Поезд резко дёрнулся, и Олег огляделся. А ведь народу в вагоне заметно убыло, и словоохотливый старичок-сосед уже сошёл. Зато напротив устроилась напрасно молодящаяся дама – разложила на лавке пудреницы и баночки с кремами и наводит марафет. Неужели не понимает, стерва, что окружающим смотреть на её манипуляции попросту противно? Во, ещё и щипчики достала, принялась выщипывать растущую на подбородке щетину. Тьфу, пропасть! Этак она и прокладки на глазах у всего честного люда сменит… Придётся пересаживаться, пока не стошнило.

Заквакал-захрипел что-то неразборчивое динамик. Судя по времени, следующая станция уже Линёво. Можно считать – приехали. Игорь хвастался, что сумел-таки отбить археологам телеграмму, и непланового «инкассатора» непременно встретят. Ну что ж, будем на это надеяться – топать шестнадцать километров пешедралом совсем не хочется, про такси в деревне небось и не слыхали, а попутка к месту раскопок едва ли будет…

Желающих сойти с поезда оказалось немного, наплыва отъезжающих тоже не наблюдалось, поэтому Яркова журналист заметил издалека. Впрочем, могучая фигура археолога не затерялась бы ни в какой толпе (Олег всегда с некоей внутренней опаской подавал ему руку для приветствия, ожидая, что пальцы хрустнут в мощной пятерне).

– Глазам своим не верю! Ты ли это? – и Евгений заключил Алексеева в медвежьи объятия.

– Тебя же вроде предупредили…

– Игорь написал в телеграмме, что едет нарочный, и только. Я и предположить не мог, что это будешь ты! Даже и не подготовился к встрече…

– Ладно-ладно, так я и поверю, что у тебя ничего в заначке нет… Да и я не пустой приехал, – усмехнулся Олег.

– Но какими ветрами? Надолго?

– На пару дней. Очерк о ваших достижениях заказали. Аж для самой Москвы. Ты ж у нас знаменитость.

– А! – археолог раздражённо фыркнул в седоватую бороду. – Как говаривала одна моя знакомая: «Не нужно похвал, лучше отдайте наличными».

– Кстати… Забирай-ка свою передачку.

– Это не передачка, а подачка… Что, брат, так смотришь? Если бы ты знал, как надоело вместо того, чтобы делом заниматься, сшибать копейки и попрошайничать. Ладно, не буду плакаться… Знакомься, – Евгений подтолкнул поближе курчавого паренька: – Это Маслов, наш многостаночник: археолог, а по совместительству комендант базы и внештатный энтузиаст-экстрасенс, всё время подсказывает нам, где нужно копать и на какую глубину.

– И сбываются предсказания? – Олег пожал руку зардевшегося студента.

– Когда как, – усмехнулся Ярков. – Но он ошибаться уже боится: ребята отлупить пообещали.

– Евгений Васильевич… – насупился Маслов.

– Ладно-ладно, не дуйся, – хлопнул его по плечу археолог. – Забирай посланное начальством и шагай к машине, мы тебя догоним.

– Ты, говорят, по таёжным дебрям попутешествовал? – спросил Евгений, когда студент отошёл.

– Это какая же сорока в вашу глушь новости на хвосте носит? – удивился журналист.

– Телевизор у нас показывает только рябь, но звук доносит исправно, – пояснил Ярков, – так что мы его периодически включаем… Что там с Артишоком-то приключилось?

– Если честно, и сам не знаю, – пожал плечами Олег. – Полез за каким-то бесом в реку, и…

– «Жил грешно и умер смешно»[6], – констатировал археолог. – Честно говоря, мне всегда казалось, что этот поганец плохо кончит. Очень уж он любил на неприятности нарываться. Из-за глупости своей или наглости, я так до конца и не понял… А Елена как всё это пережила?

– Никак. Они уже сто лет, как расплевались.

– Ну и правильно, – одобрил Ярков и сменил тему разговора: – Мы сейчас в магазин заедем, прикупим пожевать что-нибудь да долги отдадим: не поверишь, вторую неделю уже продукты взаймы беру, хорошо ещё, что люди здесь верить друг другу не разучились. А потом рванём на раскопки, и я тебе такую, брат, штуку покажу, что ахнешь!

«Неужели Женька нашёл Ключ?» – мелькнуло в голове Олега.

– Вчера только захоронение вскрыли, – продолжал археолог. – Всё свеженькое, страшненькое, такое читатель страсть как любит…

«Вчера? Странно, бляшки, как я понял Игоря, уже несколько дней как нашли. Ничего не понимаю…» – подумал Алексеев.

