И он, и она друг друга недооценивают, вот в чем дело.

— Я знаю твой секрет, — говорит Элисон и таинственно улыбается, а когда он спрашивает, какой именно, то лишь прижимает палец к губам, призывая его к тишине.

Она умеет хранить секреты — вот в чем дело.

Вот только Тео на это плевать — он презирает секреты и их хранителей так же, как презирает тех, кто не видит ни черта дальше своего носа.

У Тео иные цели, у Тео иные методы, глубокие поцелуи на заднем сидении его машины — это просто способ расслабиться.

Ее кожа под его пальцами такая тонкая, такая уязвимая и нежная, так и манит выпустить волчьи когти и вспороть ее, оставив кровавые полосы на память.

Вот только не выживет — он уже такое проходил, все эти белокурые девочки с кукольной внешностью непременно умирают, и их призраки осаждают его по ночам, картинно рыдая в его кошмарных снах и вопрошая «за что?»

— Я кое-что слышу иногда, по ночам. Когда все спят, — теперь она хочет, чтобы Тео тоже знал ее секреты.

Ему это не нужно, вот в чем дело.

Да только ДиЛаурентис все равно рассказывает, а он почему-то слушает, и она все еще кажется ему наивной дурочкой, заигравшейся в стерву из старшей школы, но ее образ в целом становится более интересным.

Возможно, он сможет использовать ее не только для секса.

— Когда я кричу, кто-то умирает, — шепчет Элисон, и, наверное, ждет, что он испугается, но Тео-то знает, как работает сила банши.

— Ты не призываешь смерть, ты ее лишь чувствуешь, — роняет он отрезвляюще. — У тебя нет власти. Но… Ты хотела бы?

— Да, — признается Элисон, даже не раздумывая.

Все мы злодеи в глубине души, вот в чем дело.

— Умирать не страшно, — обещает он. — Быть химерой — удивительно. Ты научишься призывать смерть, если доверишься мне.

— А если я призову твою?

— Я бы хотел испытать, каково это, — улыбается Рейкен, а она подставляет ему свое беззащитное горло и позволяет ввести себе сыворотку Докторов.

Она умирает в серебряной луже — на заднем сидении его машины, обнаженная и уверенная в том, что вскоре ее власть над другими станет безграничной.

Она оптимистка, вот в чем дело.

Тео не сказал ей о том, что он — ее альфа, и все ее способности принадлежат ему.

Она привыкла выигрывать, тем приятнее будет поставить ее на место.

У него — иные цели и иные методы, и раз уж она готова примкнуть к злодеям, то пусть учится настоящему коварству.

— Любви нет, — говорит Элисон, когда воскресает у подножия Неметона. — Ведь ты обманул меня, правда?

— Тебе понравится со временем, — уверяет ее Тео, накидывая ей на плечи свою куртку.

— А тебе — нет, — злорадно усмехается она и демонстрирует ему свое запястье, где клеймом проступает его имя, но имя, выжженное самой судьбой буквами слишком крохотными, чтобы позволить ему быть доминантом.

— Это невозможно! — рычит Рейкен и скалит клыки, но запястье вспыхивает огнем: имя Элисон проступает крупными буквами, втаптывающими его в грязь.

— Тебе понадобится все свое красноречие для того, чтобы убедить меня в том, что любовь все-таки существует, — говорит Элисон.

Они соулмейты, вот в чем дело.

И пощады не будет.

========== Реджина Миллс/Элайджа Майклсон. OUAT/TO. ==========

Когда ты Злая Королева, то положение невольно обязывает.

Реджина Миллс слишком долго была заложницей своего сказочного образа — так долго, что едва не потеряла себя настоящую.

К счастью, она вовремя осознала, что стоит на самом краю пропасти, шагнув в которую она уже не сможет вернуться обратно.

Легко ли далось ей решение покинуть Сторибрук навсегда и начать новую жизнь, в которой она больше не будет ни мэром города, ни приемной матерью, стремящейся стать родной, ни Злой Королевой, желающей подобреть, но бесконечно срывающейся в рецидив?

Конечно, нет.

Она обдумывала это долгие месяцы, взвешивала все «за» и «против» снова и снова терзалась сомнениями и попеременно исполнялась решимости, но в конце концов пришла к выводу, что лишь ее окончательный отъезд освободит их всех — и ее саму, и Генри, и Эмму, и Прекрасных, и всех-всех, кто обитал в Сторибруке.

