Бабушка быстро перевязала Вовке голову платком, и они бегом побежали в больницу. Родственница, работавшая медсестрой, всплеснула руками и спросила:

– Чего опять стряслось-то?

– Да, вот мотылек ему в ухо влетел!– ответила бабушка.

– Вовка, ты Вовка, всё у тебя что-то приключается, чудо ты наше! Как он туда к тебе попал-то?

– Я, знаю? Взял и влетел!

– Ясно, что влетел. Ну, давай будем вымывать его! Твоего мотылька.

После промывки уха, тетка на всякий случай прошприцевала ему и второе. Вовке сразу полегчало и показалось, что солнце светит ярче и слышит он еще лучше, чем раньше, даже шелест травы за окном!

Домой они шли не торопясь, до тех пор, пока их не догнали Славка с друзьями, возвращавшиеся с рыбалки.

– Баб, он чё сбежал что ли? – Спросил Славка.

– Да нет, он тлю сгонял с черемухи, вот один мотылёк ему в ухо и залетел. Из больницы идем.

– Вечно у тебя чего-нибудь происходит, – буркнул Славка.

– Ну, ты и вояка, – рассмеялись пацаны.

Вовка прибавил шагу, реплики пацанов ему были не интересны. Дорога домой оказалась намного короче…

1962

Поездка в Ленинград

Вовке повезло.

Он ехал в Ленинград – не один, конечно, а с матерью и двоюродными дедом и бабой, которые ехали проведать дочь, ну а Вовка с матерью, вроде, как их сопровождали. Деду было уже 83 года, да и видел он плоховато, а вот память была у него хорошая: он помнил, как ещё при царе начинал служить в армии и отслужил почти 20 лет! Не часто, но рассказывал про ту, царскую службу, интересно рассказывал. А в деревне его звали все «Колчаком», говорят, что он и у белых успел побывать, а потом и у Будённого служил, и усы у него были длинные и толстые, говорили – как у Будённого, и он постоянно подкручивал их и направлял вверх. А ещё говорили, что он со Сталиным был одногодок. Вовка тогда ещё не знал и мало понимал, кто такие были Будённый и Сталин, но слышал, что кто-то из взрослых хвалил их в разговорах, а кто-то ругал. Но Вовке это, ни о чём ещё не говорило, он знал одно, что вот дед Илья уже старенький и поэтому присмотр за дедом был нужен, ну а кто, как не Вовка лучше сможет присмотреть за ним! Ну и мать, конечно тоже.

Вовка много слышал о Ленинграде от взрослых – в деревне многие мужики там фашистов били. И его родной дел Леонтий тоже там воевал, только Вовка его не застал, помер он года за четыре до Вовкиного рождения. Но кое-что про деда он слышал, и медали его геройские держал даже в руках. А ещё он очень любил слушать рассказы о войне, даже сам фантазировал на эту тему и, конечно, мечтал увидеть этот город, а тут такое подфартило!

Поезд двигался очень быстро, монотонно и интересно постукивая колёсами, приятно раскачиваясь из стороны в сторону и, главное, что страшно нисколечко не было. Людей в вагоне было много, но Вовка быстро познакомился почти со всеми и, важно расхаживая, заходил в соседние купе, садился на краешке и начинал спрашивать – кто куда едет и откуда, но в основном он рассказывал о своей деревне, о своём отце, который служил танкистом, а сейчас работает главным по машинам и полям.

В одном купе ему не удалось завести знакомство: там сидела большая тётка сердитого вида, а рядом с ней мужичок небольшого роста и две девчонки, похожие друг на дружку, «как две кружки» – так говорили в деревне про близнецов. Вовка запросто зашёл в открытое купе и только открыл рот, чтобы поздороваться, как тут же был остановлен сердитым взглядом и словами тётки:

– Мальчик, иди к своим родителям! Нечего здесь ошиваться!

Девчонки-близняшки сидели, втянув свои головы в шеи, и молчали, глядя в пол.

Вовка быстренько выскочил из неуютного купе. Но вот в соседнем купе, он познакомился с угрюмым на вид, но, как оказалось – добрым седым военным, у которого было много цветных ленточек на кармане пиджака. Вовка подсел к нему и сразу "в лоб" спросил:

– А что это у Вас за цветные флажки? Награды, да?