Над поселковым магазином появилась яркая вывеска «Супермаркет», но внутреннее содержание сельмага от этого не изменилось: всё те же запылённые трёхлитровые банки с соком, выложенные штабелями банки консервов… В скудном книжном отделе – полкой над сложенными друг на друга автомобильными шинами – ничего, что могло бы привлечь внимание заезжего горожанина, не то что раньше, когда книголюбы, приезжавшие на электричках, в первую очередь устремлялись сюда. Появились, правда, многочисленные коробки, наполненные разнообразной жвачкой, но журналисту эти признаки перемен не были интересны ни с какой стороны. Археологам – тем более, они сосредоточили своё внимание на продуктах, призванных укрепить плоть занимающихся тяжёлым физическим трудом.

Маслов, сосредоточенно наморщив лоб, что-то вычёркивал в потёртом блокноте, а Ярков молча переносил пакеты и коробки в багажник своей машины, подогнанной к входу в торговую точку. Олег ему помогал.

Наконец студент появился на пороге – было заметно, что сумка с присланными деньгами изрядно отощала. В руках комендант-экстрасенс держал пакет с конфетами-карамельками.

– Что это вас на сладкое потянуло? – спросил журналист.

– Это не нам. К детям заедем, – туманно пояснил Евгений, заводя мотор.

«Жигули» Яркова покрутились по улочкам пристанционного посёлка и вскоре вскарабкались на высокую дамбу, по которой и была проложена дорога, оказавшаяся, к удивлению Алексеева, в весьма приличном состоянии. Правда, и дождей в последнее время не было.

По обочинам тянулись поля, не слишком ухоженные, заросшие сорняками. Потом показалась пустошь, сплошь покрытая весёлыми молодыми берёзками.

– Лесопосадки? – кивнув на задорно тянущие к небу ветки тонкие деревца, поинтересовался Олег.

– Ага, посадки, – хмыкнул археолог. – Ельцинские.

– Как это? – не понял журналист.

– Да очень просто. Забросили поле, вот оно и зарастает. Это ж только наши дельцы от политики были уверены: отдай крестьянину землю, и он всю страну продуктами завалит. О том, что для этого нужны семена, техника, удобрения и протчее, и протчее, и протчее, никто, естественно, не задумался.

– Рынок должен сам всё нормализовать, – подал голос устроившийся на заднем сиденьи Маслов.

– А где ты видел этот рынок-благодетель? – хмыкнул Евгений. – На заре зарождения капитализма он, может быть, и существовал, а сейчас? Спроси об этом у своих преподавателей. Впрочем, не нужно, а то ещё сессию не сдашь.

– Думаешь, не прокормит частник Россию? – спросил Олег.

– Не-а. Без помощи государства ни в жизнь. Сам он с голоду, пожалуй, не помрёт, но чтобы всю страну накормить… Будем покупать разную картошку-моркошку в Забугорье, а недоучки, объявленные ныне умниками, подадут всё это как интеграцию в мировую экономику.

– Что-то пессимистично ты, дружище, настроен…

– Жизнь такая. А я историк, значит, должен оценивать происходящее реально… Держитесь-ка…

Машина плавно съехала с дамбы и запылила в сторону каких-то строений, укрывавшихся в небольшой берёзовой рощице.

– Здесь детский дом, – пояснил Ярков, выворачивая руль так, чтобы «жигуль» не съехал в глубокий кювет. – Заедем ненадолго, передадим детишкам гостинцы…

Давно они уже вновь выбрались на дамбу, а перед глазами журналиста до сих пор стояли серьёзные лица детей, по разным причинам оставшихся без семьи, их тихие голоса, произносящие «спасибо» людям, которые привезли им дешёвенькие карамельки…

– Чего молчишь? – спросил археолог.

– Перевариваю увиденное, – признался Олег. – Почему-то вертятся в голове слова «чистенькая нищета»…

– Да уж… – скрипнул зубами Ярков. – Тут ещё ничего. А вот я несколько лет назад побывал у коллег, роющих скифский могильник под Тирасполем. Там неподалеку школа-интернат для детей с задержкой в развитии, тех, кто и поухаживать за собой не может. Вот где, брат, жутко становится. Республика нищая, в блокаде, денег нет. Дети оборванные, на головах у некоторых колтуны какие-то вместо причёски. Особенно страшно на девчонок-подростков смотреть: физически они уже созрели, а разум трёх-четырёхлеток. Как вспомню, так мурашки по коже…