Этот вопрос всю ночь не давал покоя парню. Он нещадно крутился в голове, звуча как набат.

Сдавшись, Гейл сонно вышел на балкон, и, опершись о перила, начал задумчиво вглядываться в предрассветный мрак. Ещё немного, и утро возьмёт бразды правления, покажется огненно красный шар солнца, окрашивая небо в ярко алый, оранжевый и розовый. Звезды погаснут. Темнота спрячется, покорно освобождая небосвод свету.

А пока… Пока ночь ещё стоит на страже людского спокойствия, и город спит, окутанный темнотой, Хоторн просто стоит босой на прохладном балконе, покрывшимся опавшими с близ растущих деревьев осенними листьями, ощущая на голой разгоряченной коже холодные прикосновения ветра. Парень достаёт сигарету и нервно прикуривает. Горечь дыма вместе с жаром пробирается под кожу, остаётся в лёгких, окутывая их, а затем вырывается наружу густым облаком пара «И как меня угораздило вляпаться в такое?» — про себя, обреченно, подумал Гейл, но жалеет, тут же услышав ответ спокойным и ровным женским голосом «Тебя никто не заставлял, мог бы отказаться».

То ли от очередного порыва ветра, то ли от четкого убеждения, что призрачная Прим стоит прямо за спиной, кожа покрылась мурашками.

— Вы слишком разные.

— Мы — одно целое. Как я не могу без нее, так и она — без меня. И в твоих руках вся наша жизнь.

Парень горько хохотнул от слащавого, книжного высказывания и повернулся лицом к призрачной девочке. По мраморному лицу катились прозрачные слезинки, оставляя неровные следы на щеках. Она не смотрела на него, скорее за спину, вдаль. От безысходности хотелось взвыть. Конечно Гейл не может оставить ее, он попробует. Он действительно попробует исправить ситуацию. Вот только не знает как. Рука сама собой потянулась к щеке девушки и длинные, грубые мужские пальцы аккуратно стерли мокрую дорожку, поглаживая холодную кожу. Тишину разрезало хриплым вздохом и вот уже человек спокойно обнимает призрака, будто так и должно быть, словно это нормально — чувствовать проекцию своего мозга, как сама о себе отзывалась душа Прим. И пусть это походит на полное сумасшествие — Гейл ни разу не пожалеет об этом. Здесь и сейчас самое сильное его желание прижать к себе полупрозрачное тело той, которая всегда для него была родной и любимой. Пусть не так, как ее сестра, пусть он не хотел ее, но всегда любил, как сестру, как свою маленькую, умненькую младшую сестренку. Почти так же сильно как малышку Пози.

Чем дольше длилось их объятие, тем решимие становился парень. Все волнения и сомнения уходили на задний план. Губы сами собой нашли чужие — холодные, влажные и солоноватые от слез. Хотелось хоть немного согреть, отдать частичку своего человеческого тепла. Руки нежно поглаживали кожу под простой футболкой, очерчивая вполне ощутимую ткань джинс. И, если б не мертвая — призрачная холодность, то как назвать все это ненастоящим? Как проекция может быть такой настоящей, как ощущения могут быть такими правдивыми? Холодный нос прижался к шее, Гейл вздрогнул от прохлады чужого дыхания. Никому не хотелось отпускать другого. Ночь тем временем уже отступала, вот-вот закат окрасится голубо-розовым предвещая рассвет. Гейл уснул, обнимая любимого человека. Точнее ее душу.

***

Неделя прошла незаметно. За исключением понедельника, дома Хоторн появлялся поздно ночью, работая допоздна, постоянно задерживаясь, рано утром уходил, бродил по городу, по безлюдному парку, по маленьким улочкам, любуясь большому старому фонтану; он даже нашел себе друга, чтобы у него дома смотреть тупые передачи, попивая пиво, слушать его нудные рассуждения о футболе и бывших. Гейл делал все, чтобы уходить до того, как Прим проснется, приходить, когда она спит, и, незаметно прошмыгнув к себе, плюхнуться на холодную кровать, отключаясь, не позволяя душе Прим и на секунду появиться, ощущая, как совесть проедает в нем дырку. «Ты же обещал!». «Да, обещал, но не смог. Сил не хватило. Духу.» Он просто не может. Ведь все довольно просто — влюбить, поцеловать и дело с концом. Вот только что делать, если ты сам потихоньку влюбляешься в милое светловолосое создание. Что если ты уже влюбился в ее душу, которая вот вот и устроит тебе взбучку. Что он будет делать потом, как посмотрит в глаза, ведь Китнисс и мать просто убьют парня за непозволительную любовь к малышке. Так нельзя. Слишком большая разница в возрасте. Он стар не по возрасту: война из всех делает стариков, а кровь и убийство ожесточают. Прим не нужен такой любимый, ей нужен тот, кто будет носить ее на руках, дарить розы и осыпать нежностью. С Гейлом она не будет этого получать, и парень это знает.

