Пока Ханбей осторожно поглядывал в сторону короля, тот, ничуть не таясь, тоже изучал его. Внимательный взгляд, казалось, проникал под кожу; Ханбей пожалел, что вряд ли когда-нибудь узнает, к каким выводам Кербен пришёл.

– По правде, я ждал твоей просьбы, – вдруг сказал тот.

– Ждали, Ваше Величество?

– Ждал и надеялся: она весьма своевременна. Ты удивился, что я здесь делаю… Мы выросли вместе, – сказал Кербен: взгляд его скользнул по бледному лицу Вархена. – Король… отец считал, что я слишком застенчив и слаб характером. Потому убедил мать отдать меня в закрытый пансион, где учились дворянские дети. Я был там якобы инкогнито. Но все знали, кто я, и вели себя соответственно: обходили стороной или, по наущению родителей, увивались вокруг, ожидая возможности облизать мне пятки… Ты можешь себе представить, насколько это отвратительно?

– Мне в жизни никто не облизывал пяток, Ваше Величество, – осторожно сказал Ханбей, смущенный неожиданной королевской откровенностью. – Но, думаю, могу.

– Один Солк Вархен задирал меня и дразнил беспрестанно, наливал мне клея в сапоги, писал непристойности в моих тетрадях - и проделывал это с большой ловкостью, не попадаясь ни учителям, ни моим прихлебателям. Один раз, когда «свита» где-то запропастилась, даже умудрился сломать мне нос! Как будто я был обычным, настоящим мальчишкой. – Кербен слабо усмехнулся. Его нос в самом деле был чуть скошен набок. – За такое отношение я проникся к Вархену определённой симпатией, тогда как он искренне меня терпеть не мог. Что меня, конечно, злило. Мы соперничали в учёбе и в тренировочном зале с переменным успехом… Он мог ударом кулака сшибить меня с ног, но я был искусней в фехтовании; в алгебре мы оба были хороши, но в черчении он превосходил меня, тогда как на уроках словесности я всегда утирал ему нос... Долгое соперничество отчасти примирило нас. В последний год мы даже сдружились. Учёба закончилась, мы больше не были детьми: я вернулся во дворец, Вархен получил место в тайной полиции, и ему было велено приглядывать за мной; как вскоре стало понятно, это была ошибка: Филин переоценил его сыновью покорность. Вархен, по-видимому, начал испытывать неловкость за прошлые шуточки и пытался загладить передо мной вину, которую сам для себя придумал - поэтому не слишком охотно доносил о мои делах… - Кербен помолчал немного. - Со стороны могло показаться, что он не любил отца, но это не так: признание Филина всегда оставалось для него чем-то очень важным. Когда тот поручил ему шпионить за мной, Солк оказался между двух огней: он не мог быть до конца искренен ни с кем из нас, и никто из нас не мог доверять ему; всё это очень удручало его. Он не хотел подводить отца, но не хотел вредить и мне, метался туда-сюда; когда умер мой брат и я сделался наследником, стало еще хуже… Затем Вульбен опомнился и отослал Вархен на Лысые Равнины; я не думал, что вновь увижу его. Но вчера на закате ко мне пришёл Рудольф Эслем с гримуаром и набросанным со слов выпивохи-крестьянина портретом. – Кербен на несколько мгновений закрыл глаза. – Как сказала госпожа Ина, у всего есть своя цена… Вархен сохранил мне верность даже под пытками. Но с тех пор, как мы выросли, я для него стал «Вашим Высочеством» и никем больше. Что бы ни произошло, он не примет моей помощи и дружбы. Не говори ему, что я был здесь. Так будет лучше. – Кербен рывком поднялся. – Сестра-сиделка и лекарь в соседней комнате: позови их, если будет нужно. Завтра я пришлю нескольких надёжных слуг тебе в помощь, чтобы навести тут порядок. Скажешь, что нанял их сам.

– Как вам будет угодно, Ваше Величество, – сказал Ханбей, решив на этот раз обойтись без падений на колено и поклонов: в конце концов, король достаточно ясно выразил своё отношение к подобострастию.

