Он отталкивается назад, пока не садится на задницу, и сгибает колени, опираясь на них локтями; скрывает лицо в ладонях, затем трёт брови нижней частью ладони.

— Черт, — выдыхает он, поднимая на меня взгляд.

Я сижу с прижатой у груди футболкой; мои слёзы впитываются в ткань, пока я пытаюсь вернуть контроль над собой. Меня только что отвергли, но я всё ещё переполнена тем, что хотела сказать и что хотела сделать.

— Я… я увлёкся, Белен. Позволил зайти этому слишком далеко.

— Я хотела, чтобы ты сделал это. Только ты, Лаки. Никто другой. — Я ждала год, желая сказать ему об этом. Более трёхсот дней, начиная с того самого поцелуя возле холодильника.

— Нет, Белен. Это не могу быть я. Просто продолжай хранить себя, дождись правильного, хорошего парня. Ты встретишь его быстрее, чем думаешь.

— Не хочу никого другого. Я хочу только тебя! — молю, сжимаю кулаки по бокам от себя. Как он вообще может думать, что я позволю кому-то другому дотрагиваться до себя подобным образом? Он оглядывается через плечо и качает головой в бессилии. Он не может сказать мне того же в ответ. Он не чувствует того, что и я. С чего бы ему? Он имеет Яри и ещё множество других женщин. Может, они сексуальней или делают всё лучше меня. А может он не хочет меня, потому что считает отвратительной.

Я хочу сказать что-то, но всё что у меня получается это издать тихий всхлип и выдохнуть. Отворачиваюсь от своего кузена и бегу к люку. Легко проскальзываю внутрь, как только моя нога касается первой ступеньки, и мчусь вниз по лестнице. Рывком натягиваю футболку через голову и тихо захожу в квартиру, мягко прикрыв дверь, чтобы не разбудить маму.

9 глава

Лусиан встречается со многими девушками, и под многими я подразумеваю тонны девушек. Он гуляет со старшеклассницами, с младшеклассницами, как Яри, и даже с теми девушками, кто уже выпустился, но по каким-то причинам всё ещё проводят время в его компании. Я же не встречаюсь ни с кем. Зато у меня отличные оценки, так что я прошла почти весь курс углублённого изучения литературы.

Я провожу ночи за учёбой, Лусиан же — шатаясь со своими друзьями по соседству или встречаясь с девушками. Я вижу его временами, когда возвращаюсь поздно домой — на крыльце, в коридоре, на углу — в любых местах. Иногда с Яри и это заставляет меня чувствовать себя неловко. Всякий раз, как мы с ней выбираемся погулять, все, чем она хочет заниматься, так это болтать о Лусиане и жаловаться на него. Уверена, он трахается с ней, как и со всеми остальными. Я говорю ей об этом, но она всё ещё меня не слушает. Надеюсь, он никого не обрюхатит, ибо Тити будет в неимоверной ярости.

Я учусь как проклятая, чтобы поступить в колледж. И Лусиан всё так же остаётся единственным парнем, которого я когда-либо целовала. Печальней то, что он единственный, кого я вообще хотела бы целовать.

Тити говорит Лаки собирается идти на службу, возможно в армию или на флот. Она считает это хорошим способом посмотреть мир. Я же думаю, что это хорошая возможность быть убитым, но мама десять раз мне говорила оставить своё мнение при себе. Итак, я отмалчиваюсь, когда речь заходит о будущем Тити и Лаки. Он всё время работает, так что он уже похож на взрослого мужчину. Не то чтобы я извращенка, просто все говорят то же самое. Лаки и раньше покупал пиво, и никто не просил у него удостоверения личности — они решили, что он выглядит достаточно взрослым.

Итак, Лаки отправится служить, а я пойду в колледж. Возможно, он женится на одной из своих девушек до этого, создаст семью, чтобы ему было куда возвращаться с войны. Яри называет своих соперниц шлюхами и ревнует его к каждой. Я не хочу быть грубой и удерживаю себя от подтверждения очевидного. Мы с Лаки не очень-то много разговариваем. Между нами тяготеет неловкость, когда мы остаёмся наедине. Мы больше не встречаемся на семейных сборищах или по дороге в школу.

— Белен! — кричит мама, и я отрываюсь от домашки. Сегодня мы встречаемся с Хеми и её детьми на Тайм-сквер и идём ужинать и смотреть кино. Если приезжает Хеми, то мама автоматически платит за всех, поэтому она уже совсем не в духе. Я завожу свой будильник сейчас на случай, если мы вернёмся домой слишком поздно, и я забуду это сделать потом.

