Тыштак резко развернулся и пригнулся. На губах выступила пена, но выкаченные глаза, багровые, в каких-то синих прожилках, казалось, не видели ничего — он поводил из стороны в сторону башкой и раздувал ноздри, словно пытаясь отыскать обидчика. Сейчас он напоминал разъярённого секача, в своём безумии готового брать штурмом вековой дуб, лишь бы добраться до обидчика.

Ройчи щелкнул пальцами, привлекая внимание, и словно указывая направление атаки, и противник немедля сорвался с места. Орк даже не замахивался секирой, будто забыв о бойцовских рефлексах — он просто мечтал всей своей немаленькой тушей протаранить, задавить, оглушить, растоптать человека. При этом он нападал с такой скоростью, прежде не демонстрированной, что, казалось, всё получится. Впрочем, это было обманчивое ощущение и в следующее мгновение он уже пропахивал носом истоптанную траву — Ройчи успел не только очередной раз хлопнуть по заднице, но и сделать подножку.

Три широких шага и рукоять меча опустилась на темечко поднимавшегося орка. И всё затихло. Даже зрители.

В круг заскочил Грызул, обеспокоенно метнулся к лежащему бойцу, наклонился, коснулся шеи и облегчённо распрямился.

— Уносите! — бросил своим и хмуро повернулся к Ройчи, помедлив, сделал шаг и негромко произнёс только ему: — Спасибо, наёмник, что поучил Тыштака, — он взглянул прямо в холодные серые глаза. Можно было только догадываться, чего стоили старому закалённому воину эти слова.

Ройчи пожал плечами, но согласно кивнул.

— Хороший у тебя сын, Грызул, — так же негромко проронил человек, провожая взглядом уносимое бесчувственное тело. — Только горячий очень. Молодой еще.

Они напоследок обменялись понимающими взглядами, и Грызул, тяжело ступая, ушел к ватажникам. Если разобраться, он еще легко отделался и, как говориться, остался «при своих». Но чего же на душе остался какой-то неприятный осадок, заглушавший даже пробивающиеся ростки благодарности к загадочному наёмнику, единолично благополучно разрешившему для их ватаги ситуацию.

К внешнему краю поединочного круга подошел уже дроу и замер в картинной позе. Когда по его мнению пауза привлекла должное внимание, мелодично произнёс:

— Мы, дроу, подтверждаем справедливость требований выигравшей стороны. И не имеем к ней никаких претензий, — после чего развернулся и ушел.

Недоумённый гул ватажников был ему ответом.

— Это что же, — подошел к Ройчи Ностромо, — драться они не собираются? — В голосе гнома прозвучала слабая надежда и прямо таки детская обида.

Человек отрицательно качнул головой, задумчиво глядя вслед дроу, уходящим, судя по всему, в сторону своего лагеря.

Каэлен лишь вздохнул. Тёмные, в который раз, в его глазах подтвердили репутацию неглупых и тонко чувствующих момент разумных. Как бы там сложилось у их бойца с Ройчи — неизвестно. Но рисковать имиджем они не захотели. Хотя с точки зрения цинизма, они легко могли посчитать, что гоблину и троллю в плену у человека, в компании со «светлыми» может быть гораздо неприятнее и хуже, нежели рядовые пытки и конечная гибель от их рук. Как бы то ни было, только сейчас эльф почувствовал облегчение. Впрочем, наверное еще рано, ибо какие планы касательно нерадивых «тёмных» у Ройчи, он совершенно не мог предугадать.

— Эй, Нос, — позвал человек расстроенного гнома, — освободи ноги и веди этих красавцев сюда, — указал на так и лежащих виновников произошедшего.

Каэлен и человек оставшись фактически наедине — тёмные эльфы уже растворились в деревьях, ватажники тоже потянулись вслед за предводителем в свою сторону, снова стали надевать рюкзаки и поправлять по-походному одежду, когда глухой удар и вскрик вновь привлекли их внимание.

Ностромо, потеряв свой колпак и махнув в воздухе ногами, катился по земле, а огромный тролль, всё еще с кляпом во рту, но освобождёнными ногами, стремительно поднимался. Его выпученные глаза, совсем как недавно у Тыштака, смотрели вслед уходящим разбойникам. Нетрудно было догадаться, что он очень желает посчитаться со своими обидчиками, которые наверняка вдоволь поглумились над связанными пленниками. Даже, возможно, ценой своей жизни.

