаркие дни, закурил, посматривает на дымок от папиросы. Ветер тянет со стороны противника. Это хорошо: при взлете против ветра разбег будет короче. Посмотрел Мосьпанов на бугорок замаскированного блиндажа - это единственный ориентир, по которому нужно выдерживать направление при взлете. Ветер получался встречно-боковой, и оттого, что боковой, у Мосьпанова засосало под ложечкой: "А вдруг поведет вправо? Тогда катастрофа неминуема..." Мысль эту отогнать никак не удавалось. Мосьпанов швырнул окурок.

79
{"b":"60811","o":1}