Тогда, словно в чужой жизни, все было иначе. Президент произносил пламенные речи о роли лармериканской демократии в мире, об особой судьбе лармериканского народа, который обязан, подобно пастуху, беречь стадо от взбесившегося волка. Под «волком» политик подразумевал Гроссию, впервые за много лет осмелившуюся схватиться с Лармерикой на равных. К «овцам» следовало причислять все прочие страны, кроме, вероятно, Гатая, придерживавшегося вооруженного до зубов нейтралитета.

Заки вспоминала, как рыдала ее бабушка, слушая безупречно срежиссированные выступления обаятельного негра, которого за несколько лет до того народ единодушно избрал президентом. Бабуля еще застала времена, когда ниггеров не пускали в один вагон подземки с белыми людьми. А нынче ниггер указывал всему миру, как жить. Захарии тоже это нравилось, и, конечно же, она была патриотом своей страны.

Вряд ли Заки с первого раза нашла бы на карте Умбраину, из-за которой, собственно, все и началось, но она неплохо стреляла и считалась лучшей на курсах женской самообороны. Ее молодость и вера в торжество лармериканской демократии и Высшей Справедливости не позволили Захарии отсиживаться в стороне. Посему, когда ей предложили принять участие в экспериментальной военной программе, Захария Джонстон без колебаний поставила в бланке свою подпись.

Ее с неделю кололи какой-то «супердрянью», повышавшей остроту зрения и скорость реакции до предела; мышцы после инъекций будто вибрировали от переполнявшей их энергии. Великолепные общие результаты не позволяли зацикливаться на побочных эффектах вроде боли во всем теле, щетины, пробивавшейся на груди и подбородке, шелушащейся кожи и прогрессирующей близорукости. В итоге врач, почему-то очень неохотно, раздобыл для Заки очки. Но, в конце-то концов, борьба за правое дело всегда требует известной степени самоотверженности. Тренировки проходили по жесткому, если не жестокому, графику: ни единой потраченной впустую минуты, каждое движение строго подчинено общему ритму – «Дядя Пэм меня призвал! Чтоб я грусских в жопу драл! Раз, два, три, четыре, ОШЛ нет круче в мире…» Есть, срать, спать, умирать только с разрешения сержанта!

К тому времени гроссийские ублюдки вели военные действия в открытую, применив атомных боевых роботов и прочие нелепые, но внезапно весьма эффективные средства. Захария рвалась в бой. Но вместо этого ее и еще несколько тысяч участников программы погрузили на «Полярного медведя» и загнали в рекреаторы.

Рекреаторы! Тогда Заки испытывала безудержную гордость за свою страну. Пребывание в вонючей густой жиже являлось обязательным для поддержания «суперсолдат» в надлежащей форме до прибытия к месту военных действий. Родное правительство напичкало Заки препаратами, к концу курса изуродовавшими ее молодое красивое тело, после засунуло в гроб, и все ради двадцати четырех часов убийств и разрушений. Выполнив боевое задание, то есть, одержав победу, Захария Джонстон и остальные, чересчур опасные для мирной жизни, согласно плану заснули бы вечным сном. В крайнем случае (при провале миссии) они стали бы очередным примером бесчеловечности грусских, оправдывающим любые ответные действия Лармериканского военного департамента.

Рекреаторы исправно снабжали «суперсолдат» питательными веществами, поддерживая в близком к коме состоянию, когда «Полярный медведь» потерял управление, несколько пострадав в штормах, вызванных атомной бомбардировкой на континенте. Почти никто из солдат так и не очнулся – «суперсыворотка» медленно, но верно прикончила их. При перераспределении энергии в постепенно угасающих системах покинутого экипажем авианосца компьютер отключал отсеки один за другим. В результате уцелело тринадцать «везунчиков»: жидкость, предназначенная для баков погибших, направлялась туда, где еще теплилась жизнь.

Разбуженные автоматикой, зарегистрировавшей истощение запасов веществ, необходимых для работы рекреаторов, они долго не понимали, что произошло. Затем иссушенные мумии сослуживцев по всем правилам – с горном, поднятием флага и ружейной пальбой – предали океану. В этом не раз раскаивались позже, когда вслед за скудными запасами пищи закончились ремни, обивка кресел и другие очень условно съедобные вещи.

