Проходил через какую-то станицу, запруженную немецкими танками, автомашинами, войсками, - там образовался затор. Покрикивали немецкие офицеры - наводили порядок в перемешавшихся колоннах.
Лиманский хотел уточнить у местных жителей дорогу на Аксай и раздобыть какой-нибудь еды. Сколько дней, кроме болотной воды, во рту ничего не было: от угощения краснодонцев отказались, дед Мандрика накормить не успел. Как еще ноги двигаются...
Зашел в первый попавшийся дом - ни души. На столе два яйца, огрызок хлеба. Сунул в карман, вышел во двор, скрылся за плетень - торопливо проглотил яйца со скорлупой. Прошел почти всю станицу, но из жителей никого не увидал. Лишь у крайней избы на скамейке сидели двое с цигарками в зубах. Подсел к ним;
- Местные? - спросил Лиманский.
- Местные... А что? - оба повернулись к нему.
- Как отсюда лучше на Аксай пройти?
- А зачем тебе Аксай? - насторожились дядьки.
- К тестю... - ответил техник.
- А как фамилия твоего тестя? - допытываются.
Лиманский назвал наугад какую-то фамилию, стараясь быть безразличным.
- А паспорт у тебя есть?
"Ну, - подумал техник, - кажется, влип. Если такие, что метят в старосты или полицаи, то от них запросто не отвяжешься".
- Какой там паспорт... С трудфронта иду...
- Где был?
- У Каменска рвы противотанковые копал...
- И глубокие они, эти рвы, получились? - переглядываются дядьки.
В это время послышался нарастающий гул самолетов. У Лиманского дрогнуло сердце. Еще не видя самолетов, он по звуку безошибочно определил - ИЛы. Да, может быть, еще из Кагальницкой! Вот они! Четыре штурмовика приближаются на малой высоте, взмыли вверх и подворачивают так, чтобы сделать заход вдоль забитой техникой улицы, где сидит он с любопытными станичниками. "Здесь они фрицев намолотят!" А когда заметил Лиманский, что носы штурмовиков окрашены в желтый цвет, - у него чуть не вырвался крик: "Так это же наши!" Но в этот миг из-под крыльев переднего самолета с шумом сорвались "эрэсы", из люков черными стайками посыпались мелкие бомбы. Лиманский еле успел шмякнуться в придорожную канаву, и в уши ему ударил громовой раскат. "От своей бомбы не обидно и смерть принять..." - подумал техник. Вслед за первым раскатом еще трижды грохнуло. Техник знал, что это лишь начало: штурмовики развернутся и начнут штурмовать. Поднял голову - двух дядек словно ветром сдуло, небо усеяно черными дымками разрывов зенитных снарядов. Бросился за крайний дом, побежал по огородам меж грядок. Штурмовики уже начали прочесывать улицу с другого конца. Затрещали пулеметы, заухали пушки, загромыхали зенитки. А летчики развернулись снова, потом и в четвертый раз проутюжили скопище войск. Они пронеслись над самыми крышами домов, оглушив неистовым ревом моторов. За последним самолетом тянулась дымная полоса...
Лиманский спешил покинуть станицу, где теперь горели машины, рвались боеприпасы и цистерны с горючим, валялись убитые, ползали, дико тараща глаза, раненые, орали офицеры, собирая разбежавшихся солдат.
Он шел по степи, оглядываясь на столбы черного дыма. Шел на юго-восток, к Дону. Перед глазами последствия штурмовки четырех ИЛов. "Кто же эти храбрецы, атаковавшие фашистов в сплошном зенитном огне? Представляют ли летчики, что они тут натворили? Сейчас, наверное, уже докладывают Холобаеву, что подожгли и повредили два десятка машин, убили и ранили столько-то солдат и офицеров. А начальник штаба при составлении итогового донесения почешет карандашом за ухом да еще уменьшит общий итог, чтобы не поругали "наверху" за "преувеличение".
Лиманский заметил на горизонте островерхие шатры, дымок от костра. Подошел поближе - табор. Цыганка помешивала в ведре какое-то варево. Взглянула черными очами, сказала:
- Садись, дай ручку, погадаю...