Мама вырядилась в облегающее чёрное платье, на ногах туфли на каблуках. На мне же джинсы, свитер и носки с длинным ворсом, чтобы держать ноги в тепле.

— Отлично выглядишь! — говорю я, улыбаюсь её отражению.

— Помоги мне с этой молнией, детка, — просит мама.

Убираю её волосы в сторону перед тем, как застегнуть молнию. Она пахнет детским лосьоном и лаком для волос, и у меня появляется непреодолимое желание сжать её в крепких объятиях.

— Не могу поверить, что в это же время через год мы будем праздновать твой выпускной. Я так горжусь тобой, Белен. Мы все знали, что ты смышлёная, но ты превзошла любые наши ожидания.

— Я просто много учусь, вот и всё. Не смущай меня, мам. И только не говори ничего подобного перед тётей Хеми.

— О, так мне запрещается гордиться своей дочерью? — она снимает оставшиеся бигуди с головы и бросает их на столешницу.

— Нет, конечно, ты можешь, но просто не переусердствуй. Ты же знаешь, кузены последние, кто хотел бы слышать о моих успехах.

Мама берёт черный карандаш для глаз и затемняет им уголки. Мне нравится наблюдать, как она красится, потому что это напоминает мне детство и те особые случаи, когда мама наряжалась, чтобы пойти на вечеринку. Я просто обожала эти моменты.

— Лусиан всегда с удовольствием слушает, как у тебя дела, — замечает мама. У неё во рту шпильки для волос, и она закалывает ими мои волосы с одной стороны.

— Лусиан терпеть меня не может, ибо я не дотягиваю до его крутизны, — безо всякого выражения говорю я, отталкивая её руку. — Оставлю волосы распущенными. Пойдём, а не то опоздаем, и Хеми со своими детишками сожрёт пол ресторана.

— Вы двое всегда были так дружны, как брат с сестрой. Что случилось? — спрашивает мама, пока я помогаю ей скользнуть в её новенькое пальто.

— Думаю, мы просто выросли, — отвечаю, пожав плечами.

— Кажется, дело не только в этом, — протягивает мама, когда мы выходим из квартиры, и она закрывает входную дверь на ключ.

— О, ладно, может всё дело в том, что он начал спать с моей лучшей подругой, — мой голос просто сочится сарказмом.

Мама оглядывается через плечо и пристально смотрит на меня. Я поднимаю глаза и замечаю Тити с Лусианом, которые стоят внизу на лестничной площадке.

— Hola(с исп. Привет)! — здоровается мама, целуя их в щёки.

Взгляд Лаки говорит: «Что, серьёзно?»

— Не знала, что они пойдут, — бормочу, скрещивая руки на груди.

Мы едем на метро в центр, мама с Тити смеются и болтают так, будто бы не виделись годами и вовсе не живут в одном здании. Я целенаправленно не сажусь рядом с ним, а еду всю дорогу сидя по другую сторону рядом с мамой.

Когда мы приезжаем на Тайм-сквер, я быстро выбираюсь из поезда. Я даже не могу встречаться с ним глазами. Уверена, он считает меня больной или сумасшедшей, эдакой сексуально озабоченной личностью. Дойдя до дороги, мы ждём зелёного света на светофоре, чтобы перейти на другую сторону. Я упорно пялюсь на противоположную сторону улицы. Всем нутром чувствую его присутствие рядом, но отказываюсь смотреть на него.

— Ничего не забыла? — спрашивает он, и я резко поворачиваю голову, чтобы посмотреть. Он держит двумя пальцами за ремешок мою сумку.

Должно быть, я так нервничала, что оставила её в поезде. Я даже не заметила, как Лаки подобрал её. Качаю головой, широко разинув рот.

— Спасибо, — бормочу, забирая у него сумку. Кажется, я покраснела. Боже, он, наверное, думает, что я какая-то слабоумная. Сексуально двинутая идиотка, которая даже не может уследить за своими вещами, и которая, к тому же, втюрилась в своего двоюродного брата.

— Привет, — говорит он, улыбаясь. Я снова смотрю вперёд, но он всё так же стоит и дружелюбно улыбается мне. Он застаёт меня врасплох, и из меня вырывается смешок. Лаки тоже смеётся, и это, по крайней мере, разрушает малую долю напряжения между нами.