В первую очередь — ее саму.

Да, это было несколько эгоистично.

Но Реджина Миллс хотела жить — и жить счастливо, а в Сторибруке у нее на это не было ни малейшего шанса.

Ей помог мистер Голд — кто, как не Румпельштильцхен, еще смог бы придумать, как обойти проклятие Сторбрука и сберечь при этом не только свою память, но и свои силы?

Возможно, ей не стоило делать на этом акцент — возможно, стоило отречься от магии в пользу абсолютной «нормальности», но Реджина желала оставаться собой. Не Злой Королевой больше, но все той же женщиной, которая обуздала магию.

Первые несколько месяцев своей новой, свободной жизни, Реджина посвятила путешествиям — она наслаждалась возможностью передвигаться вольно и дышать полной грудью, заводить новые знакомства и представать в глазах незнакомцев не априори шаблонной злодейкой, от которой только и жди подвоха, а очаровательной женщиной, к которой так и тянет, словно магнитом.

Это было волшебно — и не требовало ни капельки магии при всем при том!

В городе Маноск, что во Франции, Реджина задержалась — это было удивительное, тихое местечко с потрясающими видами и культурными памятниками, уехать отсюда так просто было бы настоящим кощунством.

К тому же, она, прогуливаясь как-то вечером, случайно наткнулась на небольшой уютный бар, где играл потрясающие и пронизывающие до глубины души мелодии пианист, чьи руки так невесомо и умело порхали по клавишам, что хотелось плакать от переполняющих тебя эмоций во время прослушивания.

Реджина стала бывать в этом баре каждый день — она заказывала кофе и наслаждалась музыкой, порой выпивала немного коньяку и затем возвращалась в свою арендованную квартирку в прекрасном расположении духа и с мыслями об этом великолепном музыканте.

Он был зрелым мужчиной, неизменно одетым в хороший костюм, темноволосым и темноглазым, с волевым подбородком и задумчивым, глубоким взглядом.

Когда он играл, то взгляд его скользил по всему бару, нигде не задерживаясь, и казалось, что он не замечает ничего и никого вокруг, погруженный в мелодию.

Но, как оказалось, музыкант все же кое-кого заметил: спустя полторы недели постоянных визитов в полюбившееся ей заведение, официант принес за столик Реджины бутылку шампанского и сообщил, что это комплимент от пианиста.

Что ж, Реджина с удовольствием выпила пару бокалов, отсалютовав при этом музыканту. и получив в ответ теплую улыбку и удовлетворенный кивок.

Честно говоря, она надеялась, что пианист тем же вечером подойдет к ее столику, но этого не случилось — мужчина закончил играть и растворился среди посетителей, а мисс Миллс вернулась домой одна.

Впрочем, она не разочаровалась в этом мужчине — пожалуй, он лишь сильнее заинтриговал ее, так что следующим вечером их взгляды вновь скрестились в переполненном баре и они улыбнулись друг другу.

Кажется, это был флирт.

Сердце Реджины трепетало — она ощутила себя такой живой, такой настоящей, такой счастливой!

Так шли дни — точнее, вечера, и это безмолвное общение с помощью взглядов и улыбок продолжалось и обещало перерасти во что-то особенное, и Реджина не задумывалась пока о том, чтобы покинуть Маноск: может быть, потом, когда история с пианистом завершится…

Новый виток эта самая история получила совершенно неожиданно — одним теплым, приятным августовским вечером мисс Миллс с мечтательной улыбкой возвращалась домой, размышляя о том, как прекрасна ее новая жизнь, как внезапно на пустой в довольно поздний уже час улице на нее набросился человек в черном.

Впрочем, человеком это существо назвать было бы не совсем правильно — у людей не бывает звериных когтей и клыков, и глаза их не полыхают опасным янтарным огнем.

Реджина не испугалась — попросту не успела, поскольку наперерез оборотню метнулась еще одна фигура, невероятно быстрая и оттого кажущаяся размытой, и в считанные секунды все закончилось: вырванное сердце разом обмякшего оборотня упало к ее ногам, а ее таинственный пианист, вытирая окровавленные пальцы белоснежным носовым платком, улыбнулся ей с некоторым сожалением: