- Тедди, - волны заглушали её чуть дрожащий голос, - я красивая?

Я взглянул на неё с изумлением. Уж ей-то вовсе не стоило сомневаться в своей красоте. Но голубые глаза смотрели на меня вполне серьёзно, без тени кокетства.

- Да, - после затянувшейся паузы ответил я.

- Ты… хочешь меня? – почти выдохнула она.

Я онемел, погрузившись в ступор. По правде говоря, я никогда не думал об этом. Мои соседи по комнате в Хогвартсе непременно доставали её фото из-под подушки перед каждым сеансом онанизма. Но мне даже в голову не могло прийти сделать что-то подобное.

От ответа меня избавил звонкий голос Доминик.

- Мама зовёт вас пить чай, - крикнула она, с любопытством оглядывая то меня, то старшую сестру.

За столом я оказался прямо напротив Мари, и наши глаза продолжали тот диалог, который начался на берегу. Она пила чай жадно, большими глотками, смешно морщась, когда горячая жидкость обжигала нежную кожицу языка. Поглощённая этим занятием, она, тем не менее, не отрывала от меня по-волчьи звериного взгляда, что никак не вязалось с её внешностью девочки-ангела с рождественской ёлки.

Что-то бумажное прошелестело под подушечками пальцев. Отодвинув мизинец, я прочитал содержимое записки. Я бросил на Мари короткий взгляд и поднялся из-за стола. Записка ничуть меня не смутила, словно мы с Мари заранее условились о встрече на берегу моря в полночь, а сейчас она просто напомнила мне об этом. Пожелав семейству спокойной ночи, я вышел из кухни. Ласковая улыбка Флер и рукопожатие Билла подкормили во мне волка, имя которого совесть. В полуночной встрече с Мари было что-то противозаконное и неправильное. Но был во мне и другой волк, больше похожий на бешеного пса, много лет терпеливо сидящего на цепи, пока цепь неосторожных случайностей не позволила ему понять, что такое свобода. Шагнув в свою комнату, я прислонился к металлическому косяку. На удивление, мысли мои были совершенно ясны, а в душе не осталось ни капли страсти или хотя бы нежного трепета. Заглянув в большое зеркало, я нашёл себя весьма близким к полному душевному равновесию. Волосы мои были цвета индиго, насыщенного, как южная ночь. Ухмыльнувшись своему отражению, я распластался на кровати, ожидая назначенного часа, улавливая каждый звук, каждый шорох, каждое движение обитателей коттеджа «Ракушка». Вот Луи, протопав босыми ногами, скрылся за дверью своей комнаты. Вот Доминик, вдоволь нащебетавшись с матерью, нырнула под горячие струи душа. Вот прогнулся диван под грузным телом Билла, и минут через пятнадцать послышался его мерный спокойный храп.

Старые часы в гостиной пробили полночь. «Пора»,- мысленно сказал себе я. Тихо, словно лесной зверь, я выбрался из дома.

Ночь цвета индиго открыла мне маленькую фигурку на самом краю обрыва. Приблизившись, я заметил, что Мари чуть заметно дрожит, засунув аккуратные пальчики в рукава синего свитера, связанного заботливыми руками Молли Уизли. С удивлением я заметил, что забыл взять с собой что-нибудь из верхней одежды, поэтому теперь был лишён возможности предложить ей это что-нибудь на себя накинуть. Поэтому я сделал едва уловимое движение палочкой, посылая в сторону девушки струйку тепла.

Она обернулась стремительно, вскинув на меня свои большие голубые совершенно дикие глаза. Мари смотрела на меня в упор, почти сердито, словно я грубо помешал её уединению, словно не меня она ждала здесь, вглядываясь в синь моря.

- Ты замёрзла, - сказал я, пытаясь развеять напряжение, возникшее между нами.

Она не ответила. Медленно приблизившись ко мне, Мари молча взяла меня за руку, потянув за собой, прямо в гущу деревьев. Она неслась впереди, а я шёл за ней, словно покорный ягнёнок, стараясь отогнать от себя мысль, что она ведёт меня туда, чтобы принести в жертву лесным духам, на приятельницу которых она сейчас здорово смахивала.

Мари остановилась так стремительно, что я чуть не налетел на неё. Оглянувшись, я увидел, что мы находимся на небольшой полянке. Звёзды здесь были так низко, что казалось, потянись я вверх, я бы снёс парочку к её ногам.

Мари повернулась ко мне лицом, приблизившись почти вплотную. Только сейчас я заметил, насколько она мала ростом, ведь её голова ещё чуть-чуть и упёрлась бы мне в грудь. Лунный свет путался в белоснежных распущенных волосах, скользил по идеальному профилю. Чувствуя, как крепнет во мне желание, я из-за всех сил старался подавить себя, чтобы не наклониться к её алым нежным губам. Но Мари, словно прочитав мои мысли, вдруг неистово ринулась ко мне сама, буквально впившись в мои губы поцелуем. Опьянённый этой сумасшедшей близостью, я ещё сильнее прижал к себе девушку. Руки мои отправились в путешествие по нежному трепетному совершенному телу, пока губы ласкали каждый сантиметр кожи на её лице. Понимая, что теряю голову, я повалил Мари на траву. Она тихонько застонала, выгнувшись под моей ладонью, скользнувшей под свитер. Весь мой мир, такой правильный, налаженный, тонул в этом вихре прикосновений и запахов под тихую мелодию стрекочущих цикад.

- Ох, Тедди… – выдохнула Мари, когда мои губы переместились на её шейку.

Кто бы мог подумать, что эта девушка, с примесью вейловской крови, прекрасная и далёкая, мечта каждого второго мальчишки Хогвартса, будет стонать подо мной, скромнягой и паинькой Тедди Люпином.

Я остановился, пытаясь перевести дыхание, но тёплые ладошки Мари оказались под моей рубашкой, возвращая меня в царство такого неожиданного, неизведанного ранее наслаждения. Нет, у меня были и ранее девушки, точнее одна – пышная и румяная как созревшее яблоко, грудастая Джун с моего курса. Джун была из тех девушек, с которыми парни впервые познают прелести сексуальной жизни, из тех девушек, которые то ли забавы ради, то ли от безысходности, добровольно отдают себя в жертву похоти малолетних юнцов.

Мари была другая. Холодная и дикая, чуть высокомерная, она несла себя как королева, не давая никому поставить хотя бы маленькое пятнышко на носке своих бархатных туфель. И вот теперь эта девушка, пьянящая как крепкий ром, словно воспламенилась в моих объятиях, превратившись в один сплошной оголённый нерв, чувствительный к каждому моему прикосновению. Это было так странно и неправильно, не поддавалось никакому мало-мальски разумному объяснению, и эта мысль заставила меня вынырнуть из водоворота чувств и эмоций, охвативших меня. Я резко отстранился от Мари, ловя пересохшими губами холодный ночной воздух. Когда я вновь взглянул на девушку, то увидел, что Мари сидит, глядя на меня волком, словно только что не было этого безумия.

- Вот так значит, - в голосе Мари читалась несвойственная ей ярость, - чем же я не хороша для тебя?

Стремительным движением девушка поднялась с земли. Я последовал её примеру. Хрупкие пальчики сжались в кулачки, готовые кинуться на меня с ударами. Я перехватил её запястья. Она стала извиваться в моих руках, пытаясь освободиться. На лице её горели злоба и ненависть. Боль пронизала меня насквозь, и я отлетел, больно шлёпнувшись о землю. Теперь Мари возвышалась надо мной, но похожа она была не на гордую королеву, а на маленькую растрёпанную семнадцатилетнюю девчонку.

- Ты… – она выдохнула, отчаянно заглатывая воздух, - только ты один… Каждый, твою мать, нормальный парень в Хогвартсе считал своим долгом предпринять хотя бы одну попытку завоевать меня – начиная от прыщавых третьекурсников, приглашавших меня прогуляться с ними, заканчивая выпускниками, при удобном случае норовивших хлопнуть меня по заднице. Все, даже твой друг Гордон, даже прыщавый Эйб, - Мари с омерзением сплюнула на землю, - все как один считали своим долгом сообщить мне о своих эротических грёзах, в которых я играю главную роль. Будто я какая-то… – лицо девушки пылало гневом, - какая-то Джун Эсмонд. Будто я красивая кукла, не имеющая чувств и самоуважения, созданная лишь для того, чтобы быть героиней пошлых фантазий каждого, кто способен на эрекцию.

Я молча вглядывался в чёрные расширившиеся зрачки Мари-Виктуар. В гневе она была ещё прекрасней, словно простые человеческие эмоции вдохнули в неё долгожданную жизнь.