Заки обсосала ребро Малькольма дочиста, но голод и чувство вины продолжали донимать ее. Кстати, именно Бэй предложил тянуть жребий. Говнюк мухлевал с самого начала и получил по заслугам. Но почему-то легче от этой мысли не становилось.

Малькольм Бэй, с виду такой тихоня, подал кошмарную, но неожиданно быстро одобренную идею. Кое-кто пробовал рыбачить, однако небогатый улов не подошел для изнеженных желудков – отравившиеся вне очереди пополнили запасы провизии своими телами.

– И знаешь, дорогой друг, – рассказывала Захария голосу у себя в голове, – что мы сделали потом… когда съели тех счастливцев (она называла их так совершенно искренне)? Разумеется нет, откуда? Парни сразу же пошли бриться, ведь наконец-то появились силы. А я до блеска начистила ботинки.

После того как по жребию забили Фила, Заки и Малькольм остались на «Полярном медведе» вдвоем. Вес спутника Захарии, тщедушного даже до своего заточения в рекреаторе, сейчас едва ли достигал сорока килограммов. Рослая, крепкая, как все чернокожие, Захария могла бы прикончить его голыми руками. Но она чувствовала себя не вправе пойти на такой шаг. Пока не вскрылся обман.

Заки с содроганием вспомнила, как подвесила связанного, извивающегося Бэя на крюк для говяжьих туш, обнаруженный на камбузе, и с трудом подавила тошноту. Там засранец болтался с неделю. Захария колола ему морфин и умело пережимала крупные кровеносные сосуды, не позволяя говнюку загнуться раньше срока, ведь холодильник к тому моменту уже отрубился. Может быть, содеянное лучше расценивать как чудовищный акт возмездия, а не как банальную борьбу за выживание? Из-за высокого содержания опиатов в мясе Малькольма и безумия всей ситуации в целом Заки с трудом сохраняла черты цивилизованного индивидуума.

Шатаясь, Захария подошла к облупившемуся проржавевшему фальшборту и выбросила останки Бэя в воду. Подняв подслеповатые глаза, она заметила на востоке мутную полоску. Поскольку на вечер Заки ничего не запланировала, она не поленилась дотащиться до своей каюты и надеть очки. Километрах в двух, по ее прикидкам, виднелся берег. То, что не удалось совершить кучке отчаявшихся людей, с легкостью выполнили океанские течения.

Человек – поразительно жизнелюбивое существо. Выползая на четвереньках из серых волн на пляж спустя полтора часа, Заки уже обдумывала свои дальнейшие действия и жалела об оставленном на авианосце снаряжении. «Полярный медведь» еще маячил размытым пятном на горизонте. Захария сжала потрескавшиеся губы и быстро отвернулась.

Старина Брауни умирал. Данике, Младший Врач, долго отказывался принять очевидное, слишком долго, а теперь уже было поздно. Механические щупальца бились в конвульсиях, мини-реактор надсадно гудел, заполняя комнату липким влажным теплом. Данике проскользнул под извивающимися манипуляторами автодока и нажатием нескольких кнопок на контрольной панели прервал мучения друга.

Само собой, еще семьдесят лет назад никому не взбрела бы мысль общаться с медицинским ботом, как с разумным существом. Но, если говорить начистоту, в мире уцелело не так много разумных существ вообще, а уж заслуживающих доверия – и того меньше. Древний, похожий на осьминога, робот спас больше жизней, чем кто-либо другой в радиусе сотни километров от Солберри, охотно делился своими знаниями с любым желающим, был добр и ласков. Немудрено, что Данике считал автодок равным себе и гордился установившейся между ними дружбой.

В неспокойном довоенном мире ученые ломали головы над загадкой искусственного интеллекта. Могут ли в компьютерной программе зарождаться эмоции? Может ли робот испытывать страх или сомневаться? Но главный интерес исследователей заключался, конечно, в следующем: может ли робот сойти с ума и обратиться против своих создателей? По иронии судьбы, четыре поколения врачей Солберри не знали точного ответа лишь на последний вопрос. Если док Брауни и мог восстать, то благородно не сделал этого, проработав семьдесят два года на пределе своих мощностей. Вряд ли где-то на Эос (исключая, наверное, запечатанные правительственные бункеры) люди получали более тщательную и квалифицированную медицинскую помощь.