– Не забудь сказать лекарю осмотреть и тебя. – Кербен приветствовал его догадливость едва заметной улыбкой. – Прощай и до встречи, Ханбей Шимек. Я возвращаюсь во дворец: Рудольф наверняка уже рвёт и мечет оттого, что ему пришлось покрывать моё отсутствие…

Король ушёл.

Ханбей проводил его до двери, опустился обратно в кресло и с наслаждением вытянул ноги.

– Можешь открыть глаза: я давно заметил, что ты притворяешься, – сказал он. – А король заметил ещё раньше. Но устроил целое представление… Вы всегда так друг с другом разговариваете?

– Обычно мы вообще никак не разговариваем, – хрипло сказал Вархен. – Я ненавижу его.

– В самом деле?

– Ты не знаешь, что значит расти выродком среди дворянских щенков. Твоё счастье, что не знаешь. Он мог уничтожить меня в любой момент, он должен был… Я этого и добивался. Но наш мягкосердечный принц всегда был благороден: он жалел меня… До сих пор жалеет.

В слабом голосе Вархена прозвучала такая ярость, что Ханбей невольно поморщился:

– Я рос в трущобах, куда дворянские щенки не суются. Там меня научили ценить доброту.

– Забудь: это наши с ним дела, - со вздохом сказал Вархен. - Что в городе?

– Всё закончилось. Лорд Вульбен убит, – помедлив, добавил Ханбей. – Если король тебе не сказал.

– Сказал.

– Чей это дом: твой?

– Наверное. Не знаю: потолок везде одинаков.– На измождённом лице Вархена проступила тень усмешки.

– Я действительно могу остаться?

– Ты слышал, что сказал король.

– Слышал. Но сейчас я тебя спрашиваю, Солк, – устало сказал Ханбей. – Не валяй дурака.

Вархен глубоко вздохнул.

– Делай, что хочешь, – сказал он. Взгляд у него был мёртвый.

– Договорились, – хмыкнул Ханбей. – Я хочу врезать тебе за то, что ты меня обманул; и за то, что ты самонадеянный болван. Но не бить же больного? Придётся для начала не дать тебе тут подохнуть. Ина сказала: будет туго, но ты встанешь – если захочешь.

– Встану – и что дальше?

– Война, на которой ты нужен своему королю.

– Всегда есть какая-нибудь война и какой-нибудь король, – сказал Вархен.

– Нам достались вот такие. Не худший вариант.

– Не худший… – Слабый голос его вдруг надломился. – Как ты не понимаешь: я же опять подвёл его, Хан. И тебя… всех. Нужно было понять, к чему всё идёт… доложить сразу ему. Но я торопился к Филину. Думал… заслужить... – Он замолчал.

– Король на то и король, чтобы быть великодушным, когда возможно, – мягко сказал Ханбей. Он подумал вдруг о родном отце, давно умершем. – Ты допустил ошибку – но первым же за неё и поплатился. Поплатился страшно. Как бы то ни было – никто не осуждает тебя; и сейчас всё это уже в прошлом. Нужно жить дальше.

– А дальше – война, на которой я нужен своему королю… Это я уже слышал.

– Ещё не раз услышишь – пока не усвоишь, – пообещал Ханбей.

Вархен промолчал. В тишине раздавалось лишь его тяжёлое дыхание.

После солнечного дня в доме было душно и жарко: Ханбей подошёл к окну и приоткрыл створку, впуская свежий воздух и звуки.

Вверх по улице в окружении гвардейцев величественно прогарцевал на черном жеребце Кербен I.

Минутой позже с каменного крыльца спустились Ина и Набарин. Бог-бродяга удивительно человеческим жестом обнял сестру за плечи и что-то прошептал ей на ухо, вполоборота взглянув на дом. Ханбей нерешительно махнул им, прощаясь. Ина улыбнулась; Набарин салютовал ему в ответ деревянной рукой.

– Что там такое? – Вархен попытался приподняться на постели.

– Добрые боги ходят среди людей. – Ханбей затворил окно. – Ничего особенного.

04.05.17

I.V.

Ред.17.01.18