"Неужели она насмехается над голодным человеком? Какое тут может быть гадание?" Он устало опустился на рядно, цыганка все же взяла вялую руку, затараторила:
- Ой, да какой же ты красивый был, и девки тебя любили и спереди и вслед... И счастья у тебя было ровно сорок фунтов - теперь золотниками меряешь. Ожидает тебя казенный дом да пиковый интерес. А счастье тебе выпадет через позднюю дорогу... Давай накормлю тебя, красавец... - Проворно поднялась, звякнув серебряными монистами, налила полную миску похлебки с сухарями. Техник хлебал с жадностью, обжигаясь горячим супом. Ему казалось, что ничего вкуснее в жизни не ел.
...Остаток дня пробирался плавнями по камышам, переходя вброд многочисленные заводи и протоки с теплой, нагретой солнцем водой. Он подкрепился в таборе, теперь бы только идти да идти скорее к Дону, но к вечеру его залихорадило. Его кидало то в жар, то в холод, да еще схватили нестерпимые рези в животе. Почти всю ночь корчился в камышах, сдерживая стон, искусал в кровь губы.
К утру полегчало. Долго кружил по камышам. Выбрался наконец на поляну, заросшую лозняком. Присел отдохнуть в тени под кустарником. В этом безлюдном месте вдруг близко зашаркала по траве коса. Техник вздрогнул от неожиданности и встретился взглядом с человеком в темном пиджаке, выдававшем в нем городского. Тот отложил косу, подошел к нему. Поздоровавшись, весело спросил:
- Далече путь?
Лиманский внутренне насторожился: "Снова на допрос попал, - подумал он, только цыганка ни о чем меня не расспрашивала, а лишь нагадала пиковый интерес да накормила".
- С трудфронта иду, домой... - ответил он.
- Не подходящее сейчас время расходиться нам по домам, - сказал ему косарь.
- Вы-то, наверное, в своих краях?
- Края все наши... Вам за Дон? - сразу спросил незнакомец.
- Надо бы в Аксайскую... - ответил техник, уклонившись от прямого ответа.
- Не советую вам через Аксайскую... - Так и сказал: "через Аксайскую" значит, догадывается, что Лиманскому нужно за Дон, а не домой.
- Это почему же?
- Там много наших людей перебили, и почему-то все туда идут. Если уж в этом есть крайняя нужда, то лучше идти в обход Старочеркасской.
- Без нужды не пошел бы...
- Значит, дела у вас поважнее, чем дом?
- Все может быть... - А сам думает: "Ни за что не признаюсь, что мне в боевой полк нужно скорее, чтоб фрицев бить".
- Можете оставаться здесь, дело для таких, как вы, найдется настоящее.
- Сено косить? - осмелел Лиманский.
- Сено косить - это между делом, - улыбнулся человек.
Лиманский решил свернуть затянувшийся разговор. Какая работа ему найдется - догадывался, но уточнять не стал. Его место там, в полку. На всякий случай сослался лишь на отсутствие паспорта, который якобы дома остался.
- Документ достанем, нам нужны такие люди, как вы.
- Мне все же пора, - сказал решительно Лиманский и поднялся.
"Косарь" его удерживать не стал, а только еще раз посоветовал:
- Через Аксайскую не ходите. Лучше в обход Старочеркасской. Хотите, провожатого дам?
- Спасибо, я сам.
- В добрый путь, - протянул ему руку незнакомец.
Лиманский долго лежал в густых зарослях и пристально всматривался в противоположный берег Дона. Косарь хорошую дорогу посоветовал, осталось только переправиться на ту сторону - и конец мытарствам. В километре правее наиболее подходящее для переправы место: река не очень широкая, а берега лесистые - легко укрыться.
Когда перебрался к облюбованному месту, то увидел на той стороне двух голых солдат. Они стояли по пояс в воде, стирали белье, развешивали его на ветках. Лиманский хотел было их окликнуть, но один из них побежал по тропинке на кручу и громко позвал: "Ханс, шнель, шнель!" Значит, немцы здесь захватили плацдарм! Пришлось Лиманскому искать другое место для переправы.
Когда совсем стемнело, он по высокой кукурузе подобрался к рыбацкому домику, стоявшему на берегу. Долго выжидал, пока не скрипнула дверь. Различил женщину, тихо спросил:
- В доме кто есть?
- Никого... Сноха была - ушла за коровой.
Лиманский осмелел.