– Да, малыш, это мои награды с войны, – ответил военный и погладил Вовку по голове.

Война – это была Вовкина стихия, его конёк. О войне он мог говорить часами  без умолка, а тут настоящий седой бывший фронтовик. Вовка как из пулемёта сразу начал задавать кучу вопросов: где воевал? Кто по званию? Был ли ранен? Куда едет? Вопросов было столько много и заданы они были с такой скоростью, что Вовкин военный улыбнулся и, немного помолчав, сказал:

–Ну, ты и шустрый! Строчишь и строчишь вопросами. Обожди так нападать-то…

И, видимо, что-то в нём произошло, что-то вздрогнуло, что даже соседи по купе, говорившие о чём-то своём, замолчали.

– Был у меня сын, понимаешь, такой же белобрысый и шустрый… как ты… ну на вроде тебя, сейчас он был бы уже взрослый, но потерялся в войну, вот я его всё и ищу. – По щеке военного сбежала капелька росы.

– Дядь, вы найдёте его!..

Вовке стало как-то неприятно, что он влез куда-то не туда со своими расспросами.

– Да, сынок, может и найду! Ну, да, ладно. А воевал я много и долго, дай бог тебе прожить жизнь и не узнать войн.

Его рассказ был не очень долог. Один из попутчиков достал бутылку "московской" и, молча, разлил её содержимое в стаканы из-под чая. Вовка прослушал историю своего нового знакомого с разинутым ртом, он как будто сам был там, сам участвовал в этих боях, что-то очень знакомое было для него в этих не многословных, но содержательных воспоминаниях солдата, только что? Может это были его, Вовкины сны?

Слушая, он как-то сразу окунулся в те события и живо представлял всё так давно происходившее, хоть и не с ним…

Когда рассказ был закончен, в купе повисла тишина и Вовка, обняв военного, прошептал ему на ухо:

– Дядь, вы найдёте его, да! Найдёте!

И убежал в своё купе.

Потом он всю ночь глядел в окно на мелькающие огоньки – сумеречные призраки ночи, освещённые луной, и всё им услышанное проносилось в его воображении и мыслях кадр за кадром как в кино.

«Война – это плохо!» – Думал Вовка и с этими думами он заснул.

Утром он первым делом заглянул в купе военного, но его там не оказалось, не сейчас и не позже. Наверное, он сошел на какой-то станции в поисках своей семьи и своего сына…

А поезд продолжал движение – всё ближе и ближе приближаясь к Ленинграду.

Город мечты оглушил его с самого перрона. Столько людей в одном месте и сразу Вовка никогда не видел: в небольшом пространстве между двумя поездами, казалось, людей было больше, чем жило в их деревне. И все куда-то шли, толкаясь, и обгоняя друг друга. Вовка вцепился в материну руку, кто-то больно шоркнул его по уху влажным вещмешком, кто-то толкнул пузатым чемоданом. Они стояли посреди этой движущейся толпы, видимо, определяясь – куда двигаться и к какому людскому потоку примкнуть. Но в выбранном направлении им не удалось слиться с движущимся потоком: дед, всё-таки был стареньким и не успевал попасть в ритм движения, но, тем не менее, при входе в здание поток разделился на несколько более мелких и спокойных и, вскоре, они оказались в большом, высоком помещение вокзала с огромными окнами и многочисленными рядами скамеек, как в кинотеатре в его деревне.

Вовка всё это время, пока они шли по перрону, смотрел себе под ноги и следил за передвижениями людских ног: одни быстро семенили, другие шагали широко, третьи, как его – двигались с прискоком. А теперь, оказавшись внутри вокзала, он вертел головой, разглядывая бесчисленное множество причудливых узоров и скульптурок на стенах и потолке. Расположившись на свободных местах, они стали ожидать встречающих их родственников. Вовкино внимание привлекли большие прозрачные, видимо стеклянные ворота, которые сами открывались перед людьми, а потом закрывались тоже сами. «Как это происходит?» – подумал он и пошёл знакомиться с этим чудом. Постояв, некоторое время, возле этих толстых стеклянных дверей и не увидев «руки», с помощью которой они могли раскрываться то наружу, то вовнутрь, Вовка просунул ладошку между дверью-стеклом и стальным косяком. В это время дверь отворилась, и Вовкина рука оказалась зажатой как в тисках. Его крик заглушил шум вокзала…