Тролль, набирая разгон, сделал три гигантских прыжка, но тут на его пути выросла невысокая фигура и строгим голосом поинтересовалась:

— Это ты куда собрался, гадёныш?

«Тёмный», будто на стену налетел, захлопал, словно только очнувшись после сна, глазами и промычал нечто оправдательное.

Ройчи подошел ближе, протянул руку, от которой огромный «тёмный» невольно дёрнулся назад и выдернул изо рта того кляп и брезгливо отбросил в сторону.

— Так-то лучше, — пробормотал про себя, снова обратив внимание на тяжело дышащего тролля. — Иди, вон, к коню, жди нас, не вздумай вредничать и характер показывать, ясно? — Тот кивнул несколько раз. — Вот и молодец. Старших нужно слушаться, — и совершенно безбоязненно повернулся спиной к тому, направился к сидящему в каком-то очумении гному, раздраженно покрикивая: — Ностромо, что за дела? Мозги вчера в пиве утопил? Ничего нельзя попросить тебя сделать!

А тролль дисциплинированно подошел к Торопыге и стоящему эльфу и терпеливо ждал, когда человек закончит разнос гнома, поможет тому встать, потом они вместе распутают нижние конечности гоблину и приведут его.

Угрюмый вредный гном развязал по очереди руки «тёмным», чтобы те смогли наконец то справить нужду, потом вновь жестко связал верхние конечности, мало того, еще и соединил их верёвкой где-то примерно в два локтя длиной, а другой конец привязал к седлу коня, как бы заставляя идти вслед за животным. Но не успели они сделать и двадцати шагов, как Каэлен привлёк внимание Ройчи — со стороны рощи их нагонял кто-то из дроу. Ностромо по привычке проверил наличие секиры на поясе, искоса поглядывая на безмолвных пленников. Эльф тоже положил руку на рукоять кинжала. Лишь человек остался невозмутим, да Торопыга, воспользовавшись остановкой, занялся любимым занятием — пощипыванием травы.

Это оказался всё тот же дроу, который и делал объявление. Собственно, он был единственным, чей голос они слышали за всё время и, судя по живым глазам и намёткам эмоций, так и проскакивающим на как бы неподвижном лице, он был очень молод, хотя определить возраст чисто внешне у эльфа — занятие бесперспективное; тут имеют значение малейшие поведенческие нюансы, мимика, жесты. Конечно, как не ему исполнять роль глашатая и курьера.

Не глядя ни на кого, кроме, как Ройчи, он остановился, не доходя тройки локтей, обозначил лёгкий поклон и начал говорить, нет-нет, да и кривя недовольно губы.

— Великий Эстол шлёт тебе, илиец, пожелание лёгкой дороги, благодарность за хорошо проведенное время и предложение, если твой путь будет пролегать вблизи Громких гор, посетить Долину Мёртвых и попробовать гостеприимство рода Гончих-в-Ночи.

Его весьма приятный голос можно было сравнить с журчанием ручейка — но лишь закрыв глаза. Ведь глаза могли обмануть — внешность у эльфа была просто идеальна: точёные благородно-взвешенные черты лица, бледная, без малейших изъянов кожа, слегка миндалевидные глазищи в обрамлении ресниц, которым бы позавидовала любая женщина, и водопад серебристых волос, наверняка не уступающих по нежности шёлку… Надо просто знать, что вот это хрупкое и тонкое существо принадлежит народу жесточайших и коварнейших убийц, на дух не переносящих всех иных. А уж Гончими-в-Ночи пугали молодых эльфов в Лесах — Литочек невольно поёжился, вспомнив парочку страшилок из детства. И пусть с возрастом он ко многому стал относиться более критично, но такая человеческая поговорка: «Сказка ложь, да в ней намёк», нет-нет, да и приходила в голову.

Дроу ещё раз обозначил поклон и протянул Ройчи какую-то вещицу, вроде талисмана с огромным алмазом в центре на верёвочке.

— Это знак, по которому желающему легко преодолеть кордоны на пути в Долину, — он поднял полуопущенную голову и посмотрел прямо в глаза человека, на его уста скользнула усмешка, эмоциональный окрас которой определить было совершенно невозможно — это могло быть и злорадство, и ирония, и демонстрация благорасположения. — Великому Эстолу очень понравилось, как вы искусно решаете вопросы, — полукивок, и дроу, развернувшись, неторопливо, полный достоинства, зная, что ему смотрят вслед, пошёл обратно.