Он позаботится и о том, чтобы и скромный цветочек из Его сада, нежная душа Колюши, не прошла в мире бесследно, но внесла и свою долю в сокровищницу красоты и радости. Господь взял Колю к Себе, но в его милом образе, в поступках и мыслях, в его миросозерцании остался духовный капитал вечных ценностей, которые не могут пропасть и будут служить людям. Его образ будет радовать людей красотой души, согревать их сердца и звать их идти тем же путем, которым шла его юная христианская душа.

Человек – пришелец на земле. По сравнению с вечностью жизнь на земле не больше мгновения. Поэтому жизнь в теле подобна мимолетному сну, а смерть тела есть пробуждение.

Благо тем, кто из этого мира унесет в вечнось красоту души, отвергшей себя ради служения близким. К этому стремился Коля, чтобы получить то «сокровище неоскудевающее на небесах» (Лк. 12:33), которое обещано Христом за исполнение Его заповедей. Туда он ушел в ореоле юношеской чистоты, красоты подвига самозабвения и совершенной преданности воле Господней.

Лишь в вечности можно получить то истинное сокровище, которое никогда не отнимется и не умалится и перед которым ничто не значит все призрачное счастье этого мира.

Раннее детство[1]

Нашего первенца при крещении мы назвали Николаем в честь великого Святителя Николая Мирликийского. Но с раннего детства за ним сохранилось ласковое имя Колюша, и оно так гармонировало с его нежной душой, что сохранилось за ним до зрелого возраста (до последних дней его жизни).

Как замечено в жизни христианских семейств, черты характера святого, в честь которого называют ребенка, передаются последнему. Как будет видно из дальнейшего, это в полной мере имело место и для нашего Колюши.

Уже с первых месяцев жизни Колюшу отличала живость характера. Как заведенная автоматическая куколка, он беспрестанно подпрыгивал в руках у своей няни, молоденькой девушки. Иногда, за недосугом для матери и няни, Колюшу поручали нянчить мне. Я это делал лишь при одном условии: чтобы его предварительно запеленали с ручками, «как конфетку». Но обычно бойкий младенец умел быстро освобождаться от пеленок. Тогда я скоро приходил в отчаяние от его быстрых и неожиданных движений и спешил сдать его обратно няне или требовал вновь наглухо запеленать его.

С младенческих лет Колюша рос очень здоровым ребенком и за всю свою жизнь не перенес ни одной тяжелой болезни (если не считать легко протекшей кори).

Впрочем, здесь надо упомянуть об одном исключении, которое вместе с тем раскрывает секрет здоровья ребенка. Начиная со дня крещения мы причащали

Колюшу Святых Таин очень часто, а в младенческие годы почти каждое воскресенье. Но когда Колюше было около полутора лет, мама уехала с ним на лето к дедушке на Электропередачу – в заводской поселок, расположенный среди торфяных болот. Там не было церкви, и причащение прекратилось. Через несколько недель по приезде Колюша захворал там желудком, и болезнь все более обострялась. Мы поспешили вернуться в Москву из неблагословенного места. Когда по возвращении Колюшу первый раз стали причащать, он испугался, стал биться в руках, отказываясь от причастия. Было так больно видеть, как ранее с такой готовностью причащавшийся младенец по нашей неосмотрительности перестал быть благодатным ребенком. Второй раз он уже с охотой принял причастие, а его болезнь прекратилась.

Когда у нас родилась Наташа, Колюше было около двух лет. К своей сестричке он проявлял большую нежность. Я вспоминаю следующую картину из семейной идиллии зимнего вечера того времени. Мы жили тогда в подвале, в квартире моей двоюродной сестры. Посреди комнаты стояла железная печурка. Колюша садился на низенький стульчик перед колыбелью Наташи и в такт хлопал своими ручонками, когда мы с мамой пели следующую незатейливую песенку:

Колюшина забота о ближних проявилась, когда ему еще не было трех лет. Мы жили на даче, где у хозяйки жила ее мать в возрасте ста трех лет. Колюша, очевидно, очень жалел немощную старушку. Мама наблюдала, как он бегал к ней, давал сахарку, а иногда, вынув что-то изо рта, говорил старушке: «На, пососи конфетку».

Наташа, Коля, Сережа. Начало 30-х годов

С раннего же детства Колюшу отличала и необычайная ласковость. Я помню, как трехлетним мальчиком, в избытке энергии, он бегал взад и вперед по комнате и, несколько утомившись, подбегал ко мне, сидящему на кровати, и, уткнув свою головку в мои колени, говорил: «Бегал, бегал и к папе прибегал», как мальчиком он подходил иногда ко мне и молча обнимал так крепко, как только мог.

Что особенно отличало Колюшу и делало его таким милым для всех, кто его знал, это его кротость характера. Когда дети в чем-либо были виноваты, то их воспитательница (она жила у нас до шестилетнего возраста Колюши) имела обыкновение наказывать их тем, что сажала на сундук. Помню, как-то я увидел Колюшу молча сидевшим на сундуке.

– Я обидел Наташу,

– Колюша, что ты сидишь здесь? и меня наказала тетя Варя, – кротко отвечал грустный Колюша и продолжал спокойно сидеть на сундуке, ожидая конца срока наказания.

Эта воспитательница научила детей говорить на немецком языке. Он настолько был ими освоен, что иногда во сне Колюша говорил уже не по-русски, а по-немецки. К сожалению, ей не пришлось пробыть у нас долго, и легкость разговора на немецком языке была впоследствии детьми утрачена.

В Колюшу было заложено нежное сердце, отзывчивое к горю и страданиям окружающих. Я помню, как ребенком лет пяти он любил рассказывать о преподобном Серафиме по большой картине, на которой были изображены различные случаи из его жития. Когда он доходил до эпизода с избиением преподобного разбойниками, то останавливался, закрывая глаза ручкой, и говорил: «Не могу смотреть».

Жалостливость, которую мы старались привить детям, была вообще характерной чертой Колюши. Когда ему было около четырех лет, он очень любил стихотворение следующего содержания. Мальчик Ваня пришел из школы без книг. Мама спрашивает его:

Ваня со слезами сознается, что он отдал свои книги бедному мальчику, который не мог их купить. Ваня просит его простить и говорит, что сам будет учить уроки по памяти.

Это стихотворение Колюша любил декламировать с мамой в лицах. Он садился в уголок с грустным личиком и затем бросался на шею к маме со словами: «Прости». «А потом что было?» – просил он у мамы ему подсказать дальнейшее. Очевидно, поступок Вани глубоко запал в сердце Колюши.

Уже с самого раннего возраста Колюша также очень любил подавать нищим. Отправляясь гулять со своей воспитательницей, он брал всегда с собой спичечную коробочку с медными деньгами. Зоркими глазками он искал по улице нищих. Если нищий встречался на другой стороне улицы, то он старался добиться разрешения перебежать через улицу, чтобы подать нищему. Когда дети гуляли по улицам, тетя Варя обычно брала за руки младших детей – Наташу и Сережу. Колюша, как старший (шести лет), шел впереди и обследовал безопасность дороги. Подходя к раскрытым воротам, он останавливался, заглядывал в них – не выезжает ли из них автомобиль, и потом говорил сзади идущим: «Можно идти».