И его съедает боль. Каждую ночь, как проклятие ему снится переезд. Яркое не по-осеннему солнце льется мягкими теплыми лучами. Так и хочется запрокинуть голову, подставляя лучам лицо, закрыв от удовольствия глаза.

Вещей у Примроуз почти нет, поэтому, поставив в просторную, залитую солнцем комнату ее вещи, Гейл четко намеревается уйти в ближайший кабак, но его останавливают, предлагая прогуляться. Хоть на дворе начало октября, бабья осень взяла свое и на улице по-летнему жарко. Теплый ветер приятно обдувает лицо. На Прим, вместо больничной пижамы, легкое короткое шифоновое платье, развивающееся сильных порывов ветра, а в руках джинсовая курточка на случай прохладного ветра. Примроуз прекрасна. Милые чуть заметные солнечные веснушки, серо-голубые глаза и длинные распущенные волосы, которые нежным ореолом окантовывают бледное личико. Гейл не может сдержать улыбки, когда слышит заливистый смех. Он такой же, ни сколько не изменился, он остался от настоящей Прим. Парень и девушка долго гуляют по парку, заходят в кофейню, они болтают обо всем и ни о чем одновременно, им весело и легко, как тогда, давным давно в двенадцатом, Гейл показывает несколько красивых мест. Вот только Прим не интересно. То, что раньше привело бы девушку в восторг больше не вызывало у нее интереса. И это возвращает Хоторна в реальность, отрезвляет, прогулка резко заканчивается и они вместе, но на расстоянии добираются до дома. А поздно вечером Гейл напивается в баре.

Парень чувствует, что неминуемо влюбляется, и если не прекратит, то назад дороги уже не будет. Ну что с того, что Прим не имеет души. Кажется, ей нисколько это не мешает. Девушка радостна, довольна, ее ничего не беспокоит. А Гейлу, пусть это и сверхэгоистично, не хочется опять разбивать себе сердце.

***

Гейл готов провалиться под землю, когда в один прекрасный день идет с другом в ночной клуб и видит там Прим. Впервые за несколько недель.

Она изменилась. Волосы коротко обстрижены и висок начисто сбрит, на ушной раковине несколько проколов, в которых вставлены серьги — шипы. Хрупкое тело обвито грубой кожей. Черный короткий топ и такая же короткая кожаная юбка оголяют намного больше кожи, чем допустимо, на плечах висит огромная мужская куртка. Ножки на тоненьких каблучках неспешно переступают. Примроуз, слишком близко придвинувшись к какому-то парню, неспешно танцует под медленную мелодию, смешиваясь с толпой. Внутри Хоторна разжигается пожар. Руки сжимаются в кулаки так сильно, что костяшки белеют. Гейл зол. На себя в первую очередь. Он не выдерживает, когда рослый мужчина с трехдневной щетиной властно спускает руку ниже талии девушки, впечатывая ее в себя и грубо впивается поцелуем в девичьи губы, покрытые ярко алой помадой. Внутри Хоторна взвывает волк. Три рюмки виски, выпитые враз, дают о себе знать и парень срывается с места. В два шага он достигает цели и резко отрывает Прим, закрывая ее собой. В следующую секунду его кулак встречается с лицом мужчины, что до этого целовался с девушкой. Потом еще и еще. Удары сыпятся один за одним, рука болезненно пылает и кожу раскрашивает свежая кровь. Ярость туманит разум. Гейл кричит что-то о молодости и невинности Прим, о растлении и о возрасте того, кто лежит на земле, пытаясь прикрыть лицо руками. Его кто-то оттаскивает, по щеке разливается боль от звонкой пощечины, отдаваясь болью в затылок.

— Я сама решаю, где с кем и как, — слышит он, будто издали, грубый и злой голос Примроуз. Парня выводят из клуба, единственное, что может сделать Гейл — прокричать «Потаскуха» юной девушке, склонившейся над избитым только что Гейлом телом мужчины.